Самоцветные горы - Семенова Мария Васильевна - Страница 49
- Предыдущая
- 49/75
- Следующая
– Там распродают имущество одного человека, – указал рукой Шамарган. – Преступника. Он обокрал хозяина, к которому нанялся на работу. На такой распродажде никогда дорого не запрашивают, только этот конь и оставался, потому что к нему никто не мог подойти.
Вот тут Волкодав понял, что справедливое равновесие жизненных красок ни в коем случае не будет нарушено. За радостный проблеск в судьбе придётся платить в полной мере, да кабы ещё не с лихвой. Уж что-что, а дыхание навалившегося несчастья он распознавал сразу. И безошибочно.
Нет на свете народа, у которого предательство доверявшего тебе человека не считалось бы худшим из преступлений... Это лишь немногим простительней, чем расправа над гостем или измена вождю, которому поклялся служить. Ну а на чём держится наём работника, если не на определённом доверии?
Оттого Боги всех народов земли очень не жалуют вороватых работников, когда те оканчивают свои дни и оказываются перед загробным судом. Ну а нетерпеливые люди обычно не ждут, когда такой работник удостоится божественной справедливости, и по своему разумению вершат над ним правосудие уже здесь, на земле. И нет причин полагать, что их суд бывает слишком мягким и сердечным.
Распродажей имущества приговорённого распоряжался седьмой помощник вейгила, проворный и словоохотливый старичок. Собственно, кроме норовистого коня, кое-какого оружия и двух смен одежды, распродавать было особо и нечего. Когда Волкодав, Эврих и Винитар подошли к нему, он как раз кончил считать вырученные деньги и привесил бирку на кошелёк для отсылки в казну, и слуга уже поднимал с земли его раскладной стульчик, вырезанный, по саккаремскому обыкновению, из одного куска дерева.
– Да прольёт Богиня дождь тебе под ноги, почтенный, – поздоровался Эврих.
– И тебя да взыщет Она в жаркий день тенью, а зимой – кровом и очагом, – приветливо отозвался седьмой помощник. Было видно, что появление Эвриха обрадовало его. – Что привело в этот скорбный угол нашего рынка славного Лечителя наследницы Агитиаль?
Обыкновенное слово “лечитель” в его устах прозвучало, как титул. Эврих оглянулся на Волкодава, но в это время старичок заметил подошедшего с ними молодого кунса и забеспокоился:
– И ты опять здесь, добрый иноземец? Неужели ты нашёл некий недостаток у купленного тобою коня и пришёл узнать, отчего я тебя не предупредил о нём? Но позволь, тебе должно быть известно, что я и сам всего лишь несколько дней...
Волкодав поднял руку, обращая на себя внимание седьмого помощника.
– Господин мой, – сказал он по-саккаремски. – Небесам было угодно сделать так, что я давно и неплохо знаю человека, чьё имущество ты по долгу службы здесь продавал... И всё, что мне было известно о нём ранее, внятно свидетельствует: он ни в коем случае не способен на воровство. Я простился с ним несколько месяцев назад, когда он решил переехать в вашу хранимую Богиней страну, и мало верится мне, что за столь малое время он мог так измениться. Не расскажешь ли, господин мой, в каком преступлении обвинён мой прежний знакомый?
Несколько мгновений старичок в молчаливом недоумении разглядывал странного чужеземца, так правильно и хорошо говорившего на его языке. Волкодав уже ждал, что его не сочтут за достойного собеседника и вести разговор придётся всё-таки Эвриху. Но, наверное, в Чирахе видывали и не таких, потому что седьмой помощник всё же ответил:
– Человек, о котором ты говоришь, вправду приехал сюда к нам из-за моря, хоть и явился не на корабле, а верхом по мельсинскому тракту. Он назвался Винойром... впрочем, одной Богине известно, как его на самом деле зовут. Кое-кто, с кем он успел сойтись здесь, рассказывает, что в Мельсине он оставил жену, только вряд ли бедняжка сумеет получить о нём весточку, поскольку никто толком не знает, где её следует разыскивать. Этот Винойр хотел заработать денег и нанялся служить к уважаемому мельнику Шехмалу Стумеху...
Вот как, тихо свирепея, отметил про себя Волкодав. Эврих снова оглянулся на него. Имя Стумеха для него тоже было далеко не чужим.
– ...которому как раз нужен был опытный конюх для ухода за лошадьми дочери, – продолжал помощник вейгила. – Сам я не видел, но люди сходятся на том, что новый работник вправду управлялся с конями так, как это удаётся немногим. Он даже сумел спасти молодую кобылу, объевшуюся отрубей. Но, к великому нашему сожалению, Богиня, столь щедро одарившая юношу, не сочетала доставшиеся ему дарования с честностью и чистотой. Молодому зятю господина Шехмала случилось уехать с купеческим караваном, и вскорости новый конюх протянул нечестивую руку к сокровищу его дома – чудесному сапфировому ожерелью, доставшемуся от предков. Дочь господина Шехмала хватилась любимого украшения, и тогда многим вспомнилось, как несчастный Винойр любовался игрой прекрасных камней, украшавших грудь госпожи, и даже говорил кому-то, что был бы счастлив подарить такие жене. Боюсь, однако, что теперь обеим женщинам останется лишь втуне мечтать о столь дивной драгоценности. Госпоже дочери мельника – оттого, что воришка даже при самом усердном допросе так и не открыл нам, где спрятал покражу. А жена его тем более в глаза не увидит никаких камней... – тут седьмой помощник позволил себе негромкий смешок, – ведь в Самоцветных горах, сколь мне ведомо, до сих пор сапфиров не добывали...
– Так его, – сипло спросил Эврих, – продали в Самоцветные горы?..
– Да, – был ответ. – Воистину, корыстолюбие не довело до добра этого бедолагу, зато, думается мне, милостью Богини с нынешних пор у нас в Чирахе поубавится краж... Караван торговца рабами отбыл позавчера.
– Лечитель наследницы... – проговорил Волкодав, когда они шли к дому вейгила. – Никак у тебя появились заслуги перед солнцеподобным?
– Ну... и так можно сказать, – ответил ар-рант. – Видишь ли, бедная девочка вправду была несколько нездорова, и государь оказал мне честь, включив в число лекарей, приглашённых ей в помощь. И Небесам оказалось угодно, чтобы с этим повезло именно мне.
Волкодав хмуро поинтересовался:
– А на кол в случае неудачи посадить не сулились?
Эврих даже засмеялся:
– Что ты!.. Шада Мария народ успел прозвать Справедливым, и очень заслуженно... Хотя, должен тебе сказать, иные врачи вели себя именно так, словно казни боялись! – Речь грозила пойти о вещах, огласке ни в коем случае не подлежавших, и от греха подальше аррант перешёл на родной язык Тилорна, который они с Волкодавом постигли несколько лет назад как раз для таких случаев. – Дело в том, что наследница Агитиаль... не могла сдерживать некоторые естественные отправления тела. Причём не только по ночам, но и днём. И так силён был сей прискорбный недуг, что будущую шаддаат даже не решались представить народу, а недоброжелатели Мария, коих, увы, у всякого толкового правителя непременно в достатке, принялись распускать самые постыдные слухи о неполноценности его дочери. Кое-кто даже дерзостно связывал болезнь девочки с тем достаточно... э-э-э... свободным образом жизни, который её венценосная мать вела до замужества...
– Понятно, – проворчал Волкодав.
– Представляешь, как мучился несчастный ребёнок? – продолжал Эврих. – Да, она ведь ещё и тяжело заикалась, бедняжка. Она сказала мне, что чувствовала себя счастливой, только когда сидела в уединённом покое над книгами. Всё остальное время её душу терзало ожидание неизбежных последствий недуга, а тело мучили невежественные лекари. Эти последние страстно желали заслужить милость шада и сразу начинали с сильнодействующих лекарств, которые не приносили настоящего облегчения, но зато вызывали всё новые недомогания!
– Ну а ты?
– Я для начала велел выкинуть все эти зелья, которыми её пичкали чуть не вместо еды, оставив лишь отвар чербалинника для укрепления сил да лёгкую настойку кошачьего корня, ради успокоения и доброго сна. А потом, хорошенько познакомившись с девочкой, я решил поговорить с её памятью... Понимаешь, её заикание дало мне зацепку. Я подумал, что изнурительное нездоровье вполне может оказаться следствием давнего испуга... Естественно, в обычном состоянии разума она не могла вспомнить никакого случая, вызвавшего столь прискорбную рану души, а с нею и тела. Но я нащупал обходные пути и добрался до более глубоких пластов, куда нет доступа дневному сознанию. И знаешь, что оказалось?.. Она была совсем маленькой и училась соблюдать чистоту, уже зная, что пачкать в кроватке нехорошо. Но однажды вечером она съела много сочного винограда и оттого проснулась ночью, когда было уже слишком поздно. И тогда у неё в кроватке появился демон! Тот самый, которым её пугали не в меру усердные няньки. Большой, усатый, грозно урчащий и с красными светящимися глазами...
- Предыдущая
- 49/75
- Следующая
