Выбери любимый жанр

На пороге - Балабуха Андрей Дмитриевич - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Андрей Балабуха

На пороге

На пороге - _1.jpg

Чем больше времени проходит со дня, когда явилось нам «Усть-Уртское диво», тем чаще вспоминаю и думаю я о нем. Интересно: происходит ли то же с остальными? Как-нибудь, когда все мы соберемся вместе, я спрошу об этом. Впрочем, все мы не соберемся никогда. Потому что… Наверное, это я должен был пойти туда, но тогда у меня просто не хватило смелости. Да и сейчас — хватит ли? Не знаю. К тому же это неразумно, нерационально, наконец, просто глупо, в чем я был уверен еще тогда, остаюсь убежден и сейчас. И все же… Если бы я знал, что «все же»!

«Усть-Уртское диво»… О нем говорили и писали немного. Была статья в «Технике—молодежи», в разделе «Антология таинственных случаев», с более чем скептическим послесловием; небольшую заметку поместил «Вокруг света», «Вечерний Усть-Урт» опубликовал взятое у нас интервью, которое с разнообразными комментариями перепечатали несколько молодежных газет… Все это я храню. В общем, не так уж мало. И в то же время — исчезающе мало. Потому-то я и хочу об этом написать.

Зачем? Может быть, в надежде, что, описанное, оно отстранится от меня, отделится, уйдет, и не будет больше смутного и тоскливого предутреннего беспокойства. Может быть, чтобы еще раз вспомнить — обо всем, во всех деталях и подробностях, потому что, вспомнив, я, наверное, что-то пойму, найду не замеченный раньше ключ. Может быть, ради оправдания, ибо порой мне кажется, что все мы так и остались на подозрении… Впрочем, не это важно. Я хочу, я должен написать.

* * *

Как всегда, разбудил нас в то утро Володька. Хотя «всегда» это слишком громко сказано. Просто за пять дней похода мы привыкли уже, что он первым вылезает из палатки — этакий полуобнаженный юный бог — и, звучно шлепая по тугим крышам наших надувных микродомов, орет во всю мочь:

— Вставайте, дьяволы! День пламенеет!

И мы, ворча, что вот, не спится ему, и без того, мол, вечно не высыпаешься, так нет же, и в отпуске не дают, находятся тут всякие джек-лондоновские сверхчеловеки, выбирались на колючую прохладу рассвета.

Но на этот раз нашему возмущению, ставшему, признаться, скорее традицией, принятой с общего молчаливого согласия игрой, не было предела. Потому что день еще и не собирался пламенеть, и деревья черными тенями падали в глубину неба.

— Ты что, совсем ополоумел? — не слишком вежливо осведомился Лешка и согнулся, чтобы залезть обратно в палатку.

Я промолчал. Не то чтобы мне нечего было сказать: просто я еще не проснулся до конца, что вполне понятно после вчерашней болтовни у костра, затянувшейся часов до трех. Промолчали и Толя с Наташей — думаю, по той же причине. Все-таки будить через два часа — это садизм.

— Сам сейчас ополоумеешь, — нагло пообещал Володька. — А ну-ка, пошли, ребята!

Хотя Володька был самым младшим из нас, двадцатилетний студент, мальчишка супротив солидных двадцатисемилетних дядей и тетей, но командовать он умел здорово. Было в его голосе что-то заставившее нас пойти за ним даже без особой воркотни. К счастью, идти пришлось недалеко, каких-нибудь метров сто.

— Эт-то что за фокусы? — холодно поинтересовался Лешка и пообещал: — Ох, и заработаешь ты у меня когда-нибудь, супермен, сердцем чую…

— А хороший проектор, — причмокнул Толя. — Где ты его раздобыл?

Действительно, первое, что пришло нам в головы, — это мысль о проекторе. И естественно. Между двумя соснами был натянут экран, а на нем замер фантастический пейзаж в стиле Андрея Соколова. Четкость и глубина изображения вполне оправдывали Толино восхищение. Казалось, между соснами-косяками открылась волшебная дверь, ведущая в чужой мир, над которым багровое солнце заливало густым, словно сжиженным светом темный песок, волнами уходивший вдаль — туда, где вычертились в изумрудно-зеленом небе горы, внизу неопределенно-темные, не то исчерна-синие, не то иссиня-зеленые, увенчанные алыми снежными шапками. Справа высунулась из песка густо-фиолетовая скала, отбрасывавшая изломанную, изорванную даже, пожалуй, черно-зеленую тень. Формой она походила на морского конька, только сильно стилизованного. И в этой тени неощутимо чувствовалось что-то: не то куст, не то щупальца какого-то животного.

— А впечатляюще… — Наташа знобко передернула плечами. — Молодец, Володька, днем бы это не смотрелось!

— Да при чем здесь я! — Володька обиделся. — Я из палатки вылез, отошел сюда, увидел — и побежал вас, чертей, будить!

— А проектор сюда господь бог принес? — невинно полюбопытствовал Лешка.

— В самом деле, Володька, хватит, — поддержал я. — Поиграли — и будет. Мы не в обиде, картинка великолепная…

— Дался вам этот проектор! Да где он? Где? И где его луч?

Луча и впрямь не было — сразу это до нас как-то не дошло Мы переглянулись.

— Может, голограмма? — неуверенно спросила Наташа.

Никто ей не ответил: представления о голографии у нас были примерно одинаково смутные. Кто его знает…

— Или мираж… — предположил я.

— Мираж? — переспросил Толя с убийственным презрением. — Где ты видел мираж ночью! Да еще с таким неземным пейзажем?

— Неземным? — настороженно повторил Володька. — Ты сказал: неземным? Верно ведь! А если это…

— …мир иной? — съязвил Лешка. — Вогнуто-выпуклые пространства? Тоже мне Гектор Сервадак! Робинзон космоса!

— А я верю, — тихо проговорила Наташа. Наверное, женщины больше вас подготовлены к восприятию чуда. — Это действительно «мир иной». Только — какой?

— Бред, — бросил Лешка, помолчал, потом развернул свою мысль более пространно: — Поймите вы, я сам фантастику читаю и почитаю. Но всерьез новая гипотеза может привлекаться лишь тогда, когда все более простые не объясняют факта. Это — азы корректности. Зачем звать пришельцев из космоса, когда загадки земной история можно объяснить земными же причинами? Зачем говорить об иных мирах, когда мы еще не выяснили, не галлюцинация ли это? Не мираж ли? Не какое-нибудь наведенное искусственное изображение? Мы не видим луча проектора? Но ведь есть и иные способы создания изображения. Мираж ночью? А вы точно знаете, что ночных миражей не бывает? Можете за это поручиться? Ты? Ты? Ты? — Он поочередно тыкал пальцем в каждого из нас. — Так зачем же зря фантазировать? Это всегда успеется.

Возразить было трудно. Мы стояли, молча вглядываясь в картину.

— Стоп! — сказал вдруг Володька. — Сейчас мы все проверим. Я мигом, ребята! — И он убежал к палаткам.

— А ведь это… «диво» появилось недавно, — сказал Толя. Так родилось это слово — «диво», «Усть-Уртское диво». — Часа три назад. От силы — четыре. Когда сушняк для костра собирали, я как раз между этими соснами прошел, тут еще куст есть, я об него ободрался, о можжевельник чертов…

— Любопытно… — Лешка закурил, спичка бросила блик на стекла очков. — Знаете, чего мы не сообразили? Проектор, проектор… А экран? Мы ведь его только вообразили: есть проектор — должен быть и экран. Ведь эта штуковина болтается в воздухе, как… Извини, Наташенька. Словом, висит. Правда, сейчас умеют создавать изображения и в воздухе, насколько я знаю.

— Возможно. — Толя похлопал себя по карманам. — Дай-ка сигарету, я свои в палатке оставил. Спасибо! Как вы думаете: почему оно не светит? Ведь там — день, а сюда свет не попадает… Слушайте, а что Володька задумал, а?

— Увидим, — коротко сказала Наташа.

Лешка тем временем обошел сосну, ограничивавшую «диво» справа, и сразу же исчез.

— А отсюда ничего не видно. Только сгущение какое-то в воздухе. Сейчас я его общупаю.

— Давай вместе, — сказал я и пошел к нему.

Уже начало светать, и мы ориентировались свободнее. Сразу же за деревом начиналось, как сказал Лешка, сгущение. Воздух быстро, на протяжении каких-нибудь двадцати сантиметров, уплотнялся, превращаясь в конце концов в твердую, идеально гладкую, прохладную на ощупь стенку, полукругом идущую от дерева к дереву. Дотянуться до ее верха мы е сумели, даже когда Лешка взобрался ко мне на плечи.

1
Перейти на страницу:
Мир литературы