Беспокойный инок Игнатий - Северов Петр Федорович - Страница 4
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
Анциферов понял: приказчик почуял недоброе и заранее предупредил своих казаков. В смешное и обидное положение поставил себя атаман: отдал богатейшую казну, а теперь должен был вернуться к своим с пустыми руками! Посмеётся над ним Козыревский, посмеются и другие казаки: хитёр атаман, да нашлись ещё хитрее!
И решил Анциферов действовать напрямую.
— Дельце тайное есть у меня, любезный Василий Севастьянович, — сказал он, озабоченно поглядывая по сторонам, — государственной важности. Надо бы с глазу на глаз потолковать…
— А кто нас услышит? — удивился Щепеткой. — Служилые? У меня от них секретов нет. Говори. Они — тоже государевы люди.
— Неловко это, Севастьянович, выходит… Пройдём-ка в твою горницу, поговорим.
— Что за тайна?.. Говори здесь.
Служилые Щепеткого уже сомкнулись вокруг него тесным полукругом. И атаман понял, что не успеет он ступить даже шагу, как будет сражён насмерть.
— Ну, ежели нынче ты не расположен, — сказал Анциферов, изо всех сил стараясь улыбнуться, — поговорим в другой раз…
Спокойные глаза приказчика, показалось Даниле, смеялись.
— Пожалуй, — согласился Щепеткой. — Да только в другой раз побольше ясака привози. Следовало бы тебе пойти на реки Колпакову и Воровскую, потом к авачинцам завернуть, — опять они не хотят ясак платить.
— Ты доверяешь мне такое дело? — удивился атаман.
— А почему бы не доверить? — с чуть уловимой улыбкой спросил Щепеткой. — Вот нынче богатую казну ты сдал. Будем надеяться, что и в другой раз не подведёшь. Я не судья тебе, судьи ещё приедут. Я как служилый человек с тобой говорю.
Крепко задел он этими словами атамана, в самоё сердце уязвил, но придраться Анциферов не мог: Щепеткой оказывал ему доверие.
Раздражённый до крайности, Анциферов покинул острог. Когда он выехал со спутниками за ворота, караульный со сторожевой вышки вслед им крикнул:
— Эх и попировали, голубчики, да горек, видно, мёд!
Никто из казаков не оглянулся. Анциферов хмурил брови и скрипел зубами.
Лютая злоба вдруг охватила атамана. Козыревский — вот кто во всем виноват.
Ну, рассчитается же он теперь с есаулом!
Но прежде необходимо было покончить с неугомонными авачинцами.
…Группа авачинских воинов встретила Анциферова ещё на дороге, всячески выражая свою радость. Ему подносили шкуры бобров, звали его в селение, а здесь сам старшинка широко распахнул двери прочного обширного балагана.
— Дорогому гостю — честь и слава! Мы не подчинились Щепеткому, но мы подчиняемся Анциферову, потому что знаем: это самый смелый человек на всей Камчатке!
Польщённые такой почётной встречей, атаман и несколько верных ему казаков вошли в балаган. Из предосторожности Анциферов сразу же потребовал заложников. В балаган вошло шестеро пожилых камчадалов.
— Смотри; атаман, — сказал старший из них, — тебя ждут лучшие угощения, а завтра мы дадим тебе все, что имеем: много мехов бобра, и соболя, и чернобурой лисицы… Угощайся, атаман!..
Ночью Анциферова разбудил какой-то шум. Вскочив, он увидел, как снизу, из-под земли, закрывая выход, поднялся прочный дубовый заслон…
Атаман бросился к заслону и ударил в него кулаком, но толстые брусья даже не покачнулись.
— Огонь! — закричали вдруг заложники.
Лишь теперь Анциферов понял, что эти шестеро камчадалов решили погибнуть в огне, лишь бы погубить его, ненавистного атамана. Он угрожал, плакал, просился. Но все было напрасно. Вскоре пламя заметалось над их головами.
Может быть, в последние свои минуты вспомнил непутёвый атаман пророческие слова Атласова: «Умереть тебе в мучениях и в позоре…»
Казаки не спасали своего предводителя. Им и самим едва удалось выбраться из селения, где каждая юрта сыпала стрелами и каждый пригорок рушился глыбами камней.
Узнав о гибели атамана, Козыревский, казалось, не был ни удивлён, ни опечален.
— Это, — молвил равнодушно, — может единственный добрый поступок Данилы Анциферова. И судьям облегчение дал и палачу…
Однако и самого Козыревского ждала расплата.
Новый приказчик, приехавший вскоре на смену Щепеткому, долго допрашивал его, грозился кнутами и петлёй; наконец наложил огромный штраф и приказал… Вот уже не ждал такого приказа, даже мечтать о подобном не мог беспокойный есаул! Приказчик повелел ему немедля собираться в дорогу для дальнейшего проведывания Курильских островов!
Было это веление для Козыревского не наказанием, — наградой. Опять увидит он бескрайнюю даль океана, чаек над вспененной волной, таинственные земли, где никто из его соотечественников ещё не бывал!
В 1712 году начальник отряда казаков Иван Козыревский снова собрал сведения о Курильских островах во время похода на юг Камчатки. В следующем году с дружиной в 66 человек он достигает второго острова Курильской гряды, составляет чертежи открытых земель, узнает, что японцы добывают на одном из островов какую-то руду. Из опроса встреченных японцев Козыревскому удаётся уточнить расстояние до японских берегов и начертить приблизительную карту юга Камчатки, Курильских островов и Японии, а также описать Курильские острова и Японию. Почти год Козыревский был сам приказчиком на Камчатке. Он расширил и укрепил старые остроги, построил новые.
Летом 1715 года на Камчатку прибыл новоназначенный приказчик Петриловский.
Козыревский изложил ему свои планы новых походов, которые должны были привести к открытию пути в Японию…
Петриловский внимательно выслушал есаула.
— Хорошие планы, Иван Петрович, и, вижу, отваги для походов тебе не занимать…
— Надо построить больших размеров лодки, — объяснил Козыревский. — Мачты повыше да пошире паруса. За месяц, а может и того менее, в Японию долечу!
— Неужто долетишь?
— Достоверно свидетельствую перед начальством…
Неожиданно Петриловский тихо и хрипло засмеялся, щуря маленькие хитрые глаза:
— А не шибко ли разлетелся ты, сокол?.. Не пора ли крылышки тебе укоротить?
— Это за что же, начальник? — изумлённо спросил Козыревский. — Уж не за то ли, что новые проведал я острова да такую богатую казну собрал?..
— Ежели был бы ты с пустыми руками, — висеть бы тебе на осине, арестант! Или ты думаешь, что старое позабыто? Или мы не ведаем, что ты атамана Анциферова первый был дружок? Ступай-ка в тюрьму и насчёт доли своей ясашной позабудь.
Теперь Козыревский догадался, откуда у Петриловского эта лють: приказчик решил ограбить его и сжить со света, чтобы не было ни жалоб, ни упрёков…
Свирепые тюремщики держали заключённого на воде и хлебе, за каждую малую провинность — будь то непокорное слово или взгляд — нещадно били батогами…
Тайно передал Козыревский челобитную в Москву, но попала она в руки Петриловскому. Приказчик сам явился в тюрьму, велел построить виселицу и вызвал священника.
Седенький попик шепнул заключённому еле слышно:
— Покайся, Иван, что тебе стоит?.. Покайся и скажи, что хочешь идти в монастырь. Ведь Петриловский решился на крайность. Повесит он тебя, обязательно повесит!.. А если скажешь, что в монахи пострижёшься, тут уж и я силу для защиты имею.
…Так бравый есаул Козыревский, открыватель Курильских островов, после молитвы перед виселицей очутился в заштатном монастыре, получив новое звание: инок Игнатий… А вскоре монахи дали ему вполне заслуженную кличку «беспокойный».
Дальнейшая жизнь Козыревского полна злоключений. Ему все же удалось бежать из монастыря. Вырвавшись на свободу, решил он отправиться прямо в Москву. Но в Якутске беглеца заточили в Покровский монастырь. Из Покровского его перевели в Спасский. И опять бежал Козыревский, и опять был пойман. В наказание положил несколько сот поклонов и… снова бежал.
…С интересом разглядывал якутский воевода явившегося к нему беглеца.
— Да неужели ты и есть тот самый Козыревский, что открыл и описал Курильские острова?..
— Он самый, ваше благородие! — отвечал Козыревский.
Воеводе приглянулся этот бывалый грамотный человек, и он оставил его при себе.
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
