Сценарий счастья - Сигал Эрик - Страница 12

• Предыдущая
• 12/46
• Следующая

Милан, Сентябрь 1953 года

Они выстроились по ранжиру. Первым — господь бог. Затем Дева Мария. И младенец.

С первыми двумя самые почетные гости из тех, кто собрался в Миланском кафедральном соборе, были хорошо знакомы. С малышкой же им предстояло увидеться впервые. Девочка появилась на свет несколько дней назад.

Она была дочь Джан-Баттисты Далессандро, владельца крупнейшего итальянского концерна «ФАМА». И это было ее первое появление в свете.

Премьер-министр держал ребенка на руках, а кардинал произносил латинский текст, которым нарекал ее Сильвией Марией Далессандро. Мать новорожденной, Катарина, шепнула мужу: «Жаль, что я не верю в бога, а то я бы его отблагодарила».

Он широко улыбнулся и обнял жену.

— Он есть, любимая. Иначе бы мы с тобой не встретились.

Знаменитости слетелись на крестины со всего света, но в каком-то смысле самый длинный путь проделал Марио Ринальди. Ведь лучший друг и соперник Джан-Баттисты родился в захолустном местечке на юге Италии и до десятилетнего возраста не знал даже, что такое собственная пара обуви. Сейчас он был президентом группы крупнейших компаний, вторым в списке богатейших людей Италии, на чьих предприятиях производились самые разнообразные изделия — от фенов для волос до вертолетов, не говоря уже о покрышках, которыми укомплектовывался каждый автомобиль, сходящий с конвейера «ФАМА».

Хотя в центре внимания снова был Джан-Баттиста, вокруг которого вились промышленные магнаты, у Марио было утешение: ни второй брак, ни какие угодно деньги так и не помогли его другу обзавестись сыном и наследником.

И здесь у Марио было неоспоримое преимущество.

Наблюдая, как священник окропляет святой водой головку малышки, Марио шепнул стоящему рядом темноволосому подростку:

— Она станет твоей женой.

Юный Нико, которому только-только исполнилось шестнадцать, не знал, считать это приказом или пророчеством.

Наследник богатств группы «МЕТРО» Нико Ринальди достиг совершеннолетия, не проработав ни дня. И не собирался этого делать.

Дабы ублажить отца, Нико окончил университет, оказав существенную материальную поддержку нескольким студентам, которые писали за него курсовые работы и даже сдавали экзамены. У Нико были занятия поинтереснее.

Он с детства был влюблен в скорость — на земле, в воздухе и на воде. Эта всепоглощающая страсть давала ему широкие возможности рисковать своей жизнью.

Летом он ставил свою гоночную яхту на прикол в гавани Ниццы и в компании таких же шалопаев оккупировал гостевую виллу в отцовском поместье.

Джан-Баттиста Далессандро старался привить дочери осторожность в отношении чужаков, но Нико — сына своего соседа по Ривьере — он к таковым не относил. Кроме всего прочего, Нико был любимым партнером Джан-Баттисты по теннису, они из года в год устраивали нескончаемый турнир длиною в целое лето. Оба терпеть не могли проигрывать.

Сильвия обычно сидела возле корта, время от времени поднимаясь, чтобы на английском, французском и итальянском языке объявить счет.

Нынешняя «повелительница» Нико, роскошная Симона Гаттопардо, была в восторге.

— Как-нибудь сыграем вдвоем? — предложила она как-то девочке.

— По какой ставке? — бесхитростно спросила та. — Папа с Нико всегда играют на очень большие деньги.

— Это она говорит, чтобы тебя деморализовать, — с улыбкой сказал Нико.

— Милая у тебя племянница!

— Она мне не племянница, она мой друг, — уточнил Нико и, обняв Симону за плечи, направился к террасе.

Сильвия смотрела им вслед и еще не понимала, что одолевшее ее неприятное чувство называется «ревность».

А Нико, конечно, был слишком увлечен своими романами, чтобы замечать, что девочка его боготворит.

Как-то зимой отец и дядя Марио взяли Сильвию в Кортина д'Ампеццо на соревнования по бобслею, в которых должен был участвовать Нико. Глядя, как ее герой со своим напарником вихрем летят по треку, она почувствовала, как парит вместе с ними частичка ее существа, обычно запертая в рамки приличий и удушенная телохранителями. Нико в буквальном смысле воплощал ее тайные мечты о свободе.

К концу соревнований его сани налетели на подтаявшее пятно, потеряли управление и несколько раз перевернулись. Напарник Нико высвободился из сиденья цел и невредим. Чего нельзя было сказать о Нико.

Сильвия рыдала. Отец ее утешал.

На станции «Скорой помощи» врачи обследовали сломанные кости Нико и подготовили его к транспортировке в Милан вертолетом.

— Ты поправишься? — со слезами на глазах спросила Сильвия.

— Конечно, радость моя, — ответил он с бравадой. — Я несокрушим!

Вскоре Джан-Баттиста навестил молодого Ринальди в его просторной палате на верхнем этаже дорогой клиники и доложил жене и дочери:

— Возможно, ему придется провести там несколько месяцев.

Надеюсь, врачи пересадят ему хотя бы крупицу мозгов, — неодобрительно заметила Катарина. — Может, он тогда найдет себе более достойное применение.

— Мне кажется, он уже кое-что предпринимает в этом направлении. Список его посетителей напоминает справочник «Кто есть кто в мире бизнеса». Думаю, теперь он будет сражаться за золотые медали в этой сфере.

— Отлично! Ему давно пора остепениться. Не понимаю, чего он ждет?

В этот момент Сильвия, тихонько игравшая рядом, прощебетала:

— Меня.

Весной 1964 года Катарину Далессандро похитили боевики одной левацкой группировки и запросили колоссальный выкуп.

Итальянская полиция проявила чудеса расторопности — что было для нее нехарактерно — и заблокировала все банковские счета Далессандро, дабы семья не могла пойти на поводу у террористов.

В этот момент отец и сын Ринальди повели себя как настоящие друзья.

Пока Марио летал в Лондон за долларами, Нико мчался в Лугано за швейцарскими франками, чтобы Далессандро было с чем прийти на встречу с вымогателями.

К несчастью, карабинеры, прослушивавшие все телефоны, поспели к террористам раньше, чем чемодан с деньгами.

В перестрелке Катарина была убита.

Едва получив это известие, Джан-Баттиста заперся у себя в комнате. Окружающий мир потерял для него всякий интерес.

Понимая, что нужен дочери, он в то же время не находил в себе моральных сил для общения. Это было похоже на жизнь за стеклянной стеной. Он видел и слышал других людей, но не мог к ним прикоснуться.

Задача утешения Сильвии легла на плечи Нико.

Накануне похорон, пока отец уединился с Джан-Баттистой в его кабинете, молодой Ринальди направился в детскую.

В комнате никого не было, повсюду были разбросаны куклы и игрушки.

Тогда он спустился вниз и вышел в сад, миновал безжизненный бассейн, затем — такой же безлюдный теннисный корт.

Наконец, переведя взор в сторону фонтана, он увидел Сильвию. Она сидела на скамейке, уставившись в пустоту. Ее гувернантка мисс Тернер пыталась отвлечь ее от грустных мыслей чтением вслух.

На лице десятилетней девочки застыло выражение полной безысходности.

Даже при виде Нико она не улыбнулась и не бросилась, по обыкновению, ему навстречу.

Кивнув гувернантке, Нико присел с другой стороны от девочки и негромко заговорил:

— Сильвия, мне так жаль, передать не могу. И твою маму. И тебя.

Наступило недолгое молчание. Потом девочка ответила безжизненным голосом:

— Этот мир такой ужасный.

— Да, я понимаю, сейчас тебе все кажется невыносимым. Но нельзя сдаваться! Ты же знаешь, твоя мама бы этого не хотела.

Она помотала головой. На лице ее отразилось замешательство.

— Нико, папа не хочет со мной разговаривать! Разве я чем-то провинилась?

— Дай ему немного времени. Он изо всех сил пытается пережить свое горе.

Она взглянула вопросительно.

— Ты веришь в бога?

— Разве тебя этому в школе не учат?

— Да, но я сейчас тебя спрашиваю. Веришь?

— Ну… временами.

— Мне больше всего хочется спросить у него, что моя мама сделала плохого, что он ее так наказал.

• Предыдущая
• 12/46
• Следующая