Вниз по великой реке - Джонс Диана Уинн - Страница 12

Казалось, что мы вот-вот врежемся в этот утес. Просто поразительно, сколько всего успевает пронестись в голове, когда смотришь в лицо смерти. Вот я, например, подумала: «Этот путь, на который тянет Гулла, плохой, плохой, плохой!» Одновременно с этим удивилась: почему мы не видим волн, разбивающихся о скалу? Вода была совершенно спокойной – хотя текла очень быстро, – и лишь изредка на ее поверхности виднелись желтые пузырьки.

А потом нас тряхнуло. Показалось, что у меня голова оторвется и слетит с плеч. Лодка резко развернулась вместе с течением, и нас понесло потоком воды мимо утеса в узкую щель.

Грохот здесь стоял, как в первую ночь половодья; только тут еще и эхо отражалось от стен. Скалы слева и справа были настолько высокими, что внутрь расщелины почти не проникал свет, а небо превратилось в узкую полоску где-то высоко над головой. Я успела заметить деревья, растущие по краям расщелины, – снизу они казались не больше кустика. Но вообще-то, я не могла оторвать взгляд от Реки. А вот Хэрн смог и убрал киль. Я же вцепилась в борта лодки и пялилась на пенящуюся воду. Она билась о камни, рвалась в клочья, распадалась на отдельные струи и превращалась в водовороты.

А нашу лодку несло и швыряло вместе с ней. Вот только что мы находились посередине расщелины, в узкой полосе света, – а в следующий миг уже оказывались на черной воде у самого края теснины. Далеко внизу, под водой, мелькали папоротники и трава, росшие некогда на склонах ущелья. Я хотела закрыть глаза, чтоб только не видеть всего этого – уж больно здесь было глубоко, – но все равно продолжала наблюдать.

Казалось, будто откуда-то доносятся крики. Я не обращала на них внимания, пока что-то не врезалось в воду перед самым носом нашего судна. Лодку опять развернуло. Я увидела всплеск и посмотрела наверх. На вершине скалы виднелись крохотные человеческие фигурки – на фоне неба они выглядели черными силуэтами – и тоненький мостик, переброшенный через ущелье. Мостик был сломан. Две половины торчали с двух сторон, а середина была кое-как заделана досками. И я видела просвет между этими досками. Вдоль всего моста из-за перил торчали головы людей, и все эти люди держали в руках камни, явно собираясь кидать их в нас.

– Они приняли нас за варваров! – крикнула Робин.

И она накрыла себя и Утенка – и отчасти Гулла – одеялом. Мы с Хэрном остались снаружи. Мы ничего не могли поделать. Лодку несло к мосту.

Камни сорвались и принялись увеличиваться в размерах, а мы переводили взгляды с них на взбешенную Реку и обратно, не зная, на что же нам смотреть. Потом вокруг лодки начали вздыматься фонтаны воды. Нас швыряло из стороны в сторону. Думаю, это нас и спасло. Река повсюду взрывалась столбами, но ни один камень так и не попал в лодку. А потом, прежде чем мы успели обрадоваться, посветлело, и Хэрн завопил, что впереди пороги.

И в тот же миг лодка накренилась и ринулась вниз; нас с Хэрном обдало волной. А потом волна схлынула, и мы заскользили по кипящему стремительному потоку. И он пронес нас по другому озеру, поменьше. Наверное, по высокой воде пороги оказались проходимыми. Но мне, честно говоря, не хватило духу обернуться и посмотреть. Иногда я просыпаюсь по ночам, потому что мне снится плеск камней, падающих в Реку, и всякий раз при этом воспоминании меня бросает в дрожь.

Пожалуй, это получится очень большая накидка. Мы уже долго сидим на старой мельнице, и хотя я тку очень плотно и красиво, до конца истории еще далеко. И все равно я наверняка закончу ее задолго до того, как Робин поправится. Она с каждым днем становится все раздражительнее, а лицо у нее совершенно восковое. Мне очень трудно сохранять терпение, когда я общаюсь с сестрой. Потому и занимаюсь ткачеством. Сперва, когда дядя Кестрел привез мне мой ткацкий станок, прялку и шерсть, я чуть не прыгала от нетерпения, и мне казалось, будто дело движется чересчур медленно. Надо было сперва спрясть шерсть и натянуть на станок нити основы. И даже когда я наконец-то принялась ткать, первое предложение заняло у меня чуть ли не половину утра. Но потом мне пришла мысль, как ускорить дело. Я размещаю первую часть узора по местам, потом распределяю нитки, закрепляю их – а сама размышляю над следующей строчкой. К тому времени, как справляюсь с одной полосой, зачастую у меня в уме складываются следующие две-три. И так продвигаюсь вперед все быстрее и быстрее, сменяю нити да стучу челноком. А на станке вырастает наша история.

Мы проплыли через второе озеро и вновь оказались на широкой мутной Реке. Тут я обнаружила, что обеими руками вцепилась в Единого. Даже не помню, когда это я успела его схватить, но держала так крепко, что руки замерзли и онемели. Робин, белая как мел, лежала на Младшем. А Утенок, конечно же, сжимал в руках Леди.

– Почему ты не дал ее Гуллу? – крикнула я на Утенка.

– Она ему не нужна! – угрюмо отозвался он.

Гулл выглядел совершенно умиротворенно. Он спокойно лежал, закрыв глаза, как будто ничего не произошло. А вот Утенок не желал униматься.

– А мне нужна! Она теплая, и я знаю, что с ней нам ничего не грозит.

– Конечно, она будет теплая, раз ты все время прижимаешь ее к себе! – рявкнула я. – Смотри не изотри ее в гладкую чурку!

– Танакви, прекрати – устало оборвала Робин. – Лучше посмотри, что у нас осталось из еды.

Мы так и не нашли подходящего места, чтобы причалить. Река раскинулась между холмами примерно на милю. С обеих сторон из воды торчали крыши домов и амбаров. Мы было подумали, не пристать ли к первой попавшейся крыше, – но когда мы к ней подплыли, из-за трубы вылезли два старика и принялись осыпать нас оскорблениями. Они приняли нас за варваров. Мы подняли парус и поплыли дальше. Перекусывать пришлось на ходу. И вообще было очень обидно. Гулл опять не стал есть. Он лишь повторял: «Хорошо, что мы плывем дальше!»

Но плыли мы не слишком-то хорошо. Река повернула, и ветер подул с севера, нам навстречу. Приходилось постоянно лавировать. Частенько мы обнаруживали, что плывем прямиком на крышу затопленного дома, – и все эти дома были либо сожжены, либо разрушены. Всю дорогу нас преследовал запах гари. По берегам Реки на холмах виднелись обугленные развалины домов, сожженные стога сена и черные, уничтоженные огнем леса. Даже там, где деревья вроде бы выжили, почки на них не раскрывались. Мы как будто приплыли обратно в зиму. Правда, кое-где виднелись поля, вспаханные вопреки войне, но таких мест оказалось не много. А почва на них была странно красной, как будто самой земле нанесли рану.

– Здесь побывали варвары, – сказал Хэрн. – Все местные жители сбежали.

Никто ему не ответил. Думаю, нам всем становилось все тревожнее оттого, что Гулл так настойчиво требовал от нас плыть прямо в лапы к варварам. Мне так точно было не по себе. Казалось, что нас со всех сторон окружает опасность, и меня поражало, как бездумно мы движемся ей навстречу. Да, конечно, Звитт не оставил нам другого выхода. Но нам было бы вполне достаточно отплыть вниз по Реке на пару миль да там и остановиться. Я не могла понять, зачем плыть дальше. А еще очень не хватало папы: уж он-то придумал бы, что нам делать.

Ближе к вечеру Река вновь потекла среди красноватых холмов, покрытых голыми деревьями. Кто-то обстрелял нас из леса. Течение быстро пронесло лодку мимо этого места, и в нас не попали, но после этого мы постоянно прятались под одеялом, а тот, кто стоял у руля, обязательно накрывал голову накидкой. Мы решились пристать к берегу лишь после того, как Река вновь разлилась вширь и на ней появились острова, длинные, вытянутые, полузатопленные. Первые несколько островов были забиты людьми, – должно быть, они бежали от варваров. Все они были темноволосыми, в точности как жители Шеллинга. Едва лишь завидев лодку, они кинулись к воде и принялись вопить: