Горение. Книга 2 - Семенов Юлиан Семенович - Страница 19
- Предыдущая
- 19/92
- Следующая
– Вас начали искать, Владимир Ильич!
– «Начали»? Мне сдается, не прекращали. Что нового, рассказывайте.
– Нет, вы поймите: «Новая жизнь» блокирована филерами, за Красиным и Литвиновым топают постоянно, я с трудом оторвался.
– Но оторвались же. – Ленин начал раздражаться. – Вы ждали, что нас будут встречать цветами?
– Владимир Ильич, ночью арестовали Лесневского…
Лицо Ленина сразу же изменилось, обозначились морщины.
– Ему уже предъявлено обвинение?
– Да.
– Надо немедленно добиться его освобождения.
– Подскажите как? – ответил Румянцев хмуро. – Залог полиция отказалась принять, они, видимо, будут готовить процесс… Вообще по нынешней обстановке следовало бы вам чуть смягчить тон выступлений…
Ленин изумился:
– Что значит смягчить? Я не совсем вас понимаю. Исключить определения вроде «разлагающееся самодержавие»? «Черносотенцы»? «Министр-клоун»? Тогда рабочие вывезут нас на тачке, и правильно поступят. Смягчают дипломаты. А мы не дипломаты, мы – партия класса, нам следует обнажать существо вопроса, мы обязаны говорить всё обо всем.
– Вы не оставляете ни малейшего шанса на то, чтобы сговориться.
– А вы видите хоть проблеск желания, чтобы сговориться? Я готов кардинальным образом пересмотреть свой стиль, если увижу хоть малейшую надежду на мирное решение вопроса. Где эта надежда? Лесневского посадили, наши газеты запрещают, вожди партии живут нелегально, от филеров по проходным, словно зайцы, бегают. Я уж не говорю о двенадцатичасовом рабочем дне, о нищете мужика – что-нибудь делается, чтобы изменить положенно народа? Разогнали бюрократов? Посадили на скамью подсудимых расстрельщика Дубасова? Побойтесь бога, товарищ Румянцев, о какой надежде вы говорите?! Неужели вы и впрямь думаете, что Витте и Трепов намерены сговариваться с нами?! Они нас и в расчет не берут! Они наивно полагают, что комбинации в кабинете спасут положение, они совершенно игнорируют народ, сто пятьдесят миллионов, они играют в политику, а ее, политику-то, делать надо, убежденно, трезво, опираясь на интересы того нового, что определяет общество. Впрочем, что это я… Так… Лесневский сидел до этого?
– Нет.
– Ай-яй-яй. Бедняга. Не развалится?
– Трудно сказать.
– Его обвиняют именно в том, что он меня напечатал?
– Да.
– Значит, коли я приду в полицию, его освободят?
– Если вы придете в полицию – вас укокошат.
– Ну уж так сразу и укокошат…
– Не знай я вас, подумал бы: кокетничает Ленин. Ведь сейчас все ваши статьи по прокламациям расходятся, вас вся Россия читает, вынесло вас, Владимир Ильич, наверх вынесло, на всеобщее обозрение.
Ленин поморщился:
– Только патетики не надо бы, а? Вы же цекист, а не Гиппиус… Вот что… Давайте-ка свяжемся с Красиным, подумаем, кого из серьезных адвокатов можем отправить сегодня же, сейчас, немедля в охранку. Разговор должен быть таким: «Ежели вы не выпускаете Лесневского до суда, мы начинаем кампанию, неслыханную ранее по громкости, о том, как полиция нарушает манифест о свободе печати. И это никак не поможет предвыборной кампании в Государственную думу, это очень повредит вашим, сиречь правительственным, правым, черносотенным, кандидатам, и на этой кампании мы вместо одного арестованного Лесневского протащим в Думу десять левых. Хотите этого – мы готовы к драке. Коли согласны на парламентский исход – отпустите редактора „Молодой России“ сегодня же… » А вы говорите, что я не оставляю ни малейшего шанса сговориться. Разве это мое предложение не шанс?
Ленин проводил Румянцева, пошел на кухню, зажег керосинку и поставил чайник: страсть как хотелось крепкого чая.
9
«Дорогой Юзеф! Я много раз собирался написать тебе, но все не было времени – много работы в Питере и Москве, мотаюсь туда и сюда челноком. Пора горячая, проходят выборы на „ужин“, проходят весьма оживленно, если не сказать, горячо: судя по сообщениям, поступающим из Польши, ты в курсе наших русских дел, расхождения между б. и м. не стихают, а, наоборот, по мере развития революционного процесса нарастают все больше. „Ротмистр“ и „Гриша“ рассказывали мне, что ты стоишь на стороне наших „б“, то есть на стороне Вл. Ил. Позволь мне быть с тобою совершенно откровенным, Юзеф. Меня связывает с тобою не только наша общая печаль по безвременно ушедшей Юленьке, меня связывает с тобой и то, что ты был первым, кто привел меня в рабочий кружок, кто приобщил меня к сверкающему богатству ума социал-демократии. Я никогда не забуду твою листовку, детскую еще, которую ты написал в годовщину смерти нашего незабвенного учителя Фридриха Энгельса – сколько в ней было мыслей, как она была открыта и глубока! Но если бы Юленька не умерла и ты стал ее мужем, а моим – тут уж я боюсь напутать, не силен в высчитывании родственных степеней – шурином или зятем, в нашей семье произошел бы раскол такой же, как в нашей организации. Постарайся меня понять, дорогой Юзеф; я знаю наши петербургские и московские условия лучше, чем ты, я варюсь в нашем „парт. соку“ и могу судить о происходящем не со стороны, а изнутри. Почему же наши расхождения столь принципиальны? Во-первых, потому, что Вл. Ил. резко повернул в крестьянском вопросе, „обогнав“ всех, даже эсеров, которые всегда у нас кричали о „крестьянском бунте“, и выдвинул лозунг эсеров „земля и воля“! Он, правда, добавил, что „земля и воля“ это слова, абстракция, что воли не будет без социальной революции, а только она и может дать землю, но что и земля ничего не значит, покуда у мужика нет плуга и зерна для посевов. Он, конечно, привлек этим лозунгом значительную массу рабочих, все еще связанных с селом. Но теперь он стал настаивать на повсеместной национализации земли, а это уж не лезет ни в какие ворота! В то же время план Гр. Вал. разумен и точен. Он полагает, что надо постепенно приучать мужика к мысли: „Ты отвечаешь за порядок в деревне, ты отвечаешь за землю, которую выделят, ты должен принимать решения в муниципалитете и землю эту защищать по закону“. Разве это не путь? Разве это не есть укрепление позиций соц. -дем. в деревне? А по поводу Думы? Вл. Ил. предлагает активный бойкот. А мы считаем необходимым превратить Думу в трибуну социал-демократии. Возьми вопрос о Василии Васильевиче. Юзеф, дорогой мой друг, я знаю твою горячую душу, может быть, тебе горьки будет согласиться со мной, но разве Г р. Вал. не был прав, ко. гда считал, что выступать в Москве не надо было? Сколько жертв, Юзеф, сколько товарищей в тюрьмах! Почему мы были разгромлены? Потому что еще не настало время: в политических решениях – особенно такого значения – лучше, опоздать, чем переторопиться. Гр. Вал. прекрасно написал об этом в „Рождественской открытке“. Юзеф, все мы знаем твою роль в СДКПиЛ. От тебя зависит, куда ты повернешь комитеты партии в Варшаве, Лодзи, Петракове, в Домбровском бассейне. Польские пролетарии
– партийцы, объединенные с русскими товарищами, членами РСДРП, огромная сила. Ты бы очень помог нам наставить на ум Вл. Ил. и его друзей – он наверняка посчитается с позицией партии, целой партии польских с. -д. Л. М. и Ф. Д. – ты их должен помнить по Женеве – шлют тебе приветы. Да, забыл сказать: Лева взял теперь себе новый псевдоним
– ты этого, верно, не знаешь еще. Нас теперь Гр. Вал. шутливо называет «братья Л. А.». Лева нашел фотографию Юленьки, где мы сняты втроем: Юленька, Лева и я. Такой у тебя нет. Подарю на «ужине». Был бы очень рад твоей весточке: во-первых, дошло ли это письмо, во-вторых, согласен ли с моими доводами и, в-третьих, можем ли надеяться на твою поддержку? С товарищеским приветом Михаил». «Дорогой Миша! Письмо твое вручил мне славный парень, Яцек; он сказал, что ему передал в Белостоке „Николай“. Так что, видимо, связь работает хорошо. Миша, я должен ответить тебе определенно, без всякой дипломатии: ты ведь знаешь, я не умею разводить „цирлих-манирлих“ и все, что думаю, выкладываю открыто, может быть, резко, но худо, коли бы мы в отношениях друг с другом вели себя иначе. Ты говоришь, что я могу „повернуть“ партию. Это глубокое, заблуждение. Партию „поворачивает“ Луи Наполеон или Кромвель; в наше время, в нашей партии никто никого „повернуть“ не может. Партия сама определяет движение, и эта устремленность складывается из открыто выраженного коллективного мнения ее членов, – только так и никак иначе. Общее настроение СДКПиЛ
- Предыдущая
- 19/92
- Следующая
