Право на поединок - Семенова Мария Васильевна - Страница 63
- Предыдущая
- 63/132
- Следующая
Это последнее рассуждение показалось Волкодаву камешком в его огород, и венн ощутил, как на загривке незримо шевельнулась щетина. Что– то часто ему в последнее время указывали, как надо жить. От Матери Кендарат он готов был безропотно выслушать все что угодно. Но от какого– то жреца, еще ничем не доказавшего свое право на поучения?..
Он сунул руку в кошель и достал несколько больших серебряных монет – почти весь свой сегодняшний заработок.
– Возьми, – сказал он Никиле. – Я их покалечил, я и пожертвую в Дом Близнецов.
Никила с благодарным поклоном взял деньги. Когда же выпрямился, венн неожиданно разглядел в глазах молодого Жреца озорные, веселые искорки.
– Однако временами, – проговорил Никила, словно продолжая прерванную мысль, – временами мне начинает казаться, что воинский путь утверждения справедливости тоже не лишен преимуществ... Ибо не учат ли нас совместно Старший и Младший, что прежде, нежели вдохнуть в тело здоровье, следует истребить в нем болезнь?..
На другой день привычное место Эвриха за столом возле кухонной двери в «Сегванской зубатке» пустовало. Как объяснил Волкодаву ученый аррант, заработок заработком, но ученая беседа есть нечто, не измеряемое никакими деньгами. Сперва венн хотел отсоветовать ему ходить в лечебницу, ибо туда-то Сонморовы люди должны были непременно пожаловать... но потом подумал как следует – и промолчал. Если у него еще не совсем отшибло чутье, в «Зубатке» после неудавшегося ночного нападения должно было произойти что-нибудь необычное. Скажем, явятся десятка полтора головорезов и разом вытянут из-под плащей заряженные самострелы. Вот и думай, телохранитель, где безопасней быть «господину». Там, где тебе не подоспеть за него заступиться, или там, где в случае чего обоих запросто пришибут?..
Стоуму он ничего не стал говорить о засаде, и день начался как обычно. Стоило распахнуть двери – повалил народ, забегали служанки, потянуло из кухни добротным духом съестного. С Волкодавом здоровались, кое-кто доверительно сообщал ему, дескать, поставил немалые деньги, что его не выгонят и сегодня. Потом появился со своей спутницей Слепой Убийца.
– Люди передают, – негромко проговорил он, остановившись около Волкодава, – будто троим парням, никем особо в этом городе не любимым, нынче ночью кто-то переломал руки и ноги. Говорят также, будто эти трое сегодня утром должны были опять прийти собирать мзду с бедных, беспомощных трюкачей, выступающих на торгу, но почему-то никто из них не явился...
Чернокожий усмехался. У него был вид человека, давно примирившегося с судьбой, но не упускающего возможности время от времени хотя бы скорчить ей рожу. Девушка, напротив, то и дело с тревогой оглядывалась на дверь.
– А я слышал, – сказал Волкодав, – будто в других трактирах камбалу готовят тоже неплохо. И вряд ли кто нынче придет туда мстить за переломанные кости, добавил он про себя.
– Пошли, Дикерона, – взмолилась Поющий Цветок и благодарно посмотрела на венна. – Пойдем в другое место, прошу тебя...
– Иди, если охота, – уперся мономатанец. – А мне и здесь хорошо.
Он безошибочно направился прямо к столу, куда его обычно сажал Стоум, и Волкодав про себя поразился, до чего уверенно двигался слепой человек. Он в который раз спросил себя, что сталось бы с ним самим, накрой его слепота. Поющий Цветок, чуть не плача, последовала за Дикероной. Девушка любила метателя ножей, в этом не могло быть никакого сомнения, и ради него полезла бы хоть в Бездонный Колодец, не то что на самострелы каких-то разбойников. К сожалению, добавить любимому малую толику благоразумия было свыше ее сил...
Волкодав проводил их глазами – и вдруг обратил внимание, что на улице, по обыкновению полной любопытных зевак, неожиданно стало удивительно тихо. Так смолкают певчие птицы, щебечущие в лесу, когда на дерево опускается беркут. Волкодав сразу повернулся к двери, постаравшись сделать это спокойно и неторопливо. А потом вышел наружу, не обращая внимания на недоуменные возгласы посетителей трактира. Потому что рассмотрел человека, при виде которого затихал и расступался народ.
Ему было лет, наверное, пятьдесят, и ничего уж такого особенного он собою вроде не представлял: худощавый, седеющий, с небольшими усами на тонком смугловатом лице. И Тормар, и любой из побитых Волкодавом громил могли показаться внушительней. Но только на неопытный взгляд. Венн нутром ощутил: навстречу ему двигался воин по меньшей мере равный. По меньшей мере. То-то он шагал сквозь плотное людское скопище, как по чистому полю, и дело не в том, что человек по имени Иктдш был правой рукой Сонмора и весь Кондар это знал...
Мыш, вылетевший в открытую дверь следом за венном, издал боевой клич и метнулся было к подходившему, но примерно на полдороге перевернулся в воздухе, словно налетев на невидимое препятствие. Взмыв на крышу трактира, зверек с истошным криком запрыгал по пестрой черепице. Словно желал о чем-то предупредить...
Волкодав вышел на середину улицы и стал ждать. Ждать со всем уважением, которое следовало оказать такому бойцу. Он еще подумал о том, что все-таки не ошибся и правильно сделал, оставив Эвриха у жрецов. Потом прекратил о чем-либо думать, разогнав прочь все лишние мысли и чувства. Некоторое время для него существовала только предстоявшая схватка. Потом исчезла и она, остался лишь солнечный свет, изливавшийся с небесных высот. Если кто-нибудь вторгнется в этот свет и попробует возмутить его плавное истечение, нарушение вселенского спокойствия надо будет исправить. А уж какой ценой, пусть определит мудрая Хозяйка Судеб...
Человек, способный, как и сам Волкодав, без большого труда раскидать всю служившую Сонмору мелкоту, подошел к венну и остановился на удалении шага и вытянутой руки. Мать Кендарат когда-то называла это «расстоянием готовности духа». Придвинься чуть ближе и...
Они ничего не предпринимали, просто стояли молча и неподвижно. Но как-то так, что на улице постепенно затихли сперва возгласы, а потом и возбужденные перешептывания. Это вам не схватка записных забияк, сошедшихся выяснить, к Западному или Береговому концу должна принадлежать доска в подгнившем деревянном заборе. Тут неуместны были подзуживания и ритуальные оскорбления, которыми раззадоривают себя кончанские ратоборцы. Двоим воинам, безмолвно созерцавшим Друг друга, уже очень давно никакой нужды не было выпячивать собственные достоинства, подковыривая соперника.
Зрители не дыша ожидали, когда наконец вспорет воздух первая молния и разразится то, о чем в старости можно будет сказывать внукам. Кажется, мучительным ожиданием не томились только сами бойцы. Оба весьма редко пускали в ход все, на что были способны, но тогда уж дрались, как у последнего края, где вряд ли получится выжить и остается лишь дорого продать свою жизнь.
Люди, так относящиеся к поединку, обычно не спешат его начинать.
Первым сделал движение Сонморов посланник. Он едва заметно, одними глазами улыбнулся противнику... и медленно, не сходя с места, поклонился ему. Бывалые люди из числа горожан заметили даже, что он чуть потупил немигающий взгляд, явив тем самым благородному недругу высшую степень доверия. Венн почти без задержки ответил таким же поклоном, отстав, может быть, на четверть мгновения; со стороны казалось, что они поклонились одновременно. Потом Сонморов человек повернулся и не торопясь, с тем же величавым спокойствием удалился по улице, и люди по– прежнему перед ним расступались. Даже самые ярые любители жестоких драк почему-то не чувствовали себя обделенными. Лишь несколько человек немного поворчало – на что смотреть, ни тебе крови, ни выбитых зубов на мостовой... Что поделаешь! Никогда не изловчишься, чтобы понравилось всем.
девочка тринадцати лет от роду сидела, поджав ноги, на берестяном полу клети и в который раз перебирала содержимое заплечной сумы. Пол был прохладный и гладкий, и оттого ей временами мерещилось прикосновение чешуйчатого рыбьего тела. Снаружи, за стенами, постепенно затихала маленькая деревня. Укладывались спать взрослые и старики, и даже неугомонная молодежь – пятеро парней и шесть девушек – отправились к соседям Барсукам на посиделки, на честную досветную беседу. Звали с собой Оленюшку, но она не пошла, отговорилась головной болью. Голова у нее действительно болела нередко, однако досадная немочь сегодня была ни при чем. Просто на посиделки, куда она выходила, все чаще являлись молодые ребята, вместе с отцами приехавшие из своих деревень. О роде Пятнистых Оленей всегда шла добрая слава, а в этом году пролетел слух, что вот-вот «наспеет» новая девка. Почему загодя не присмотреться к ней, не познакомить подросшего сына: кто знает, вдруг у нее и бус не грех попросить?..
- Предыдущая
- 63/132
- Следующая
