Возрождение - Кинг Стивен - Страница 23
- Предыдущая
- 23/86
- Следующая
Я кивнул.
– И раз… и два… и три… и…
Я нервничал, когда играл простой ритм из «Green River», но если бы знал, как классно играет Норман, то вряд ли смог бы вообще сыграть и просто бы сбежал. Он один в один копировал игру Фогерти с точно такими же запилами, как на старом сингле «Fantasy». Музыка захлестнула меня.
– Громче! – крикнул он. – Врубай, и хрен с ним, с фоном!
Я увеличил громкость на большом усилителе до восьми. Голос Норма почти утонул в реве обеих гитар и свисте, похожем на вой полицейской сирены. Музыка несла меня, и я просто следовал за соло Норма, будто скользил на доске по гребню ровной волны длиной в две с половиной минуты.
Песня закончилась, и на нас обрушилась тишина. В ушах звенело. Норм уставился в потолок, размышляя, потом кивнул:
– Не фонтан, но прилично. Немного практики, и ты переплюнешь Нюхача.
– А Нюхач – это кто? – спросил я, чувствуя, что уши все еще заложены.
– Парень, который переезжает в Массачусетс, – пояснил он. – Давай попробуем «Needles and Pins». Группу «Searchers» знаешь?
– Начинать с ми?
– Нет, на этот раз с ре, но не совсем. Вот так. – Он показал, как брать ми с мизинцем, и у меня сразу получилось. Звучало не совсем так, как на записи, но похоже. Когда мы закончили, я взмок от пота.
– Ладно, – сказал он, снимая гитару. – Пойдем в сачок. Мне надо курнуть.
Место для курения располагалось позади здания технической школы. Там ошивались наркоманы и хиппи вместе с сильно накрашенными девчонками, носившими узкие юбки и висячие серьги. В конце слесарного цеха сидели на корточках два парня. Как и Нормана, я видел их раньше, но не знал. У одного были соломенного цвета волосы и много прыщей, а у другого торчали во все стороны курчавые рыжие космы. Они выглядели неудачниками, однако это не имело значения. Норман Ирвинг тоже так выглядел, но оказался лучшим гитаристом, которого я когда-либо слышал вживую.
– И как он? – поинтересовался блондин. Как выяснилось, его звали Кенни Лофлин.
– Лучше, чем Нюхач, – ответил Норман.
Рыжий с безумной прической ухмыльнулся:
– Это ни хрена не значит.
– Да, но нам нужен кто-то, иначе мы не сможем играть в «Грэйндж» в субботу вечером. – Он вытащил пачку сигарет и протянул мне: – Куришь?
– Нет, – ответил я и добавил, не в силах удержаться, хотя и понимал, как глупо это звучит: – Извини.
Норман не обратил на это внимания и прикурил от «Зиппо», на которой была выгравирована змея с надписью «НЕ НАСТУПИ НА МЕНЯ».
– Это Кенни Лофлин. Играет на басе. А рыжий – Пол Бушард, ударные. А этот шкет – брат Конни Мортона.
– Джейми, – представился я. Мне ужасно хотелось понравиться этим парням, чтобы они приняли меня в свой круг, но я не желал, чтобы они с самого начала воспринимали меня всего лишь как младшего брата мистера Футбола. – Меня зовут Джейми, – повторил я, протягивая руку.
Их рукопожатия оказались такими же вялыми, как у Нормана. После этого прослушивания в школьном музыкальном классе я выступал с тысячами гитаристов, и почти все жали руку, как зомби. Словно берегли силы для работы.
– Так что скажешь? – повернулся ко мне Норман. – Хочешь играть в группе?
Хочу ли я? Да если бы он велел мне съесть свои шнурки в качестве обряда посвящения, я бы немедленно их вытащил и начал жевать.
– Конечно, но только мне нельзя играть там, где продают спиртное. Мне четырнадцать лет.
Они удивленно переглянулись и рассмеялись.
– О выступлениях в «Холли» и «Дьюс-фор» начнем беспокоиться, когда прославимся, – сказал Норман, выпуская дым из ноздрей. – Сейчас мы просто играем на танцах для молодежи. Вроде тех, что устраивают в «Юрика-грэйндж». Ты же оттуда, верно? Из Харлоу?
– Из Хари, как мы говорим, – хохотнул Кенни Лофлин.
– Слушай, ты хочешь играть или нет? – оборвал его Норм. Он заначил бычок, аккуратно затушив сигарету о подошву своего разбитого битловского сапога. – Твой брат говорит, что ты играешь на его «Гибсоне», у которого нет звукоснимателя, но ты можешь взять «Кей».
– А начальство школы не будет против?
– Начальство ничего не узнает. Приходи в «Грэйндж» в четверг вечером. Я привезу «Кей». Только постарайся не сломать эту долбаную фонящую суку. Устроим репетицию. Захвати тетрадь, чтобы записать аккорды.
Прозвенел звонок. Школьники потушили сигареты и потянулись обратно к школе. Одна из проходивших мимо девушек поцеловала Нормана в щеку и шлепнула сзади по мешковатым джинсам. Он не обратил на нее никакого внимания, что показалось мне невероятно крутым. Мое уважение к нему выросло еще больше.
Мои новые товарищи по группе никак не отреагировали на звонок, и я направился в школу один. Но тут мне в голову пришла мысль, заставившая обернуться.
– А как называется группа?
– Раньше мы назывались «Gunslingers», но народу это казалось слишком милитаристским. Так что теперь мы «Chrome Roses»[8]. Название придумал Кенни, когда мы под кайфом смотрели по ящику дома у отца передачу про садоводство. Круто, верно?
В следующие двадцать пять лет я играл в «J-Tones», «Robin and the Jays» и «Hay-Jays» (каждую из которых возглавлял харизматичный гитарист по имени Джей Педерсон). Я играл с «Heaters», «Stiffs», «Undertakers», «Last Call» и «Andersonville Rockers». В годы расцвета панка я играл с «Patsy Cline’s Lipstick», «Test Tube Babies», «Afterbirth» и «The World Is Full of Bricks». Я даже играл кантри-рок в группе под названием «Duzz Duzz Call the Fuzz». Но, на мой взгляд, название «Chrome Roses» было лучшим на все времена.
– Ну, не знаю, – сказала мама. Она не рассердилась, но выглядела так, словно у нее разболелась голова. – Тебе всего четырнадцать лет, Джейми. Конрад говорит, что эти мальчики гораздо старше. – Мы сидели за обеденным столом, который без Клэр и Энди казался намного больше. – Они курят?
– Нет, – заверил я.
Мама повернулась к Кону:
– Они курят?
Кон, передававший Терри кукурузу со сливками, не подвел:
– Нет.
Я был готов его расцеловать. Как и все братья, мы с ним не всегда ладили, пока росли, но в решающий момент братья готовы подставить друг другу плечо.
– Это не в барах или чем-то таком, мам, – сказал я, интуитивно чувствуя, что бары обязательно будут и скорее всего намного раньше, чем самому юному члену «Chrome Roses» исполнится двадцать один год. – Всего лишь в «Грэйндж». В четверг у нас репетиция.
– Тебе их понадобится много, – съязвил Терри. – А дайте мне еще свиную котлету.
– Скажи «пожалуйста», – машинально произнесла мама.
– Пожалуйста, дайте мне еще одну котлету.
Папа передал блюдо с котлетами. Он не проронил ни слова. Это могло быть как хорошим, так и плохим признаком.
– А как ты будешь добираться до места репетиции? А заодно и этих… выступлений?
– У Норма есть микроавтобус «фольксваген». Вообще-то он его отца, но тот разрешил Норму написать на боку название группы.
– Этому Норму вряд ли больше восемнадцати, – сказала мама, перестав есть. – Откуда нам знать, что ездить с ним за рулем безопасно?
– Мам, я им нужен! Их ритм-гитарист переехал в Массачусетс. А без ритм-гитары они не смогут выступить в субботу вечером! – Меня вдруг пронзила мысль, что на этих танцах может появиться Астрид Содерберг. – А это важно! И даже очень!
– Мне это не нравится, – заключила мама, потирая виски.
Наконец в разговор вступил отец:
– Пусть съездит, Лора. Я понимаю, что ты переживаешь, но играть он умеет.
– Что ж, пускай, – вздохнув, согласилась мама.
– Спасибо, мам! Спасибо, пап!
Мама взяла вилку, затем положила опять.
– Обещай мне, что не будешь курить ни сигареты, ни марихуану и что не будешь пить.
– Обещаю, – сказал я и не нарушал обещания два года.
Или около того.
8
«Стрелки?» и «Хромированные розы» соответственно (англ.).
- Предыдущая
- 23/86
- Следующая