Там, где лес не растет - Семенова Мария Васильевна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая

На лицах сегванов стали появляться понимающие ухмылки. Видно, все представили себе этот корень, лихо задранный к небесам, и сообразили, что будет дальше. Коренга увидел, как улыбнулась Эория.

– Всю ночь женщине мстилось, будто ствол под нею плыл немного не так, как вроде бы повелевали ветер и течение бушевавшей реки. И ещё ей казалось, будто кокора оберегала её и словно держала в объятиях, стараясь вынести из беды. Когда же рассвело и гроза стала стихать, женщина увидела впереди надёжную сушу. А потом выворотень лёг на прибрежный песок и, как только наша праматерь соскочила на отмель, обернулся пригожим статным мужчиной. Взялись они за руки, пошли дальше вместе и стали себе жить-поживать…

– С такими предками и правда только сидеть в самой крепи лесов да шарахаться от собственного отражения в маленькой луже, – сказал Чугушегг. – Что ж ты на своей тележке в море-то потерял? Может, тоже ждёшь, что кокора навстречу выплывет и красавицей перекинется?

Послышался смех. Коренга кивнул на Торона.

– На самом деле всё началось вот с него…

Пёс сидел вблизи, положив умильную морду на колени Эории, и подсыхал на солнышке и ветру. Ему было не впервой. Сегванка почёсывала Торону за ухом, слушая рассказ. Коренга неслышно вздохнул и снова стал говорить.

– Я ещё носил детскую рубашонку, ибо не знал Посвящения, и бегал не хуже всей остальной ребятни, когда однажды под конец лета в нашем роду остановились передохнуть виллы, отгонявшие разорительный град от чьих-то полей. Ты, кунс, конечно, замечал их, парящих на своих симуранах высоко в облаках… Дружбу вилл у нас чтут за великую удачу, и мы оказали небесным летунам весь почёт, какой только могли. Но в те дни Хозяйке Судеб было угодно, чтобы одна из наших деревенских сук вошла в охоту и надумала подпустить к себе кобеля. А у предводительницы вилл как раз и оказался при себе справный кобель… Он разогнал всех женихов, потому что никто не бьётся с такой свирепостью, как симуран, а надо тебе знать, достойный кунс, если вдруг это знание случайно тебя обошло, что симураны пребывают с обычными собаками в гораздо более близком родстве, нежели полагают незнающие. Они могут спариваться, и от этого бывает плодовитое потомство… Ибо самый первый симуран был обычной собакой, взысканной крыльями от Богов. И вот это родство явило себя во всей полноте. Виллы распрощались с нами и улетели, а через месяц мы обнаружили, что сука брюхата. Ещё через два месяца у неё родился крылатый щенок – вот этот самый Торон.

Все посмотрели на Торона. Смышлёный пёс сообразил, что речь шла о нём. Вскинул голову и стал красоваться, улыбаясь во всю зубастую пасть. Добродушный, ласковый зверь.

Нипочём не заподозришь той сокрушительной ярости, с которой он бросился на обидчика Шаняву…

– Знай ещё, благородный кунс: у нас принято, чтобы за брюхатыми суками ухаживали подросшие мальчишки, поскольку это их самих готовит к чести отцовства. И так вышло, что Торонову мамку взялся холить именно я. И был с ней, пока она рожала щенка. Он был моим с самого первого дня, и никто даже не пытался забрать его. У меня как раз перед тем умер пёс, и все видели, как я о нём горевал. А ещё через два месяца, когда мы с Тороном уже бегали наперегонки, опять прилетели виллы…

Коренга отпил не успевшей остыть медовухи. И, пока она пряным огнём разбегалась по телу, обвёл глазами круг обращённых к нему лиц. Казалось бы, что этим суровым воинам, каждодневно привычным к жизни и смерти, рассказ о каком-то щенке?.. А поди ж ты, слушали его с напряжённым вниманием.

– Виллы прилетели ночью, но я спал в клети, хотя стояла уже холодная осень, и слышал их разговор с моей матерью. – Молодой венн улыбнулся. – Мать, конечно, отпиралась потом, но я-то знаю: она намеренно говорила громче, чем следовало, чтобы я проснулся на её голос. А речь шла у них про Торона…

«Жаль, мы не угадали со сроками, – говорила старшая вилла. – Это оттого, что суки симуранов дольше вынашивают щенков, почти по полгода. Мы всячески стараемся не допускать рождения неублюдков[31], но когда такое случается, стремимся подгадать к самым родам, чтобы уничтожить детёнышей, пока они ещё не открыли глаза. Это не всегда получается, ибо с помесями легко просчитаться. Скверно, что здешний малыш уже успел подрасти и твой сын полюбил его. Однако ничего не поделаешь…»

Виллы – очень невысокий народ, лёгкий в кости, предводительница не доставала моей матери даже до плеча, но за ней была правда и власть.

Мать спросила её:

«Почему так? Почему вы не позволяете жить мешаному потомству? Это славный щенок, и крылья у него совсем как у отца…»

«Не мешайся пест с ложками, – ответила вилла. – Его крылья только кажутся настоящими. Раньше мы оставляли тумаков[32] и смотрели, что будет, и всегда получалось одно и то же. Славные щенки взрослели уродцами, их крылья оставались неразвитыми, так и не обретая размаха и силы, потребных для полёта. А потом эти заскорбыши сами начинали плодиться, так что калекам наследовали ещё худшие калеки. Жестоко отнимать жизнь, но ещё гаже – плодить подобные существа и позволять им ковылять по земле, с которой они не способны взлететь… Пойдём же, пока твой сын спит, совершим необходимое!»

На этом я решил, что слышал достаточно. Моя мать опять-таки не призналась, но я сразу понял, что она отвлечёт гостью, давая мне время. Я схватил Торона в охапку, мы с ним тихо-тихо выбрались сперва из клети, а потом и через забор со двора… Меня целую седмицу искали в лесу, и всё это время шёл дождь, насланный виллами, чтобы выгнать меня обратно домой, но я только забирался в чащу всё дальше. «Если тебе судьба умереть, – сказал я Торону, – то лучше уж здесь, вместе со мной, а не по чьему-то стороннему хотению!» Я боялся, что не уберегу маленького щенка, а вышло, что не уберёгся сам. Однажды я сел под деревом и не смог встать, потому что у меня отнялись ноги. Ещё через два дня мой дядька, брат матери, нашёл меня по следам. Когда нас с Тороном принесли домой, я прижимал его к себе и кричал, что убью всякого, кто вздумает к нему прикоснуться.

«За этого щенка уплачена слишком дорогая цена, – осмотрев мои ноги, сказала старшая вилла. – Мало правды было бы в том, чтобы после этого разлучить с ним мальца… Успокойся, парень, и не бранись такими словами, а то слушать противно!»

Ещё через некоторое время мой отец доказал своё мастерство, сделав для меня эту тележку… С тех-то пор, благородный кунс, мы с Тороном всюду путешествуем вместе!

– Глупость сопляков иной раз приносит неожиданные плоды, – покосившись на красавца Торона, сказал Сквиреп Чугушегг. – Ты воистину позабавил меня, но я так и не услышал, какая нелёгкая занесла тебя в море! Только не говори мне, будто везёшь своего пса в горные края, где живут симураны, чтобы те научили его летать, – всё равно не поверю!

Коренга улыбнулся.

– Я и не собирался говорить этого, кунс. Я лишь поведал тебе, с чего началось дело. А дальше всё просто… Так уж случилось, что меня любят в нашем роду. Когда мы услышали, будто в стране Нарлак можно доискаться великого лекаря, способного исцелить мои неисцелимые ноги, все дети Кокорины начали собирать мне деньги в дорогу, а потом проводили, докуда смогли. С помощью друзей и мимоезжих купцов я добрался до Галирада, а там сел на корабль, чтобы отправиться в стольный Фойрег. Вот и весь сказ!

Он ждал и был готов к тому, что Двадцатибородый усмотрит в его повести какие-то несоответствия и вновь начнёт задавать насмешливые вопросы, но их не последовало. Чугушегг лишь очень пристально взглянул на него – так пристально, словно Коренга нечаянно проговорился о чём-то очень для него важном. Пока молодой венн силился сообразить, что же это могла быть за важность такая, кунс поднялся со скамьи и рявкнул на своих мореходов:

– Ну-ка, лежебоки, отмахните Тагнаю, что я ухожу на юг! Иду к Фойрегу!

• Предыдущая
• 18/78
• Следующая