Право на поединок - Семенова Мария Васильевна - Страница 93
- Предыдущая
- 93/132
- Следующая
Когда Астамер вдруг принял решение и заорал сперва на рулевого, потом на гребцов, приказывая повернуть корабль к северу и грести что есть сил, Волкодав понял:
шторма действительно не миновать. Причем бороться с ним предстояло в таких водах, которые лучше пересекать при тихой погоде. Венн опять ничего не стал говорить. Сказали – греби, значит, нужно грести. А не рассуждать попусту о том, в чем все равно не особенно смыслишь.
– А. почему здесь всадник нарисован? – услышал он голос Иарры. – Там что, лошадей разводят? На таких маленьких островках?..
Эврих ответил почему-то с явной неохотой:
– Дело не в лошадях... Видишь ли, с этими островами связана одна морская легенда. Рассказывают, будто...
Они беседовали на языке Шо-Ситайна, бытовавшем у итигулов. До сих пор никто на корабле не проявлял знания этого наречия; во всяком случае, с Йаррой на языке его племени не заговаривали. Но тут...
– Заткнись!.. – прозвучало разом несколько голосов. – Заткнись, аррант, накличешь! И ты помалкивай, недоносок!..
Настал вечер. Едва различимые волны, с трудом подмеченные многоопытным зрением Астамера, превратились в исполинскую мертвую зыбь, медленно, с глухим гулом катившуюся прямо на север. «Косатка» тяжело взбиралась на вершины, потом устремлялась вниз, и тогда у форштевня вырастали два белых крыла. Астамер все чаще поглядывал за борт. И с каждым разом заметно мрачнел. Эврих тоже нет-нет да и смотрел на воду.
– Что там? – негромко спросил наконец Волкодав.
– Течение, – так же тихо ответил Эврих. – Сильное течение. Нас быстро относит на юг, и на веслах не выгрести.
Теперь они говорили на языке, которому научил их Тилорн, так что знатоков не нашлось. А на злобные взгляды Волкодав давно уже внимания не обращал. Он в очередной раз занес весло и спросил:
– Ну и что такого на юге? Непроходимые скалы?
– Хуже, – ответил Эврих. – Там Всадник. Все стало ясно. И таинственная отметка на карте, и явный страх далеко не трусливого Астамера. Волкодав вздохнул и подумал о том, как глупо порою кончаются путешествия. И жизни.
– Он, наверное, взял южнее, чем следовало, и угодил прямо в течение, – пояснил Эврих. – Карта не случайно советует его избегать. А тут еще зыбь с той самой гряды... По Салегрину, как раз о таком и рассказывают немногие спасшиеся с кораблей, погубленных Всадником...
– Хватит болтовни! – свирепо рявкнул Астамер, шагавший на корму по проходу между скамьями. – Греби как следует, венн!
Йарра тише мыши сидел возле борта, обхватив руками колени. Он дотянулся к уху Эвриха и еле слышно шепнул:
– Мы все погибнем, да? Корабль разобьется?.. Молодой аррант притянул мальчишку к себе:
– Ну что ты, нет, конечно. Зачем ему разбиваться? Потом Волкодав увидел, как, нацарапав прочными чернилами на клочке пергамента некую записку, Эврих уложил ее в непроницаемый мешок со своими рукописями и насмерть затянул все узлы. У него был вид человека, завершившего земные дела и готового к смерти. Волкодав подумал: когда придет пора уступать арранту весло, надо будет так же запаковать книжку Зелхата. Действительно, вдруг кто со временем выловит...
Закат был безветренным и зловеще-малиновым, и там, где садилось солнце, по-прежнему не возникало никаких признаков суши. Эврих из этого заключил, что их отнесло на юг даже дальше, чем он предполагал поначалу, и снова распотрошил мешок с рукописями, торопясь изложить последние наблюдения, отпущенные ему судьбой. Строчки получались прыгающими и неровными: Эврих целый день греб наравне со всеми, а после такой работы руки с трудом переходят к тонкому делу. Поразмыслив, ученый не стал сразу прятать перо и пергамент, решившись делать записи до последнего, пока это будет возможно. Мохнатые тучи висели низко над головами, солнце подсвечивало их снизу прощальным, холодноватым огнем. Только у самого горизонта еще видна была полоска чистого неба. Очень скоро заволочет и ее.
Измотанные гребцы все чаще менялись на веслах. «Косатка» сопротивлялась, точно гибнущее животное, которое продолжает ползти даже тогда, когда его уже раздирают на части. Гладкие стеклянные волны по-прежнему катились из-за кормы. Когда корабль спускался в ложбины, сквозь вершины волн просвечивало солнце. Потом полоску заката окончательно затянуло и стало быстро темнеть. Эврих низко наклонился над рукописью, поставил последнюю точку и убрал все в мешок. Однако передумал, вновь вынул перо, приписал что-то еще и только тогда закупорил и завязал горловину. Он справедливо рассудил, что воспользоваться светильничком ему вряд ли позволят.
И почти сразу, как только он это сделал, из морской глубины раздался стон. В полном безветрии он был отчетливо слышен – невероятно низкий, нечеловеческий звук, словно там, внизу, мучилось и страдало нечто непередаваемо громадное. Волкодав чуть не выронил весло – сначала от неожиданности, потом от удара о соседнее, брошенное гребцом. Кто-то сполз со скамьи и начал громко молиться, иные плакали. Так, словно подводный стон прозвучал смертным приговором и кораблю, и всем людям на нем.
Эврих тихо объяснял прижавшемуся к нему Йарре:
– Салегрин Достопочтенный называет то, чему мы сейчас внимали. Зовом Глубин. Его немногие слышали, и никому доподлинно не известно, что именно производит столь удивительный гул: то ли течение, то ли морские животные, то ли что-то на дне. К сожалению, я уже спрятал письменные принадлежности, чтобы сохранить их от брызг и дождя, и посему лишен возможности составить достойное описание услышанного...
– Ты завтра напишешь, – прошептал Йарра. – Когда рассветет...
Чувствовалось, что ему самому очень хотелось верить в собственные слова.
– Обязательно, – подтвердил Эврих. – Обязательно напишу. А ты поправишь меня, если что позабуду, так что смотри внимательно и запоминай. Договорились?
Волкодав давно знал арранта и видел, что парню было жутко. Еще как жутко. Но разве мужчина может позволить себе бояться в открытую, когда рядом мальчишка?.. Венн поискал взглядом Астамера и увидел его на носу. Сгустившаяся темнота мешала Волкодаву гораздо меньше, чем остальным, и он разглядел, что сегван пристально смотрел за корму. То есть смотрел – не то слово. Его глаза лезли из орбит, волосы, кажется, порывались встать дыбом. Волкодав только собрался выяснить, что именно привел? его в такой ужас, но тут темень прорезала вспышка молнии, мелькнувшая на юге.
– Всадник!.. – не своим голосом закричал Астамер.
Весь корабль одновременно повернулся в ту сторону. Волкодав стал ждать, когда же долетит отзвук громового раската, чтобы должным образом приветствовать Бога Грозы, и начал даже считать про себя (Тилорн научил его определять, далеко ли ударила молния). Однако вспышка так и осталась безгласной. Зато из-под воды снова донесся низкий рокочущий стон, и южный горизонт на мгновение охватило лиловое пламя.
И Волкодав увидел.
На фоне мгновенного зарева одиноким силуэтом вырисовывалась скала. Она была громадна – это ощущалось даже на расстоянии – и в самом деле похожа на всадника в просторном плаще, разметавшемся по крупу коня. Так вот ты какой, подумалось Волкодаву. А ведь родился человеком. «Была любимая, горел очаг»... Сам любил, и тебя любили...
Венн так и не бросил весла и держал его на весу, дожидаясь, чтобы на противоположном борту опамятовался и сел грести еще хоть один человек. Он услышал полный ужаса всхлип юного итигула и торжественный голос Эвриха:
– Приветствуй его как родича, Йарра. Когда он жил на земле, в нем текла та же кровь, что и в тебе.
Всадник между тем приближался со сверхъестественной быстротой. Волкодав невольно подумал, что никакое течение не могло столь стремительно мчать корабль к неподвижной скале и вдобавок безошибочно нацеливать его прямо под каменные копыта. И еще. Он мог бы поклясться, что всякая новая вспышка заставала Всадника в ином положении. Так бывает, когда молния выхватывает из темноты движущиеся тела...
– Приветствую тебя, родич... – судорожно шептал Йарра. – Преломи со мной хлеба и обогрейся у моего очага...
- Предыдущая
- 93/132
- Следующая
