Знамение пути - Семенова Мария Васильевна - Страница 74
- Предыдущая
- 74/81
- Следующая
Рысь не без некоторого удивления на него покосился. А Волкодав вспомнил карту, которую ещё в Тин-Вилене едва ли не каждодневно рассматривал, и заговорил снова:
– Если я верно понял, кунс велит править прямо к вашему острову, кратчайшим путём…
– Скажем так, – ответил Рысь, – насколько возможно будет подобраться.
Волкодав едва не спросил отчего, но вовремя спохватился, сообразив: в том, что касалось Островов, виденная им карта устарела самое меньшее лет на двадцать. Нет, суша здесь, в отличие от архипелага Меорэ, не всплывала и не тонула по три раза на дню, но с таким же успехом могла бы и тонуть. Что толку указывать на морской карте остров, к которому всё равно не может причалить корабль, потому что за неделю пути до него мореплавателя встретит стена нетающих льдов? Например, остров Розовой Чайки красовался на старой карте как ни в чём не бывало, в то время как его давным-давно поглотили расползшиеся ледники. Последний дом был сметён движущимися льдами лет сорок назад. И с тех пор там навряд ли стало снова тепло.
– Значит, – сказал Волкодав, – остров Печальной Берёзы тоже останется в стороне? И остров Хмурого Человека?
Рысь не выдержал:
– Редко встретишь чужестранца, который не только помнил бы названия разных островов, но ещё и расспрашивал о них так, словно эти названия что-то ему говорят! Откуда такое любопытство, венн?
Волкодав пожал плечами:
– Ты удивишься, кормщик, но у меня были друзья сегваны… Кое-кого я даже называл братьями. Они рассказывали мне о своей земле. Рассказывали с любовью, так, что мне захотелось своими глазами на неё посмотреть. – Подумал и добавил: – Тем более что записи в книгах о мироустройстве, касающиеся Островов, очень противоречивы. Такое впечатление, что учёные путешественники сами не забирались сюда, довольствуясь в основном рассказами твоих соплеменников. А те знай хвалили каждый свой остров, объявляя его чудом из чудес и всячески принижая все остальные…
Рысь хмыкнул:
– Я не знаю, что врали другие, но, если там был кто-нибудь с нашего острова Закатных Вершин, он-то должен был рассказать чистую правду. О том, что настоящее чудо можно увидеть только у нас, а все остальные рядом с ним – плюнуть и растереть!
Не видал ты наших веннских лесов… с привычной строптивостью подумалось Волкодаву. Он одёрнул себя, мысленно нахмурившись: воин Винитара был немногим моложе его самого, а значит, мальчишкой вполне мог побывать на Светыни. Вполне могло также выясниться, что в замке Людоеда у него погиб отец или брат. Не буди лихо, пока оно тихо! И Волкодав не стал спрашивать, видел ли Рысь веннские леса. Это всё равно не имело никакого значения. Он заставил свои мысли изменить направление бега и тут же в который раз вспомнил про Эвриха. Вот кто небось уже точно схватился бы за чернильницу и перо!..
– Каково же ваше чудо? – спросил венн.
Рысь улыбнулся, хищно блеснув зелёными глазами:
– Увидишь!..
Ко всем прочим своим умениям морские сегваны владели искусством необыкновенно точно рассчитывать время своего путешествия. Святой старинный обычай велел подходить к острову Закатных Вершин на закате – и «косатка» кунса Винитара оказалась в виду родной земли именно на закате.
Правда, это был не тот обыкновенный и привычный закат, после которого следует ждать ночной темноты. Ночи на Островах весной не бывает совсем. Солнце очень степенно погружается за горизонт и далее совершает свой путь прямо под ним: заберись на горку повыше – как раз и углядишь сверкающий край. Даже толщи облаков ничего не могут поделать с полуночной зарёй, и она окрашивает их всеми цветами от холодного лилово-малинового до алого и огненного золотого. Пройдёт ещё немного времени, настанет лето, и солнце совсем перестанет уходить с неба. Так и будет кружить, поднимаясь то выше, то ниже, но никогда не прячась совсем. Когда-то давно, ещё на руднике, один грамотный мономатанец объяснял Волкодаву, отчего так получается. Он убеждал недоверчивого юнца, вращая один кругом другого два камня, маленький и побольше. Волкодав, в общем, понял его рассуждения, но они ему не понравились, ибо не содержали ни благоговения, ни красоты. На что нужен такой мир, пускай даже понятно и правильно объяснённый?..
Наблюдая каждый день за сегванами, Волкодав отмечал про себя, как постепенно стихали между ними разговоры о прибытии на остров. Так бывает, когда чаемое и очень волнующее событие, постепенно приближаясь из дали будущего, как-то вдруг – а это всегда происходит именно «вдруг» – оказывается совсем рядом. И замолкаешь, и перестаёшь разглагольствовать и болтать языком, и просто ждёшь. С душевным трепетом, делающим слова неуместными и ненужными.
В тот день с утра Волкодав обратил внимание, что комесы совсем перестали сквернословить и развлекать друг дружку весёлыми непристойностями, до которых всегда так охоч воинский люд. А ещё они обошлись без еды, и никто не требовал с Аптахара медовухи, греющей тело и душу. Так люди ведут себя, готовясь приступить к делу, требующему высокого сосредоточения духа. К божественному служению. К поединку и битве. К долгожданной встрече с любимой…
Что явится им из воспламенённого уходящим солнцем тумана? Может, лишь необозримая ледяная стена, над которой даже очертания знаменитых гор невозможно будет увидеть?..
Для самого кунса, для Аптахара и ещё нескольких комесов остров Закатных Вершин был родиной. Они здесь выросли или даже, как Аптахар, оставили молодость. Им каждый валун неслышно прошепчет: «А помнишь?..», им ветер напоёт давно забытые колыбельные, и даже у воздуха окажется совершенно особенный вкус, не такой, как на Берегу, – дышать и не надышаться…
Волкодав очень хорошо понимал это чувство.
Однако большинство молодых воинов, рассуждая об острове, добавит к слову «родина» словцо «пра». Здесь увидели свет их отцы с праотцами, им же самим никогда не доводилось бывать. У этих мореходов тоже горели глаза, но несколько по-другому. Если до острова действительно удастся добраться, их, быть может, в итоге сильно разочарует нагромождение обледенелого камня, снабжённое в устах старшего поколения таким легендарным величием. Они, конечно, в этом никогда не признаются. Но и плакать не будут, как плакал когда-то Волкодав, глядя с высокого, крутого холма на свою родную деревню… на крышу дома, под которой теперь жили чужие…
Венн много лет думал об острове Закатных Вершин только как о родине Людоеда. Что ж, это по-прежнему было так. Но – с некоторых пор – не только. Волкодав посматривал на матерщинника и рубаку Аптахара, неотрывно глядевшего вперёд, в плывущий над морем туман. Ближе к вечеру старый воин принялся то и дело смахивать с глаз неизвестно откуда взявшиеся соринки. Или это брызги долетали из-за борта, чтобы украдкой скатываться по щекам?.. У венна не было особых причин любить Аптахара. Скорее наоборот. И Аптахар совсем не шутил, когда называл его несчастьем всей своей жизни. Однако человек, с которым вместе ел хлеб и проливал кровь, такой человек поневоле становится… нет, не своим, судьба так распорядилась, чтобы между ним и Аптахаром подобное сделалось уже невозможно, – но определённо не-чужим, и при всём том, что ты помнишь: этот воин, бывший комес Людоеда, убивал когда-то твою родню, – внутренняя правда мешает смотреть на него исключительно как на врага.
Понапрасну ли вера соплеменников Волкодава запрещала убивать того, с кем перемолвился словом… А в Мономатане жило чёрное племя сехаба, и у тамошних воинов было принято в битве давать пощаду противнику, схватившемуся за древко копья. Волкодав смотрел на беспокойно топтавшегося Аптахара и едва ли не впервые размышлял, в чём же тут дело? В завете Богов – или во врождённом законе, свойственном всякой здоровой душе, каких бы Богов ни чтил её обладатель?.. Легко сбить стрелой дикого гуся, пролетающего над озером. И гораздо трудней свернуть шею такому же гусаку, только домашнему, которому ты дал имя, который приучен доверчиво к тебе подбегать…
- Предыдущая
- 74/81
- Следующая
