Операция «Гадюка» (сборник) - Булычев Кир - Страница 21
- Предыдущая
- 21/253
- Следующая
Кроме того, к стенам были прикноплены какие-то листовки, плакатики, записки, карикатура на Гайдара и большой плакат из военного кабинета, на котором был показан в общем виде и в разрезе автомат Калашникова и объяснялось, как его разбирать и смазывать.
За одним из столов сидел молодой человек при усиках и в черной кожаной куртке.
— Ну как? — спросил Порейко. — Кончаешь?
— Скоро кончу, Дмитрий Трофимович, — ответил молодой человек.
Порейко обогнул второй стол, что стоял как раз между портретом и знаменем, и уселся за него. Я оглянулся в поисках стула. Стула не оказалось.
— Ты садись, садись, — сказал Порейко, который отлично видел, что стула в комнате нет.
Я молча направился к другому столу и сказал молодому человеку с усиками:
— Привстань.
— Зачем?
— Привстань!
Тот вскочил. Я взялся за спинку стула, перенес его к столу. Одноглазый Джо ринулся было ко мне, но Порейко остановил его, подняв ладонь.
— Дмитрий Трофимович, — пожаловался усатик, — я так не успею.
— Пиши стоя, — ответил Порейко.
Смотри-ка, а он находчив и хладнокровен и, видно, привык общаться с нахалами вроде меня!
— Ты из той комнаты принеси, — подсказал Джо и широко улыбнулся. А когда парень ушел, он сказал: — Ну, ты даешь!
— Помолчи, — велел ему Порейко. — Иди погуляй, пивка выпей и Жору с собой забери.
— Будет сделано, — сказал Джо.
Мы остались одни.
— А теперь рассказывай, — ровным вялым голосом произнес Порейко, — кто и зачем тебя сюда прислал. Что тебе нужно от нас?
— Это вместо здравствуйте? — спросил я.
— Ты говори, говори…
— Слушайте, мне такой разговор не нравится, — сказал я. — Я к вам не напрашивался, вы меня позвали, а теперь все наоборот?
Я должен быть прост, но не так уж и прост.
— Город у нас небольшой, каждый человек на виду. С чего бы тебе к нам приезжать?
— Повторяю по буквам, — сказал я. — Можете проверить у Аркадия, тем более что вы с ним знакомы. Пошлите телеграмму тете Нине. Что вам еще показать?
— Паспорт, — сказал Порейко, протягивая открытую ладонь.
— Зачем я буду вам паспорт показывать?
— Покажи.
Я отрицательно покачал головой.
— Ты в самом деле собираешься в нашем городе жить? — спросил Порейко. — Так учти, что за первый же день нажил себе опасных врагов. И они тебя на улице тут же подхватят. Зачем тебе враги? Это же смертный приговор.
Я подумал — недолго, секунд пять, — достал из внутреннего кармана бумажник, из него — паспорт.
Паспорт был самый настоящий, с моей фотографией, только некоторые данные были изменены. Но умеренно. Так, чтобы при проверке не возникло подозрений. Моя мать, Зинаида, вышла замуж за одного железнодорожника, когда мне было пять лет, и уехала из нашей деревни. Так что мое рождение и родственные связи с семейством Лопухиных подтверждались.
Докопаться до правды было возможно, но этого надо было очень захотеть. Я надеялся, что такого желания не возникнет. Если я буду вести себя естественно.
Порейко перелистал паспорт.
— Прописан в Каунасе. Это еще что такое?
— Я женился там, — ответил я. Мне сделали эту женитьбу, надеясь, что проверить мое прошлое в Литве будет сложнее, чем в Калуге.
— На литовке? — Я понял, что литовцы для него хуже негров.
— На нашей, — успокоил я Порейку. — Только мы расстались.
— Ага, — сказал Порейко, — …зарегистрирован с гражданкой Кузнецовой… И почему же расстались?
— Не сидится мне на месте, — ответил я.
— Паспорт пока побудет у меня, — сказал Порейко. Он прихлопнул его ладонью.
— Я что, к ментам попал? — спросил я.
— Ты к серьезным людям попал. Так что рассказывай дальше свою биографию.
— Не пойдет, — сказал я. — Надоело мне. Что за страшилки? Обойдусь я без вашего покровительства.
— Не обойдешься. Рассказывай дальше.
— Но хоть скажите, кто вы такой, — взмолился я.
Порейко смилостивился.
— Тайны тут нет, — сказал он. — Я председатель меховской секции «Союза ветеранов — XX век». Слышал о таком Союзе?
— Союз ветеранов Афганистана? — спросил я.
— Не совсем так. «Союз ветеранов — XX век». Мы объединяем все здоровые силы в ветеранском движении под лозунгами единства и нерушимости нашей родины. Ясно?
Текст был прочитан как с плаката, хотелось посмотреть по стенам — откуда же он прочел эти громкие слова?
— Ну что ж, — сказал я, даже без особого желания, так, к слову пришлось, — значит, мне у вас надо зарегистрироваться.
— А ты что, ветеран? — Порейко был удивлен. — Ты же сказал, что только на действительной был.
— И еще три года, — сказал я.
— И где же служил?
— Я много где служил.
— А ты говори, нам спешить некуда.
Я принялся рассказывать вымышленную боевую биографию, путь советского конкистадора конца XX века. Моя «легенда» была относительно скромной, чтобы максимально снизить риск от встречи с бывшим однополчанином. Правда, дядя Миша не успел толком проверить все личные дела меховских ветеранов, но он был почти уверен, что там не было абхазцев и никто из них не побывал в Африке. Африку придумал я сам — наемник в Сомали! Я еле спасся, когда власть переменилась. Но везде — механик-водитель, не снайпер, не террорист — избави боже, просто хотелось посмотреть мир и немного заработать. Мир кое-как посмотрел, большей частью через прорезь в БМП, заработать не удалось — плохо у меня держатся деньги.
Порейко слушал меня, почти не перебивая, делал пометки в черном блокноте. Когда я бежал из Сомали в Киншасу, скептически покачал головой и сказал: «Клуб кинопутешественников».
— Да ты, может, снаряды возил для черных! — взвился Порейко.
— А ты считал? — спросил я. — Кто эти снаряды возил и кто дачи себе строил? Там и без снарядов было что возить.
Я закончил рассказ своим появлением здесь. Захотелось осмотреться, может, осесть, хотя люблю я больше крупные города, а может, отправлюсь дальше. Как получится. Главное — я мирный человек, приехал с дружескими намерениями и встревать в войны не желаю…
— Черт тя знает, — сказал по завершении моей одиссеи Порейко. — Черт вас всех знает.
— Мне можно идти? — спросил я.
— Нет, — сказал Порейко.
Он поднялся, решительно кинул мой паспорт в ящик своего стола, вернее, ему показалось, что он кинул мой паспорт в ящик стола, — на самом деле паспорт уже был у меня в кармане. Но мало ли кому что кажется.
— Пойдем с тобой вместе, — сказал он.
Стоя, он расчесал свои кудри, распределив по лысине параллельными прядками, кликнул Одноглазого Джо и велел усатику садиться за завершение какого-то документа.
— Сейчас навестим Одуванчика, — сказал он своему адъютанту.
— Он сейчас в мастерской занят, — с почтением в голосе ответил Джо.
Порейко вылетел из комнаты подобно Петру Первому на каком-то полотне Лансере и помчался, поднимая ветер.
За ним бежал Одноглазый Джо и сзади — я.
День уже разгорелся, солнце светило жарко и влажно, под ним подушками лежали сизые тучи.
Люди оборачивались, глядя на нас, Порейку узнавали, некоторые пытались приветствовать его. Но Порейко никого не видел.
Мы промчались вдоль рядов рынка, в конце их у забора была мастерская «Металлоремонт», типичная хижина дяди Тома с окошком, как в заводской кассе.
Но мы не стали заказывать ключ, Порейко обогнул мастерскую сбоку, толкнул дверь, а мы с Джо остались снаружи, на пороге, потому что места внутри хватало лишь для длинного верстака с вальцами, половинки стола, где были сложены инструменты, и стула, на котором сидел хозяин мастерской Одуванчик.
Я сразу понял, почему его зовут Одуванчиком. Он был смуглым, загорелым или с детства смуглым, а тонкие завитые волосы вокруг лысинки-тыквы казались одуванчиковым белым пухом. А лицо у него было гладким и добрым, с большими бараньими глазами.
— Все знаю, — сказал он, не оборачиваясь и не переставая обтачивать болванку. — Все слышал. Страшно недоволен. Всех накажу. А ты, Трофимыч, своих тоже накажи.
- Предыдущая
- 21/253
- Следующая
