«Венгерская рапсодия» ГРУ - Попов Евгений Владимирович - Страница 40

Содержание письма произвело глубокое впечатление на участников совещания. Правильность решения регента уже не вызывала ни у кого сомнения.

В тот же день началась подготовка к отъезду делегации в Москву. Ее возглавил генерал-полковник Габор Фараго (это звание ему срочно присвоили, чтобы повысить официальный уровень делегации).

Хорти ознакомил генерала Фараго перед отправкой в Москву с основными требованиями. Делегация должна была настаивать при переговорах с советской стороной:

— на обеспечении свободного отхода немецких войск из Венгрии;

— на участии англо-американских войск в оккупации страны;

— на недопущении к участию в оккупации войск «малых государств» (то есть соседей Венгрии).

В состав делегации вошли опытный дипломат Домокош Сент-Иваньи и профессор университета Геза Телеки, сын известного политического деятеля графа Пала Телеки, покончившего с собой в 1941 г. после грубого вмешательства гитлеровской Германии во внутренние дела Югославии, с которой незадолго до этого он подписал договор о дружбе и сотрудничестве.

Шифры для делегации были подготовлены крупным специалистом в области криптографии генерал-полковником в отставке Покорни.

Переодевшись в охотничьи костюмы, члены делегации отправились в сторону словацкой границы. Их снабдили на всякий случай подложными документами, водители получили сменные номера для автомашин. Одну из автомашин в распоряжение членов делегации предоставила невестка адмирала Хорти (вдова погибшего старшего сына). Ирония судьбы — эту автомашину она получила в подарок от Адольфа Гитлера. Вечером члены делегации прибыли на границу. В крепости Гач их ожидали посвященные в план секретной операции граф Форгач, граф Зичи и жандармский капитан Нергеш. Границу пересекли пешком. На словацкой стороне членов делегации уже ждали представители партизан. 29 сентября на рассвете венгров перевезли в Зволен.

Все тайное, как справедливо говорится, со временем становится явным. После войны стали появляться различные публикации, воспоминания участников событий военных лет. Привлекло к себе внимание ученых Венгрии и Советского Союза и «письмо Макарова». Этим вопросом занимался, в частности, крупный советский специалист по истории Венгрии профессор А.И. Пушкаш. Большую работу, связанную с поиском «пропавшей грамоты», проделал венгерский историк профессор Будапештского университета М. Кором.

Многие венгерские исследователи склонялись к тому, что письмо было действительно написано партизанским комиссаром по заданию советского руководства, чтобы подтолкнуть Венгрию на переговоры о перемирии. Но с таким же основанием можно было предположить, что этот документ был сфабрикован с помощью венгерских разведорганов, чтобы дать регенту аргумент в пользу направления венгерской делегации в Москву.

Подполковник Макаров действительно был комиссаром одного из партизанских отрядов на территории Словакии. Однако, что касается подлинности «его письма», то исследователи обнаружили целый ряд элементов, которые дают основание полагать, что он был не способен написать его. Во-первых, отсутствуют какие-либо следы его подготовки, черновики, копии, упоминания в советских архивных материалах. Во-вторых, сомнительно, чтобы советское руководство могло рассчитывать, что регент Венгрии всерьез отнесется к документу, подписанному никому не известным подполковником из партизанского отряда, — ведь для этой цели можно было подобрать авторитетного военного или политического деятеля. Наконец, условия перемирия могли быть переданы графу Зичи в устной форме. Он был достаточно солидным человеком, чтобы его слова были приняты регентом на веру. И самое главное — о письме Макарова ничего не было известно ни штабу партизанского движения, ни политуправлению Красной армии, ни Наркомату иностранных дел, мимо которого подобный документ никак не мог пройти.

И уже совсем странно, что графологически подпись под документом не совпадает с подлинной подписью Макарова. Больше того, в «подписи» Макарова под письмом допущена ошибка: вместо русской буквы «р» написана латинская буква «г». Трудно поверить, чтобы человек мог допустить ошибку в написании собственной фамилии. К тому же в письме должность подполковника Макарова указана ошибочно: он был комиссаром, а не командиром отряда, как написано в письме.

К сожалению, ни командира партизанской бригады, ни его политкомиссара уже нет в живых, и историки не смогут получить достоверные сведения из первоисточника. Странно и то, что о «письме подполковника Макарова» ничего не было известно начальнику штаба повстанческой армии.

Генерал-майор И.И. Скрипка рассказал, что командир партизанского отряда Волянский и Макаров докладывали ему о встрече с венгерским помещиком графом Зичи, который интересовался, могут ли партизаны перебросить по воздуху венгерскую делегацию в Москву.

Однако ни о каком «письме Макарова» адмиралу Хорти никто даже не упоминал. «Только после войны я узнал, — сказал И.И. Скрипка, — что историки пытаются разобраться с вопросом о письме, якобы направленном регенту Венгрии комиссаром партизанской бригады. Уж если исходить из того, что такое письмо действительно могло быть послано, то логично было бы предположить, что его должен был бы подписать командир бригады Волянский, а не комиссар».

Надо иметь в виду, что и Волянский, имевший звание старшего лейтенанта, и Макаров, носивший погоны подполковника, скорее всего, присвоили себе эти звания сами в партизанском отряде. Макаров, до войны учитель, был капитаном. Но комиссар бригады должен был иметь звание выше, чем его подчиненные, так он стал подполковником.

Командир партизанского отряда Волянский был от природы умным, смелым и решительным человеком, но он сознавал, что у него нет необходимой подготовки, поэтому многие вопросы он перекладывал на своего заместителя — Макарова. Но и Макаров просто-напросто не в состоянии был подготовить письмо главе государства с условиями, на которых советская сторона согласна вести переговоры о перемирии с руководством Венгрии. У него не было даже представления о проблемах, которые излагались в приписываемом ему письме. Комиссар отряда просто не располагал достаточными знаниями ни о политике, ни об истории Венгрии.

Волянский безусловно сообщил бы мне, если бы возникла необходимость передать какой-либо документ венгерской стороне. Когда граф Зичи установил контакт с партизанами, командир бригады поставил меня об этом в известность. Я информировал об этом штаб партизанского движения Украины. После согласия командования венгерская делегация была принята. Ее разместили в Зволенской крепости в отдельном доме. Помню, что приехавшие венгры привезли с собой 12 чемоданов. Присланный за ними легкий самолет не мог взять трех человек с таким багажом. Венгры наотрез отказались оставить в Зволене часть багажа, сославшись на то, что они везут с собой много важных документов.

Я направил телеграмму маршалу Коневу, в которой сообщил о сложившейся ситуации. Из Киева пришло сообщение, что за делегацией будет прислан более вместительный самолет.

До прилета самолета я встретился с членами делегации. Генерал Габор Фараго произвел на меня впечатление сдержанного, умного человека. Член делегации Сент-Иваньи предложил обсудить условия, на которых может быть заключено перемирие. Я ответил, что он задает вопросы, ответ на которые может дать только высшее командование или правительство. Поэтому нет смысла обсуждать эти вопросы, тем более, что делегация через несколько дней будет в Москве и сможет получить там исчерпывающую информацию. Генерал Фараго согласился с моими доводами. Третий член делегации граф Телеки присутствовал при беседе, но участия в ней не принимал. О нем у меня не сложилось никакого впечатления.

Вскоре из Киева на аэродром «Три дуба» прибыл самолет «Дуглас», в котором было достаточно места и для членов делегации, и для багажа. До Киева делегацию сопровождал подполковник Макаров.