Там, где лес не растет - Семенова Мария Васильевна - Страница 55

• Предыдущая
• 55/78
• Следующая

– Если заночуем подле него, – сказала Эория, – завтра пополудни должны выйти к солёному озеру… Город, говоришь, стоял у реки? Так… старое русло…

Купцы считали Нарлак обжитой, заселённой державой, здесь была не какая-нибудь веннская глушь, странники ходили торными путями от деревни к деревне, от погоста к погосту. Однако эта часть страны, порубежная со Змеевым Следом, выглядела так, словно люди испокон веку сюда не заглядывали. Не у кого дорогу спросить, коли сам не найдёшь.

Эория свернула карту и стала убирать её в заплечный мешок, и от Коренги не укрылся взгляд, которым Андарх проводил тугой кожаный свиток.

– Если бы твой пёс умел летать, венн! – сказала Эория. – Мы отправили бы его разведывать нам путь! Или если бы твоя птица была большой, как у ирезейцев, и могла поднять человека!..

Коренга успел вздохнуть о несбыточном и окончательно почувствовать себя обузой товарищам, а Эория вдруг добавила, ни к кому в отдельности не обращаясь:

– Эту карту подарил мне отец. Кто без спроса возьмёт – руки выдерну.

Андарх не стал притворяться, будто не понял, что она имела в виду. Он сказал:

– Не думай обо мне так плохо, воительница. Верно, голод заставлял меня несколько раз унижаться до воровства, но я не глупец. Даже если бы я украл твою карту, куда бы я здесь с ней побежал?..

Бежать с краденым было действительно некуда. Тем не менее Коренге показалось, будто в глазах галирадского крадуна мелькнула досада… А вечером того же дня, когда, хлюпая по остаткам талого снега, смертельно уставшие, они обогнули чёрный против заката каменный палец и устроились у маленького ручья, молодой венн выяснил, на что Эории понадобилась рогулька, поначалу принятая им за пращу. Выудив её из котомки, сегванка раскрыла мешочек с Тороновой шерстью, которую, оказывается, успела всю перебрать. Завернула пухлый ком в тряпицу, привязала к рогульке… и взялась невозмутимо прясть, подматывая нитку на неведомо когда выструганное веретено. Андарх уже спал в лапнике, которого по настоянию Коренги нарубил с поваленной, но не успевшей осыпаться ёлки, у самого Коренги веки склеивались от усталости, и он крепко подозревал, что Эория, всё время помогавшая ему с тележкой, вымоталась нисколько не меньше. А вот надо же, положила себе некий урок и намерена была непременно исполнить его. Так работают, если ждут и опасаются, как бы что не случилось да не помешало кончить взятое на себя дело. Коренге стыдно было спать, пока она бодрствовала, он без конца вскидывался на локте… в отсветах огня ему неизменно представало лицо сидевшей сегванки и мелькание веретена в проворных руках. Коренга начал думать о нитях и об исчислении окоёма в клубках, но мысли спутались окончательно…

Утром Эория разбудила его гулким пинком в кожаный борт тележки.

– Просыпайся, венн, солнце встаёт, а солёное озеро ещё далеко!..

Задолго до полудня лес кругом начал мельчать, редеть и наконец совсем сошёл на нет. Коренга вытянул шею, оглядывая распахнувшийся впереди простор, увидел, как на севере блеснула полоска воды, и не на шутку встревожился. А ну как Эория ошиблась и они снова вышли к берегу моря?..

Между прочим, среди жухлых серо-соловых останков прошлогодней травы – самой обычной луговой травы, что росла вдоль опушки отступившего леса, – всё чаще попадались пучки сизых жилистых перьев, тех самых, которыми изобиловали приморские дюны. Коренга воспринял их появление как очень скверный знак и хотел уже поделиться своими подозрениями с Эорией, когда сегванка вдруг остановилась, понюхала воздух и удовлетворённо сказала:

– Вот оно, озеро. Теперь – на восток!

«Отупел я окончательно от этой езды. Море-то на западе, берег тянется с севера к югу – откуда ж морю здесь взяться?.. Ну конечно, это озеро, остаток высохшего залива, то-то и трава здесь та же растёт, соли не боящаяся…»

Тележка катилась вперёд, раздвигая невесомые пряди прошлогодних травяных перьев; Коренга только следил, чтобы они не наматывались на оси колёс. Потом ему показалось, что травы стало делаться чем дальше, тем меньше. Он присмотрелся и увидел: плотный слежавшийся песок под колёсами изменил цвет. Если у моря он был серовато-белёсым, почти совсем белым, то здесь больше напоминал цветом соль, перемешанную с перцем. Причём «перец» попадался всё гуще, и его зёрнышки становились крупнее. Версты через три такой езды Коренга нагнулся через борт, подхватил горсть песка и покатал его в пальцах. Буро-чёрные крупинки оказались ощутимо колючими и… какими-то враждебными. Ничего общего с добрым речным и озёрным песком, ластившимся к телу! Коренга отряхнул руку и снова взялся за рычаги, но сразу понял, что колкая пыль пристала к ладони. Еле-еле он, поплевав, оттёр её о кожаные штаны… Так бывает, когда влезешь за сладкими ягодами в шиповниковый куст и наберёшь полные руки невидимо тонких заноз. Колоться колется, а где сидит – не найдёшь, покуда кожа не покраснеет.

– Это зола, оставленная подземным огнём, – заметив его возню, сказала Эория.

Андарх молча, мимоходом посмотрел на неё, а Коренга любопытно спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Видела, – коротко пояснила Эория. Помолчала и добавила: – Прошлой зимой отец заходил на острова Меорэ. Там такой же чёрный песок, норовящий пройти сквозь кожу. Ходившие на берег потом отмыться от него никак не могли. А тамошняя ребятня бегала по нему босиком, и ничего. Привыкли…

– Тогда понятно,. – пробормотал Коренга.

– Что тебе понятно?

– Почему увалы, к которым мы идём, называются Огненными.

«А ещё понятно, почему высох морской залив и река изменила течение. Их просто засыпало… И древний Фойрег засыпало… Вместе с людьми…»

Коренге стало неуютно, как если бы подземный огонь должен был неминуемо выбрать именно этот миг для нового пробуждения, мало ли что здесь всё было тихо уже не одну тысячу лет – так долго, что и о природе чёрных песков теперь догадывались только знающие. Как Эория.

«А чего она, если уж на то пошло, только не знает! Где только она не была!.. А ведь она если и старше меня, то разве на годик…»

Коренга окончательно проникся мыслью о своей малости и никчёмности, почувствовал себя дремучим лесным пнём и принялся мечтать, чтобы стряслось непредвиденное и он сумел бы показать своим спутникам: он, Кокорин сын, тоже кое-чего стоит…

Вот только навскидку придумать, какие умения и познания он мог бы явить, молодому венну так и не удалось.

Эория же, не сбавляя шагу, спустила с одного плеча лямку мешка и вытянула наружу свою самодельную прялку да веретено. Засунула нижний конец прялки за пояс – и взялась сучить нить. Она, кстати, пренебрегала девичьими плетёными поясками и носила, как подобает воину, тяжёлый кожаный ремень. Веретено заиграло в руке, скручивая нитку, и стало быстро толстеть. Точно так, на ходу, пряли веннские девчонки, когда отправлялись пасти гусей или, положим, к соседям с мелким гостинцем… Коренга засмотрелся на сегванку и вдруг попробовал представить её у себя дома, под родимым избяным кровом. Вот она идёт по деревне, входит во двор, весело окликает его, Коренгу…

Ничего не получилось. Почти как давешняя попытка вообразить додревних аррантских царей, побиваемых собственными восставшими слугами.

«Почему? – Коренга честно попытался разобрать путаницу в собственных мыслях. – Ладно арранты, я их видел-то всего несколько человек, уж куда там правителей, но тут совсем о другом речь… Иные у нас ведь дружат с береговыми сегванами… в гости ходят… даже и свататься не чураются…»

Странное дело. Вообразить Эорию в деревне Кокориных потомков тут же сделалось ещё невозможней. Вдобавок Коренга отчего-то страшно смутился, как будто его мысли содержали нечто постыдное.

«Ох. Дождаться же мне беды там, где лес не растёт…»

Торон с весёлым задором оглянулся на него, взмахнул полураскрытыми крыльями и побежал вперёд. Колючий песок под лапами его нисколько не беспокоил.

• Предыдущая
• 55/78
• Следующая