Путешествие в Египет - Дюма Александр - Страница 10
- Предыдущая
- 10/69
- Следующая
Прежде чем пройти через ворота, мы на мгновение остановились, чтобы насладиться этим непривычным для нас пейзажем. Яркое небо той чистоты красок, какую не способна передать ни одна кисть; озера и в самом деле подходят к городу с одной стороны и повторяют в своих ленивых водах его крепостные стены; длинные вереницы верблюдов медленно шествуют в город, подгоняемые крестьянами-арабами,- все это вносит жизнь в дивную картину, излучающую безмятежный покой, столь желанный после долгого странствия по пустыне.
В Даманхуре восемь тысяч душ населения, но только один постоялый двор. Мухаммед провел нас по улицам, отличавшимся какой-то диковатой самобытностью, к благословенному караван-сараю; после "Тысячи и одной ночи" он представлялся нам чем-то сказочным. Увы, мы даже не могли сравнить вымысел и реальность. "Отель" был так переполнен постояльцами, что в него не прошмыгнула бы даже мышь, и, несмотря на все наши доводы и посулы, пришлось уйти ни с чем. Хотя нам уже довелось испытать много разочарований, я вспомнил об арабском гостеприимстве, так часто восхваляемом путешественниками и воспетом поэтами, и попросил Мухаммеда попытать счастья у владельцев самых комфортабельных домов, но все наши просьбы оказались тщетными. Весьма пристыженные полученным отказом, мы были вынуждены вернуться к спутникам; они, будучи предусмотрительнее и не желая понапрасну расходовать силы, ждали нас у городских ворот. Ничего не оставалось, как подыскать удобное место для лагеря, и, завидев рощу финиковых пальм, я велел расстелить ковры под ними; затем первым подал пример покорности провидению, затянув потуже брючный ремень и улегшись спиной к негостеприимному, отвергнувшему нас городу.
И тут в поле моего зрения попал прелестный арабский дом, белые стены которого четко выделялись на нежно-зеленом фоне зарослей мимозы. Я не смог удержаться и предпринял последнюю попытку, отрядив Мухаммеда для переговоров с владельцем этого оазиса. Увы, хозяин отсутствовал, и слуги не осмелились принять в доме иностранцев.
Полчаса спустя я увидел, как из Даманхура выехал, направляясь в нашу сторону, роскошно одетый всадник на прекрасном белом коне в сопровождении многочисленной свиты; я готов был побиться об заклад, что это и есть хозяин дома, и велел нашему небольшому каравану принять как можно более жалкий вид и расположиться на обочине дороги, где должен был проехать всадник. Когда он был в десяти шагах от нас, мы приветствовали его, он ответил на наше приветствие и, распознав в нас по костюмам франков, поинтересовался, какая причина удерживает нас в столь поздний час за городскими стенами. Тогда мы поведали ему о своих злоключениях, и этот рассказ мог бы растрогать кого угодно. И в самом деле, он возымел замечательный эффект, хотя в переводе явно проигрывал; как бы то ни было, хозяин предложил нам следовать за ним и переночевать в окруженном зелеными мимозами белом доме, вот уже час являвшемся предметом наших вожделений.
Сначала нас провели в просторную комнату с широкими диванами вдоль стен, устланными циновками. Мы, правда, положили сверху свои ковры, по от этого матрасы не стали мягче. Едва мы закончили приготовления к ночлегу, как вошли трое слуг, каждый из них нес фарфоровое блюдо, закрытое высокой серебряной крышкой искусной работы: на одном было что-то вроде рагу из барашка, на другом - рис, на третьем - овощи; слуги поставили эти угощения прямо на пол.
Мы с Мейером сели на корточки друг против друга. Невольник принес нам сосуд для омовения рук, и мы принялись знакомиться с восточной кухней при помощи пальцев, что, несмотря на голод, лишило нашу трапезу некоторого очарования. Что же касается напитков, то их заменила самая обычная вода, поданная в графине с серебряной пробкой. После ужина тот же невольник снова принес все необходимое, чтобы ополоснуть руки и рот; затем подали кофе и чубуки и предоставили нам право выбора спать или бодрствовать.
Какое-то время мы поглядывали друг па друга СКВОЗЬ табачный дым; затем, отдав должное гостеприимству хозяина дома, закрыли глаза, моля пророка ниспослать милость этому дому.
Я проснулся, едва рассвело, соскочил с дивана и выбежал из дома. Я обошел весь город в поисках самого живописного места, а затем, набросав общий вид и сделав две или три зарисовки мечетей, бегом вернулся к нашему каравану, чтобы распорядиться насчет отъезда. Прежде чем отправиться в путь, я хотел поблагодарить хозяина, но достойнейший мусульманин находился в это время в гареме, и, таким образом, увидеть его не представлялось никакой возможности; тогда я решил узнать его имя, чтобы сообщить нашим благодарным потомкам: его звали Рустум-эфенди. Я дал бакшиш слугам, мы уселись на ослов и, отъехав шагов пятьсот от Даманхура, вновь оказались в пустыне.
Шесть-семь часов мы двигались среди песков; наконец достигли небольшого горного хребта и с его вершины неожиданно увидели Нил.
Безжизненные равнины сменились живописными пейзажами: вместо одиноких пальм, затерявшихся на раскаленном горизонте, появились рощи фруктовых деревьев и поля маиса.
Египет - это долина, по ее дну течет река, а по берегам разбит огромный сад, который с обеих сторон подтачивает пустыня; среди зарослей мимозы и далий, над полями проса и риса кружились птицы с оперением цвета рубинов и изумрудов, оглашая воздух звонкими криками. Бесчисленные стада буйволов и овец под присмотром обнаженных пастухов, как и мы, передвигались по берегу Нила. В пятидесяти шагах от нас из гущи деревьев вышли два огромных волка, вероятно привлеченные запахом добычи, и остановились посередине дороги, словно собираясь преградить нам путь, но сразу же обратились в бегство, когда погонщики стали бросать в них камнями. Ночь стремительно опускалась, и дорога, то и дело пересекаемая оросительными каналами, становилась все труднее; иной раз мы ошибались, и ослы резко останавливались, провалившись по колено в воду. Мы побаивались идти пешком по этой трясине, но пришлось спешиться; вскоре, преодолев настоящие водяные потоки, мы промокли с ног до головы; эти омовения, пусть даже более освежающие, чем Александрийские бани, были куда менее приятными. Вышла луна, слабо освещая нам путь, ее свет придал иные краски этому дивному пейзажу. Несмотря на трудную дорогу, мы не могли остаться равнодушными к окружающей нас красоте: на холмах, отделяющих долину от пустыни, на фоне ночного неба грациозно раскачивались силуэты пальм, то и дело встречались мечети, стоявшие у самой воды, их окружали зеленые раскидистые смоковницы, низко склонив свои душистые ветви. Увы, каждые несколько минут нам приходилось отрывать взгляд от этих изумительных пейзажей и спускаться в какой-нибудь канал или преодолевать очередную трясину. Когда на горизонте появилась Розетта, мы уже основательно промокли, поскольку, подобно Панургу12, "залили через ворот порядочно влаги в штаны".
По мере того как мы приближались к городу, настроение становилось все радужнее, мы уже видели себя в отдельной комнате, где кто-нибудь из добрых мусульман взамен мокрой одежды даст нам сухую, так как весь багаж остался в Александрии и наш гардероб состоял лишь из того, что было на нас. К тому же жалобно взывал желудок, и мы с наслаждением вспоминали вчерашний ужин, мечтая повторить его, даже если пришлось бы вновь прибегнуть к помощи пальцев; что же касается постели, то мы так устали, что нас удовлетворил бы любой, самый захудалый диван. Мы были согласны на все. С таким настроением подошли мы к воротам Розетты. Они оказались закрыты!
Мы стояли, словно громом пораженные: из всех возможных вариантов только этот не приходил нам в голову; мы стучали изо всех сил, но охрана не желала ничего слышать. Мы сулили бакшиш - сильное средство примирения любых разногласий; увы, отверстия в воротах были слишком малы, чтобы просунуть туда пят и- франковую монету. Мухаммед просил, молил, угрожал все оказалось тщетно. Тогда он повернулся к нам и с невозмутимостью смирившегося объявил, что сегодня вечером войти в Розетту не представляется возможным; впрочем, по истинно мусульманской покорности самого Мухаммеда и погонщиков ослов, которые немедленно начали озираться по сторонам в поисках удобного места для ночлега, мы поняли, что это была правда. Мы же впали в такую ярость, что еще с четверть часа стояли вдвоем перед воротами. Наконец Мухаммед вернулся и сообщил, что обнаружил весьма удобное место для бивуака. Ничего не оставалось, как последовать за ним, изрыгая проклятия. Он привел нас к мечети, стоящей среди кустов цветущей сирени, там под сенью двух великолепных пальм уже были разостланы наши ковры; мы улеглись на голодный желудок и в мокрой одежде, но усталость взяла свое: сперва мы дрожали от озноба и у нас зуб на зуб не попадал, но вскоре мы впали в забытье, и тот, кто увидел бы нас неподвижно лежащими на земле, непременно решил бы, что мы спим. Назавтра, когда мы открыли глаза, то поняли, что па смену вчерашней воде пришла утренняя роса; мы буквально закоченели от холода, хотели было подняться, но не сгибался ни один сустав, мы чувствовали себя в своих мокрых одеждах, как заржавленные кинжалы в ножнах. Мы кликнули на помощь Мухаммеда и погонщиков; поскольку им чаще, чем нам, случалось спать под открытым небом, они сумели подняться на ноги и подойти. Нам обоим казалось, что все тело превратилось в застывшую глыбу, слуги подняли нас за плечи, как паяц Арлекина, и прислонили к пальмам лицом к восходящему солнцу; несколько мгновений спустя мы ощутили целительное действие его лучей; вместе с теплом возвращалась п жизнь; мало-помалу мы отогревались, и наконец около 8 часов утра одежда наша просохла, и мы уже достаточно владели своим телом, чтобы войти в город.
- Предыдущая
- 10/69
- Следующая
