Тайна Кутузовского проспекта - Семенов Юлиан Семенович - Страница 13
- Предыдущая
- 13/75
- Следующая
— Верно, государственная мафия — это страшно… Только при чем здесь смерть Зои Федоровой? Я читал в «Огоньке», как у нее Щелоков кольцо забрал после того, как адъютант ее шлепнул…
Костенко отрицательно покачал головой.
— Нет, Игорь, это все на поверхности… Слишком просто… Покойница устраивала левые концерты, тогда актерам очень мало платили, надо было вертеться… Данные об этом в ее деле лежали, хватало на то, чтобы арестовать и провести дома обыск… Вот тебе камушек и тю-тю — без мокрухи… Найдутся у вас люди, которые захотят мне помочь? Я кое-кому из начальства поперек горла стал…
— Мы не штурмовые отряды, товарищ Костенко… Нам надо наших ребят лечить, ставить на ноги, стресс снимать…
— Про лечение обещать боюсь, хотя, может, что и удастся… А вот стресс снять можно… Стресс рождается резким сломом жизни, невозможностью адаптироваться в новых, мирных условиях… А они, наши условия, не мирные, Игорь… За прошедшую ночь мафия убила двух людей, которые вышли на того, кто мог бы пролить свет на дело Федоровой…
… Через два дня Игорь позвонил Костенко, пригласил зайти, угостил чаем и сказал:
— Так вот, по поводу кооперативного гаража… Слесарь Окунев чалился в Саблаге с пятьдесят четвертого по пятьдесят восьмой, — грабежи и квартирные кражи. Свой инструмент запирает в сейфик. Однако отвертку у него поменяли…
Игорь достал из стола отвертку диковинного цвета и протянул ее Костенко…
Тот спросил:
— Он заметил пропажу?
— Он только послезавтра вернется… На рыбалку уехал, так что отверточку надо вернуть завтра вечером… И еще: ребята о Федоровой с родителями поговорили, с бабушками и захотели посмотреть картины, где она снималась. Только небось они все черно-белые?
… От «афганцев» Костенко отправился на Петровку, позвонил из автомата, чуть изменив голос, попросил Галину Михайловну выйти, передал ей отвертку: «Из того гаража, где стоит машина пилота. Ответ мне нужен завтра утром, иначе подведу друзей… Зашла к Лысому?» — «Да. Бывший следователь Бакаренко действительно жив, квартира на Кутузовском проспекте…»
— Спасибо, Галка.
Женщина вздохнула:
— Возраст, словно воронка, все в себя вбирает! Для Ксюши я «баба», старуха, для тебя «Галка»… В двенадцать подъезжай, думаю, управлюсь с отверткой…
— Запомни, хозяин отвертки — тоже пациент Саблага… Пусть ребята посмотрят… Но, понятно, сделать это надо мимо Строилова…
С Петровки Костенко поехал в отделение милиции, что было возле Киевского вокзала. Начальником Угро туда бросили Колю Ступакова. Когда Федорчук разгонял кадры, особенно обрушился на тех, у кого была крепка хозяйственная хватка, а Николашка сколотил для стариков из ящиков маленькую сараюшку на участке, который выбил возле Наро-Фоминска. Донос написали через неделю после новоселья: «Отгрохал хоромы, интересно, на какие деньги?»
Из инспекции министра пришла «телега»: «Разобраться и доложить».
Николаша, зная, что живем среди гиен и крокодилов, хранил квитанции на каждый гвоздь, не то что фанерный ящик; представил начальству, через неделю пришло решение: либо Ступаков сносит строение, либо увольняется из органов.
Николаша предпочел увольнение. «Знаешь, — сказал он тогда Костенко, — при Ленине самым страшным наказанием для врагов была высылка за границу и лишение гражданства, а потом уж расстрел. Я б скорректировал: самое страшное наказание — работать под дураком в бесправном государстве, а потом — расстрел… Как понимаешь, о высылке теперь мечтают, как о манне небесной, да хрена выпустят…»
Он утеплил свой сарайчик и нанялся комендантом поселка, семьдесят пять рублей, завел кур и двух коз — не жизнь, малина…
Как только Черненко, очередной великий теоретик марксизма, преставился, а Федорчука из министерства унизили переводом в маршальскую группу, Николаша Ступаков написал письмо новому министру. В органах восстановили, но, правда, сунули его в Угро маленького отделения — дорабатывать до пенсии.
Костенко он обрадовался, достал из сейфа початую бутылку коньяка и пачку вафель:
— Давай, Славик, за нашу просранную жизнь по пять капель!
— Потом, Коль… Я к тебе по делу… Разрешишь сейчас вызвать некоего Бакаренко? Пенсионера по статусу, сталинского палача по профессии. И дай мне комнатушку: надо провести разговор…
— Так меня за это снова попрут, Славик! Превышение полномочий, самодеятельность…
— А ты позвони на Петровку, поинтересуйся: мол, Костенко — внештатный консультант или нет?
— А меня спросят: отчего вас это интересует?
— А ты ответишь: он пришел устанавливать адреса кооперативных мастерских радиоремонта.
— А они припрут с проверкой… Если тебя нарекли «внештатным консультантом», значит, выдры, копают…
— Фамилия Строилов у тебя на слуху?
— У меня в районе генерал Строилов живет…
— Наш?
— Нет. Военный строитель…
— Ну так как, Николашка?
Тот вздохнул, пододвинул Костенко телефон, налил себе коньяк, сделал долгий глоток, вафлей закусывать не стал, приложился к мануфактурке…
Костенко набрал номер Бакаренко:
— Ивана Львовича, пожалуйста…
— Деда, тебя, — голосок был пронзительный, девичий. Господи, в чем они-то виноваты, маленькие? За что и на них грехи взрослых ложатся?
Костенко вспомнил, как Розка (дочь его агента Рыжего, был карманным вором, завязал, не мог прописаться. Костенко помог, с тех пор Рыжий — дочку очень любил — был с ним на связи) кричала проституткам, которые расшифровали ее отца: «Мой батя сука, говорите, да? Я ему ноги мыть буду и воду пить, потому что из-за него не стала такой лярвой, как вы, из-за него я в семье жила, как нормальная! Все стучат, только одних колют, а другие проскальзывают! Из вас, подлюг, две — стукачки, не меньше! Бейте, бейте, все равно ваш проигрыш, а батьку моего не трожьте, бритвой глаза повырезаю!» Не она вырезала… Ей вырезали. Рыжий повесился. Жена его, Линда, лежит в психушке и заливается истеричным смехом с утра до ночи, — хохот у нее постоянный, никак помочь не могут…
— Бакаренко, — услышал Костенко раскатистый, достаточно молодой голос.
— Полковник Костенко, — ответил ему в тон, рокочуще. — Я не мог бы просить вас, товарищ Бакаренко, заглянуть в отделение…
— Милости прошу ко мне… Можем поговорить дома.
— Это служебный разговор…
— У меня отдельная комната…
— Спасибо. И все же лучше у нас, в отделении…
— Что-то срочное? Я ж только вчера беседовал с Виктором Павловичем…
Да ты на связи, цыпонька, понял Костенко, ну и ну…
— Я приехал из Владимира по делу, связанному с «малограмотными внуками Дзержинского»…
— Простите, не понял…
— Так у нас кое-кто расшифровывает МВД. Жду вас в отделении возле Киевского, вы адрес знаете, получасовой разговор, нужен совет, причем — безотлагательно. Машину подослать?
— Да я ж в трех минутах от отделения, товарищ Костенко… Хорошо, подойду..
Но сначала он позвонит в отдел, подумал Костенко, и те ввалятся сюда. Наверное, разумнее было идти к нему. Впрочем, дома он, как в крепости. Удостоверение пенсионера на него не подействует, а здесь и стены мне в помощь. Да еще сейф, да еще два портрета.
… Бакаренко оказался маленьким сухоньким старичком, в форме без погон, с орденской колодкой: две Красные Звезды, медали «За отвагу» и «За победу».
— Здравствуйте, Иван Львович, — Костенко поднялся ему навстречу, обменялся рукопожатием, сунул руку в карман и тщательно протер ее о подкладку. — У меня к вам только один вопрос, — он достал фоторобот Хренкова, — когда вы его видели последний раз?
— По-моему, в пятьдесят третьем, — ответил Бакаренко. — А в чем дело?
— Как его фамилия?
— Не помню… Встречались мельком.
— Он арестовывал Зою Федорову вместе с вами?
— Я дело Федоровой не вел. Я оформлял документы, которые были заранее подготовлены… Пару раз побеседовали — и все.
— А он? — Костенко кивнул на фоторобот, не отводя немигающих глаз от лица Бакаренко.
— Иногда оставался с ней в камере, когда полковника Либачева вызывали на совещание… Вам бы лучше спросить обо всем этом деле Либачева, он был старшим, я — исполнительствовал…
- Предыдущая
- 13/75
- Следующая
