Веди, княже! - Серба Андрей Иванович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая

— Я оставил напарника следить за русами, а сам прискакал к тебе, — закончил гонец. — Теперь, ромей, ты знаешь все и волен поступать, как считаешь нужным. А мне вели дать свежую лошадь, я должен как можно скорее вернуться обратно к напарнику.

— Ты получишь свежую лошадь, — пообещал Василий. — Но прежде отдохни, умойся и поешь. Я сам решу, когда тебе возвращаться. Ступай.

Оставшись один, спафарий запустил пальцы правой руки в бороду, прикрыл в задумчивости глаза. Рассказ гонца многое для него прояснил, однако поставил и ряд неотложных вопросов. Почему русский тысяцкий не собрал свой отряд воедино? Что надобно полусотне русов на побережье возле бухточки? И как поступить ему самому, спафарию Василию, за спиной которого притаились в двух местах шесть центурий славян, отважных и умелых воинов, предводительствуемые одним из лучших русских военачальников?

Возможно, необходимо сейчас же перекрыть им конницей все возможные пути отхода, затем навалиться пехотой и уничтожить до единого человека? А может, стоит подождать и, не спуская со славян глаз, поиграть с ними, как кот с мышью? Ведь русский тысяцкий нечто явно затевает, и кто знает, возможно, срыв его замысла будет намного полезнее, чем немедленно уничтожение славянского отряда? Но чтобы принять окончательное решение, желательно самому побывать у той бухточки, где затаился киевский тысяцкий, и попытаться понять, чем она так его привлекла.

Спафарий дернул шнур колокольчика, приказал появившемуся у входа дежурному центуриону:

— Немедленно поднять по тревоге пять конных центурий. Через час я поведу их в горы.

— Спафарий, это та самая бухта, — уверенно произнес легионер. Там, левее, русы уничтожили на тропе нашу центурию, а в бухте встречали свои ладьи, грузили их вместе с болгарами водой и пищей.

Василий, болгарин-гонец воеводы Бориса, легионер, спасшийся несколько дней назад от ночного нападения вышедших из моря русов, и десяток солдат охраны стояли на вершине покрытого кустарником утеса, одиноко возвышавшегося над окружающей местностью. Сюда по приказу спафария привел их болгарский лазутчик, прекрасно знающий здешние горы и побережье.

— Покажи место, где скрываются русы тысяцкого Микулы, — повернулся к нему Василий.

Болгарин шагнул к спафарию, вытянул в направлении бухты палец.

— Они в ущелье за той седловидной горой. По дну ущелья к морю бежит ручей, по нему русы могут легко попасть прямо в бухту. Если ты, ромей, собираешься окружить их, знай, что из ущелья есть еще два выхода: по козьей тропе и руслу некогда протекавшей здесь реки.

— Далеко ли отсюда отряд, приведенный тысяцким из замка кмета Младана?

— В двух часах хорошей скачки. Твои когорты на перевалах уже за спиной, так что никто не в состоянии задержать их, пожелай конные русы и болгары тоже очутиться у бухты.

Не ответив, Василий привстал на цыпочки, осторожно поднял голову над кустарником, еще раз внимательно осмотрел лежавшую ниже утеса седловидную гору. Задержал взгляд на расположенном у ее подножия ущелье, долго рассматривал хорошо видимую с высоты бухту, водная поверхность которой ярко искрилась под солнцем. Бухта вдавалась в сушу длинным не менее трех стадий [23] языком, постепенно сужавшимся к морю, и соединялась с ним узким, извилистым проливчиком, в котором едва ли смог бы проплыть дромон.

Берега бухты на всем протяжении были усеяны большими мшистыми камнями. Лишь в одном месте, где из ущелья вырывался на простор горный ручей, на треть стадии тянулся прекрасный песчаный пляж. Небольшой проливчик, соединявший бухту с морем, был стиснут с обеих сторон высокими остроконечными скалами, угрюмо нависшими над проливчиком всей тяжестью и почти полностью скрывавшими его в собственной тени.

Василий довольно усмехнулся. Отсюда, с высоты птичьего полета, замысел русов открылся перед ним так зримо, словно он сам вместе с ними задумал его. Русы решили еще раз воспользоваться знакомой бухтой, однако теперь они приплывут не на считанные часы за водой или продовольствием, а чтобы надолго сойти на сушу, начав боевые действия против византийцев. Прикрывать их высадку будет уже находящийся на берегу русско-болгарский отряд. Сам тысяцкий с пешими воинами перекроет пути к приплывшим ладьям со стороны гор и организует прием товарищей с моря, а подоспевшая ему в помощь славянская конница перережет с обеих сторон идущую мимо бухты дорогу. Что же, задумано неплохо, в расчетливости и хитрости варварам не откажешь. Только, на свою беду, они имеют дело с ним, спафарием Василием, который способен разгадывать самые хитроумные и каверзные замыслы своих врагов.

Давая отдых уставшим от напряжения глазам, Василий на какое-то время прикрыл веки, потом глянул на Борисова лазутчика.

— Куда можно уйти из бухты?

— Куда угодно, ромей. Можно направиться в любую сторону вдоль берега моря, можно выйти на дорогу и воспользоваться ей, можно попасть по дну ручья в ущелье. Уже из него ничего не стоит исчезнуть по козьей тропе или высохшему речному руслу в гору.

— Ты уже говорил об этих путях, — поморщился Василий. — Я хочу знать, нет ли еще дорог или звериных троп, которые ты мог забыть? Возможно, ты не слишком знаком с этими местами и мне следует расспросить о бухте и ее окрестностях кого-нибудь другого?

— Я родился и вырос здесь, ромей, поэтому знаю округу не хуже собственной ладони. Говорю еще раз: из бухты нет иных путей, кроме тех, о которых я сказал.

— Ущелье упирается в седловидную гору, затем идет вдоль ее подножия. Неужели на горе нет никаких дорог или троп? — с сомнением спросил Василий.

— Отсюда виден лишь один склон горы, спускающийся в ущелье. Он самый пологий, зато остальные обрываются вниз бездонными пропастями. Я не раз охотился в здешних местах и знаю, что даже дикие козы, загнанные на эту гору, не могут спуститься вниз и срываются в бездну. Седловидная гора — это ловушка: попавший на нее вынужден либо снова спуститься в ущелье, либо ринуться в пропасть.

По лицу Василия скользнула улыбка, он дружески хлопнул лазутчика по плечу.

— Верю тебе, болгарин, и не хочу больше утруждать. Поэтому оставляю следить за русами десяток лучших акритов [24], а тебя с напарником забираю с собой. Мои солдаты справятся днем с наблюдением не хуже вас, однако вечером вы мне понадобитесь снова…

Вернувшись в лагерь, Василий велел позвать к себе в шатер комеса Петра и стратига Иоанна. Длительное пребывание при императорском дворе и среди высших чинов византийской армии приучило спафария в первую очередь думать и заботиться о собственном авторитете, стремясь при любой возможности приумножить его, для чего никогда не выставлять ни перед кем напоказ даже малейших своих ошибок или просчетов. Сейчас, страхуя себя от возможной неудачи и неизбежных в таких случаях пересудов, Василий не стал посвящать в детали своего плана даже ближайших помощников, ограничившись лишь отдачей каждому непосредственно относившихся к нему распоряжений.

— Комес, — обратился он к Петру, — я отменяю сегодняшний переход на новое место. Прикажи легионерам как можно лучше укрепить лагерь и не особенно утруждай их караулами и работой. Сделай так, чтобы они больше отдыхали днем, однако постоянно были готовы выступить в поход ночью. И срочно вели отобрать пять-шесть центурий из бывших горцев, они могут понадобиться мне уже сегодня.

— Все сказанное будет исполнено, спафарий, — пробасил в густую бороду комес. — Лично займусь отбором нужных тебе легионеров-горцев и обещаю, что к вечеру они будут готовы к маршу.

— Ты же, стратиг, — повернулся Василий к Иоанну, — усиль днем охрану побережья. А с наступлением темноты собери конников в единый кулак, оставив на ночь вдоль берега лишь тщательно замаскированные секреты. Постарайся не гонять людей и лошадей без нужды, ибо с сегодняшней ночи конница должна быть готова к бою в любую минуту. Причем против сильного и многочисленного врага.

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая