Каникулы для двоих. Большая книга романов о любви для девочек - Чепурина Мария Юрьевна - Страница 4

• Предыдущая
• 4/61
• Следующая

Так потихоньку распались все мои отношения. До сих пор я общаюсь лишь с Ромкой, а все потому, что он живет очень далеко, в Новосибирске, с ним не так-то просто поссориться. И даже если я не вспоминаю о нем по несколько месяцев, стоит выйти в Интернет, как он сразу оказывается рядом. Я поняла, кто мне нужен сейчас! Как же я забыла о своем старинном друге? Кто бы мог предположить, что несколько дней в Турции да детское касание губ на прощание сохранят связь между нами более крепкую и долгую, чем все мои влюбленности?..

Тем вечером Ромка был в Сети, как и каждый раз, когда я расставалась с кем-то, ссорилась с родителями или просто хотела поболтать. Очевидно, он сталкивался в жизни с бедами посерьезнее Сони Солнцевой – Ромке все было нипочем. Он продолжал шутить как заведенный, даже если я выливала на него бочку своих переживаний – тот еще гусь.

Я осталась совсем одна, – написала Ромке. – Перестала понимать, кто я. Раньше была чьей-то подругой, девушкой, дочерью, наконец. А теперь не могу понять, что от меня осталось? Родители разошлись, с подругой поссорилась, даже с парнями перестала встречаться!

Ромка ответил не сразу, я даже испугалась, что именно сейчас он окажется занят – потеряется последняя ниточка, связывающая меня с прошлым, с собой.

Уже поздно, ты, наверное, устала, – наконец написал он. – Шла бы лучше спать. Уверен, утром найдешь всю себя на постели. И дочь, и подругу, и девушку. Разошли их всех по делам, а та, что останется, сможет хорошенько выспаться. Везет, что тебя так много, я у себя один».

Ромка опять шутил, он не понял, насколько все серьезно. Тогда я стала писать ему про то, о чем молчал дневник вот уже два года, – что стало с мамой после ухода отца, про Женьку, которую не смею теперь называть подругой, про то, что ребята больше не обрывают мой телефон…

Как же мне быть? – спрашивала у друга. – У меня никого не осталось!

Ромка опять молчал, заснул, наверное, моя история вышла слишком затянутой. И вот, когда я уже собралась захлопнуть крышку ноутбука, отчаявшись получить ответ, пришло сообщение:

Не вижу проблемы. Если ты знаешь, кто тебе дорог, верни их.

Вот так просто. Возьми и верни, будто это не живые люди, а безропотные бумеранги, всегда возвращающиеся к тому, кто их бросает!

А я и не говорил, что это просто, – настаивал Ромка. – Но у тебя получится, уверен.

Оказывается, это очень важно, когда кто-то в тебе уверен. Становится стыдно его подводить, начинаешь думать: а вдруг тебе это в самом деле по силам?

Считаешь, это возможно – вернуть близких?

Факт! Если они живы-здоровы.

Тогда я решила начать с Женьки: надеюсь, она в полном здравии. Завтра же попробую вернуть ее. Пусть в этот раз она не сделает первого шага, теперь дело за мной. Пообещав себе, что с самого утра стану тренировать встречные шаги, я залезла в кровать, прижала к себе старого любимого медведя и не успела подумать, что от нервного напряжения не сомкну глаз, как тут же провалилась в темноту. Ночь вокруг была густая, как черничный кисель, в такую тьму сны снятся сладкие, вязкие…

Если бы вы знали, как это здорово – помириться со старой подругой! Казалось бы, все потеряно безвозвратно, но случается, что за секунду жизнь твоя меняется – только успевай меняться вслед за ней.

Я стояла напротив Женькиного дома, ждала и собиралась с духом: хоть бы ее мама прошла, груженная тяжелыми сумками, тогда у меня появился бы предлог проводить ее до квартиры. Но двор был пуст: как назло, ни одной мамы. Темные окна остекленело уставились на меня, им неведомы страдания юной души. Наконец я смогла зайти в подъезд: дверь установили новую, с кодовым замком, но кто-то выходил на улицу – мне повезло прошмыгнуть внутрь. Помню, раньше стены здесь были зеленые, такого неприятного, пронзительного цвета, что перебивал аппетит, – теперь они мягко желтели, точно залитые топленым молоком. Мне даже захотелось есть, что немудрено после тушеных овощей, которыми потчевала мама. Я стояла посреди чужого подъезда, прокравшись в него, как воровка, и горло перехватывало от волнения – невозможно было в это поверить, но я словно возвращалась домой! Будто здесь, в этих старых стенах под свежей краской, застрял кусочек меня самой, который теперь нашелся. Что-то неуловимое щекотало нос, подступало слезами к глазам: быть может, виноват дух этого дома или каменный пол, неповторимый узор которого мы с Женькой часто рассматривали в детстве, придумывая какие-то глупые истории, будто это и не пол вовсе, а каменистый остров? Сколько я не была здесь – полгода? Или уже год? Ноги почему-то стали такими тяжелыми, что и шагу не ступить. Я прислонилась плечом к стене, а потом согнулась, будто неведомая сила давила на меня или это был страх, что, если Женька прогонит меня, быть может, я не нужна ей больше? Перед глазами стоял каменный пол, такой близкий, как в детстве. Можно было сейчас же повернуть назад, оставив прошлое под новым кодовым замком, выбежать туда, где ветер наполняет легкие, где высокое небо и вокруг только настоящее и будущее. Я выпрямилась (ноги снова слушались) и повернула назад, готовая убраться восвояси, но тут будто кто-то невидимый и могучий дернул за шарнир – дверь открылась сама. В подъезд вошла Женькина бабушка.

– Соня, ну надо же! – Она была удивлена. – Ты откуда здесь? Давненько тебя не видела…

Я стала искать предлог, хотела объяснить, что забыла в этом подъезде. И тут же вспомнила: на этаж выше Женьки живет Игорь Иванов, я запросто могла сказать, что ходила к нему в гости, а теперь очень спешу домой. Я вздохнула поглубже и твердо ответила:

– Пришла к Жене.

Хватит вранья – я забыла здесь себя, возможно, свою лучшую сторону. Отступить сейчас – значит, вернуться в чужую жизнь, пусть она и выглядит точно своя собственная.

– Пойдем, пойдем! – Женькина бабушка приобняла меня за спину и подтолкнула к лифту.

Она больше ничего не спрашивала, а смотрела так, словно видит не меня, а старое кино, где ей знаком каждый кадр – все, что было, и все, что будет. Я опять почувствовала себя маленькой девочкой, но никак не могла понять, чего мне больше хочется – плакать или смеяться. А еще почему-то в голову лезли глупые мысли: как Женька открывает дверь и, увидев подругу, выглядывающую из-за плеча ее старой бабушки, тут же спускает меня с лестницы. Прямо хватает за шкирку и для ускорения отвешивает порядочного пинка. «Катись колбаской!» – кричит мне вслед. А я прощально помахиваю пяткой. Чего только не привидится человеку, пока он поднимается в лифте на шестой этаж, где его ожидает судьбоносная встреча! Не так-то просто посмотреть в глаза подруге, с которой не разговаривала несколько месяцев. Нужно быть готовой ко всему. Кажется, я меньше волновалась на итоговом тесте по географии, хотя со страху не отличала Северный полюс от Южного. Когда Женькина бабушка позвонила в квартиру, я даже зажмурилась. Какое-то время стояла тишина, потом замки затрещали-заскрипели, дверь распахнулась, но вокруг было темно – я не открывала глаза.

– Вот так люди! Соня! – раздался бас Женькиного отца.

– Здрасьте… – Я часто заморгала, будто меня не к месту хватил тик.

– А Жени нет дома. – Только тут я заметила молоток в его руке.

– Тогда я попозже зайду, – попятилась, отступая к лифту.

– А ну-ка, проходи! – Бабушка буквально силком протолкнула меня в коридор. – Подождешь Женю у нас. Надеюсь, у тебя есть время?

Я кивнула, спорить с Жениной бабушкой было опаснее, чем с моей мамой. Обиженная мама грозилась расправой, а бабушка тотчас собиралась умереть, не сходя с этого места. Стоило нам с Женькой провиниться, как ее бабушка трагически изрекала: «Вы меня в могилу сведете!» Это действовало безотказно, брать грех на душу в столь юном возрасте нам совершенно не улыбалось.

– Мне как раз нужна помощница! – Женькин папа боевито размахивал молотком. – Нам тут комод из «Икеи» доставили, вспоминаю детство, играю в конструктор.

• Предыдущая
• 4/61
• Следующая