Истовик-Камень - Семенова Мария Васильевна - Страница 44

• Предыдущая
• 44/62
• Следующая

Он успел почти пожалеть, что ввязался в затею с Колодцем, но тотчас одёрнул себя: «Ну убьёт. Ну съест. Много потеряю?..»

– Этого расковать, он пойдёт первым, – деловито распоряжался Церагат. – Ошейник оставить.

Харгелл, беспокойно топтавшийся возле стены, неожиданно подошёл к Тиргею и сунул что-то ему в руку:

– На, держи, хромой… Мало ли что вы там встретите, вдруг пригодится…

Он не узнал Тиргея. Мудрено ли, если вспомнить, сколько рабов прошло через его руки за годы работы надсмотрщиком!.. Тиргей зато узнал его сразу. Каждый человек для себя единствен и неповторим… Аррант отнюдь не забыл горную дорогу, слепящую боль в раздробленной камнем ноге и блеск отточенного клинка: «Даже если рана не воспалится, за три дня пути, что нам остались, он съест каши на большую сумму, чем ты за него выручишь на руднике… Ну так что, хозяин? Добить?..»

…Тиргей взял протянутое Харгеллом и изумлённо уставился на добротный боевой нож в потёртых кожаных ножнах с ремешками для пристёгивания к запястью. «Неужели тот самый, которым он меня собирался?..» Потом заметил краем глаза недовольное лицо Церагата и то, как слегка заметался стражник с копьём: за кем следить, кто сделался опасней? Лохматый дикарь или вооружённый аррант?..

Тиргей невозмутимо застегнул маленькие пряжки.

– Спасибо тебе, господин. Ты, верно, родственник Гвалиору?

– Я его дядя… – Сказал бы кто Харгеллу ещё нынче утром, что не далее как к вечеру он будет едва ли не дружески разговаривать с рабом! Не орать, не приказывать, а объяснять и почти просить, надеясь на сострадание! Совсем недавно он счёл бы подобное унижением. И, пожалуй, призвал бы в свидетели Священный Огонь – уж с кем с кем, а с ним подобного не случится! Он продолжал, сам не зная зачем, просто потому, что говорить было легче, чем молчать: – Так случилось, что я принёс Гвалиору очень скверную весть…

Тиргей кивнул. Сплетни на руднике распространяются быстрее пожара. Однако он промолчал. Не дело невольнику выказывать осведомлённость в делах господина. Работник выколупывал застрявшую заклёпку, торопливо снимая с напарника арранта ручные кандалы. Когда упрямая заклёпка наконец выскочила, молодой варвар не спеша развёл руки и с наслаждением потянулся. Впервые свободно за несколько лет.

«Хорошо всё-таки, что это он пойдёт первым, не я, – подумал Тиргей. – И что у меня при себе будет боевой нож…»

Им дали на каждого по мотку крепкой верёвки, по котомке еды и по кожаной бутыли с водой. Позволили сбросить лохмотья и одеться более-менее тепло и добротно… Рудничные каторжники ходили по штрекам босыми, либо в немыслимых опорках, связанных из лохмотьев. Двое походников всунули ноги в крепкие сапоги. И аррант понял, что, оказывается, до этого мгновения даже не подозревал, как глубоко может взволновать и обрадовать столь незначительная примета достойной человеческой жизни. «А что, если мы вправду отыщем там Гвалиора и вернёмся назад, и с нас снимут ошейники? Или, во имя всех Богов Небесной Горы, найдём ход Горбатого, выводящий наружу?..»

– Хватит чесаться, идите! – приказал Церагат. – Живо!

Напарник Тиргея по-прежнему молча и довольно медлительно подошёл к гладкой, словно проплавленной в чёрном камне-радужнике, дыре – началу Колодца. Взялся руками за край и неожиданно быстрым движением подтянулся внутрь. Втащил за собой на верёвке котомку… Легко перевернулся и полез вверх, упираясь спиной и ступнями в гладкие стенки хода. «У меня так не получится, – испугался Тиргей. – Я не смогу. Сейчас подведёт больная нога, и Церагат поймёт, что ошибся. Он прогонит меня, а в Колодец отправит другого…»

На самом деле он подошёл к отверстию, почти не хромая. И дерзко проговорил, обернувшись:

– Спасибо за ножик, Харгелл! Чего доброго, действительно пригодится!

Подпрыгнул и забрался в дыру почти так же ловко, как напарник, лишь один раз взбрыкнув в воздухе ногами, чтобы помочь телу перенести тяжесть за край. И тоже принялся карабкаться вверх по отвесной чёрной трубе. «Уж не этот ли радужник я буду вспоминать, думая про Истовик-камень?..» Луч налобного светильничка зажигал в скале мимолётные мерцающие переливы…

…Двое походников стояли в относительно небольшой, величиной с обычный жилой покой аррантского городского дома, пещере.

– Во имя десяти когтей Кромешника, затупившихся о подножие утёса, где радовалась солнцу Прекраснейшая!.. – вырвалось у Тиргея. – Ни один рудокоп, Горбатый или без горба, здесь отродясь не работал!..

Он-то уж мог определить разницу между старой выработкой, пусть сколь угодно заплывшей каменными сосульками, и природным творением. Зря ли он ползал на брюхе в опасных пропастях Карийского хребта, изучая подземные воды и их сокрытую жизнь!.. Ни одна человеческая рука не смогла бы так тщательно обнажить стволы древних деревьев, окаменевших, неведомо как оказавшихся погребёнными в толще горы и превратившихся за века в столбы серовато-белого ногата!..[23] Всё сохранилось, уже неподвластное времени: рисунок коры, созревшие шишки… кольца на изломе высохшей ветки… лишь стало каменным, а после пришла вода. Она проточила рыхлые слои и унесла их с собой, но не совладала с твёрдым ногатом. Возникла пещера – и стоял в ней тысячелетней давности лес, когда-то засыпанный пеплом и золой и теперь вновь открытый для взора… Открытый безо всякого участия зубила или резца. Горбатый Рудокоп здесь если и побывал, то только как равнодушный или восторженный зритель. Пещеру эту он не прорубал и с проходчиками тогдашнего распорядителя в ней не состязался!..

Пол, обточенный подземным ручьём, был достаточно гладок, Тиргей бегал от стены к стене и, по разбуженной привычке, говорил и говорил вслух. Так, словно его внимательно слушали учёные спорщики, облачённые в бело-зелёные одежды познания.

– И таким образом я полагаю, что легенды, связывающие Горбатого Рудокопа с этой системой пещер, следует если не признать полным и окончательным вымыслом, то уж по крайней мере подвергнуть весьма пристрастной проверке…

О, это была великолепная речь. Не утеснённая страхом перед внезапным появлением надсмотрщика… или трусливым коварством придворного звездочёта. Выговорившись, Тиргей наконец вспомнил, перед кем блистал учёностью и красноречием. И запоздало подумал, что этот человек, пожалуй, способен был наплевать на все доводы разума и попросту вышибить зубы оскорбителю рудничной легенды. Он оглянулся на варвара. Тот сидел, откинувшись спиной к каменному стволу, и невозмутимо ел. Маленькими кусками, смакуя, жевал сухую лепёшку. Тиргей успел с облегчением решить, что напарник его просто не слушал, но тут молчаливый варвар вдруг подал голос – едва ли не в первый раз за всё время похода:

• Предыдущая
• 44/62
• Следующая