Школа двойников - Баконина Марианна Станиславовна - Страница 5
- Предыдущая
- 5/80
- Следующая
В один из таких перерывов Лизавета подошла к охраннику у входа и спросила, увезли ли в больницу человека, которому стало плохо. Охранник посмотрел на нее, как новые ворота на барана. А когда она повторила вопрос, упомянув происшествие в буфете, ответил металлическим голосом:
– Никаких происшествий не зарегистрировано, в том числе в буфете.
Тут он явно солгал. Пусть даже охранник не знал об инциденте с толстяком в бежевом костюме, происшествий в буфете хватало и без этого. В очередях всегда что-нибудь да случается.
Всего лишь два раза за всю ночь желающие могли получить чашку кофе или чая без очереди. Первый раз – когда около часа ночи в пресс-центр заявился господин Жириновский, окруженный могучей кучкой телохранителей, и толпа рванула его встречать.
Все сентенции мастера парадоксов и аса политических скандалов были записаны и засняты от начала до конца. Все стало достоянием публики – как он спорил с охраной, как пересчитывал свою преторианскую гвардию, как рассуждал об относительной неудаче на этих выборах. Растиражировали и его «добрые слова» о товарищах по Думе. Журналисты весело выкрикивали вопросы, главный либерал-демократ России отвечал легко, с выдумкой. Лизавета, сумевшая протолкнуть своего оператора в первые ряды снимающего и спрашивающего клубка и соответственно сама оказавшаяся в почетном втором ряду, поняла, почему пишущая братия любит Владимира Вольфовича. Он – живой, в отличие от многих других российских политиков, прошедших партийно-аппаратную школу. Они разучились думать и излагать свои мысли ярко, не банально.
Глава ЛДПР смотрелся словно павлин, и перо из его хвоста могло украсить страницы любого издания.
Второй раз буфет опустел при появлении лидера коммунистов. Он материализовался, когда стало очевидно, что КПРФ получит большинство в Думе. Новость облетела парламентский центр за считанные секунды, и журналисты бросились к победителю. Так мотыльки летят к свече. Так цыплята пищат вокруг наседки. Так придворные несутся к наследному принцу, едва услышав роковое «король умер, да здравствует король». Лидер красных блаженствовал. Царственно и одновременно демократично улыбался, ласково приветствовал знакомых журналистов, благосклонно откликался на вопросы тех, кого не знал. Особенно бережно он обращался с посланцами иностранной прессы и телевидения.
Славик Гайский благополучно снял и второго героя «ночи после выборов». Лизавета умудрилась задать эксклюзивные вопросы еще трем партийным лидерам, которые не убоялись общения с журналистами.
Дальше возникла пауза – все ждали лидеров «Яблока» и «правых сил», которые тоже набрали очень хорошие очки, но демократы и реформаторы то ли задерживались, то ли по каким-то причинам не сильно спешили в парламентский центр.
Лизавета демонстративно скучала, а на самом деле все время прокручивала в памяти происшествие в буфете и ответы охранников, к которым она обращалась уже несколько раз. Этим людям очень хотелось, чтобы Лизавета перестала верить собственным глазам. Они, словно сговорившись, повторяли: того, о чем она спрашивает, вовсе не происходило. Так… мираж. Вполне могло оказаться, что они просто не в курсе. Но Лизавета знала: в России официальные лица, а также все к ним приближенные, до сих пор считают, что простое отрицание очевидного – самая правильная политика. И в ее воображении обыкновенный сердечный приступ превратился чуть ли не в центральное событие ночи. Она дала волю воображению. А что еще делать, когда делать нечего?
Центральная избирательная комиссия стала проводить предварительные пресс-конференции, дабы хоть как-то утихомирить журналистов, нуждавшихся в бурлении страстей. Но бормотание председателя ЦИК и его заместителей не заменяли живой политической борьбы. Народ потихоньку переселился в фойе, где стоял телевизор. Некий мудрец, возглавляющий общественное телевидение, распорядился показать советский киношлягер – «Белое солнце пустыни». Именно он развлек и отвлек публику лучше чем что бы то ни было.
Наконец представитель ЦИК пригласил всех на итоговую пресс-конференцию. По парламентскому центру прокатился вздох облегчения, постепенно переросший в стон или в вопль, как кому нравится. Журналисты, заслышав сулящее свободу слово «итоговая», скоренько собрались в зале. Не заставили себя ждать и компьютерщики, и труженики Центризбиркома. Они тоже устали, тоже хотели поскорее уйти домой, и они, как никто другой, хотели избавиться от шумной, свободолюбивой репортерской орды, которая всегда рада схватить первое попавшееся лыко и вставить его в подобающую строку. ЦИК намеревалась выбить из бюджета немалые деньги на развитие компьютерно-выборных технологий, поэтому лишняя ругань и насмешки в прессе никоим образом не устраивали тех, кто профессионально служил процедуре вольного народного волеизъявления. Избирательные комиссии в России работают постоянно, а самая постоянная, естественно, – Центральная. Лизавета, смотревшая бессмертное кино, тоже прошла в зал.
Итоговая пресс-конференция была такой же нудной, как и все предыдущие. Судя по всему, семьдесят процентов тех, кого посадили в президиум и кто отвечал на вопросы, страдали отеком мозга и раздвоением личности одновременно. Выглядело все примерно так:
– У меня вопрос к начальнику компьютерного отдела. Каким образом вы можете предотвратить подтасовку при компьютерном подсчете голосов? – вопрошал юноша в очках и с блокнотом.
– В программу не может войти ни один посторонний человек. Я не хотел бы вдаваться в технические тонкости, но могу сказать с уверенностью… – И заместитель начальника Центризбиркома принялся мутно объяснять, сколько степеней защиты внедрено в систему. Все терпеливо слушали. Те же, кто хоть капельку разбирался в программировании, прятали снисходительные улыбки. Глеб пробрался к Лизавете по заполненному ряду как раз тогда, когда начальник компьютерного отдела в пятый раз повторил про пять степеней защиты.
– Они забыли про Салинаса, – чуть не захохотал Глеб прямо в Лизаветино ухо.
Прогрессивные журналисты в большинстве своем знали печальную повесть о всесильном мексиканском президенте Карлосе Салинасе де Гортари. Он президентствовал с 1988 по 1994 год, а теперь считается чуть ли не врагом нации. Летом 1988-го институционно-революционная партия, побеждавшая на выборах в Мексике последние семьдесят лет, в припадке болезненного тщеславия решила доказать всему миру, что ее победы вовсе не результат политической алхимии, а продукт правильной политической стратегии. Посему была придумана компьютерная система, в Мехико наприглашали журналистов и наблюдателей, затолкали их в ярко освещенный и забитый компьютерами зал, и гости получили возможность прямо с дисплеев считывать последние данные о ходе подсчета голосов. Данные же были для Салинаса самые неутешительные. И когда стало ясно, что за конкурента всемогущего и мудрого Салинаса проголосовало большинство…
– Все компьютеры в зале для гостей неожиданно вышли из строя, – веселился сотрудник «Огонька», рассказывая Лизавете эту историю, – а к зданию мексиканской ЦИК подошли войска. Наверное, чтобы компьютеры починить. Чинили долго, почти неделю. Отремонтированные машины показали правильный результат – победил Салинас. Скандальная оппозиция потребовала вскрытия избирательных урн и пересчета бюллетеней. Но вскоре все урны сгорели, вместе со зданием местного парламента.
– Интересно, председатель нашего Центризбиркома про этот афронт знает? – шепотом спросила Лизавета.
– Нет, зачем ему голову всякой ерундой забивать… – ответил образованный сотрудник «Огонька». – К тому же наши люди, даже если захотят, не смогут повлиять на результат, просто не сумеют. Не зря же мы машины покупали маломощные, а людей нанимали полуграмотных. Потому что для нас безопасность – прежде всего, – ерничал Глеб, склонившись к Лизаветиному уху.
– Не знаю, как насчет безопасности здесь, а вот у нас творилось черт-те что. Я звонила в редакцию – в Петербурге на половине участков бюллетеней не хватило, а кое-где избирательных урн.
- Предыдущая
- 5/80
- Следующая
