Горячие точки поля - Буряк Леонид - Страница 6

А он улыбается по-доброму.

— Молодец, хорошо играешь!..

Став взрослым и опытным футболистом, я понял, что для истинного спортсмена, помимо личных, клубных интересов, существует еще просто футбол, сама игра, и хочется, чтобы она выглядела привлекательнее, тоньше. Именно так относился к ней Воронин.

Вечером, вернувшись домой, я до полуночи с восторгом рассказывал своим товарищам о том, как познакомился с Ворониным, как он похвалил меня, как давал советы, и еще о том, что, будучи одним из самых известных футболистов в стране, лидером «Торпедо», ни на кого из партнеров не повышал голоса, никого не ругал. К тому времени я уже не раз видел, как некоторые другие футболисты порой на поле разве что не дерутся из-за того, что кто-то не туда отдал пас, вовремя не подстраховал.

Я решил, кроме командных тренировок, заниматься еще и индивидуально, стал регулярно бегать кроссы.

В свои туфли я вложил металлические пластинки — для тяжести, чтобы накачивались ноги. Трудно было поначалу приспособиться, но постепенно я перестал их замечать.

Убежден, что эти вкладыши принесли большую пользу. Во-первых, когда вынимал пластинки, было такое чувство, словно могу взлететь, приходила необыкновенная легкость. Но главное в другом: ноги становились сильнее день ото дня, вместе с этим — и удар. Не раз приходилось слышать, что не может быть такого удара, как у меня, у 16-летнего юноши. Но он был, и я чувствовал, как в нем прибавляется мощь.

В тот день дубль «Черноморца» принимал «Арарат». Вдруг я увидел, что мяч летит на свободное место и что быстрее меня до него никто не добежит. Через секунду-другую был уже возле мяча. Но до ворот далеко — метров 30, не меньше. Бить или не бить?

Решил: ударю! И вот мяч пересек это солидное расстояние и мимо вытянутых рук вратаря влетел в верхний угол ворот.

Это был мой первый гол в «Черноморце», и я, конечно, его запомнил.

Вообще первый гол в жизни футболиста — это как подарок ко дню рождения. Думаю, меня поймут многие. Но этот гол был для меня особенным еще и потому, что он был забит издали! Следовательно, хватило сил, не изменила смелость, сыграла свою роль решительность.

Мы привыкли, к сожалению, к тому, что нападающие и полузащитники даже в удобных для атаки чужих ворот положениях медлят, не берут на себя смелость нанести завершающий удар. Теряется время, а с ним и возможность поразить цель. Именно поэтому я гордился своим первенцем. Позже на моем счету появится еще много голов, но тот, повторяю, особый.

Вскоре я был приглашен в юношескую сборную республики и отправился на соревнования в Симферополь.

Тут я впервые увидел киевских динамовцев Олега Блохина, Валерия Зуева, Александра Дамина.

Постепенно выяснилось, что мои новые знакомые самые обыкновенные ребята, они ничуть не кичились тем, что уже «сборники». Сошлись мы быстро.

Валерий Зуев поражал необыкновенной решительностью на поле. И впоследствии, уже в зрелом спортивном возрасте, он сохранил эту черту. О нем неизменно говорили: смелый, настоящий боец. Впрочем, доставалось ему изрядно, ни одно столкновение на футбольном поле не проходит бесследно. Даже тогда, когда вроде бы все обошлось благополучно и ты легко вскочил на ноги, чтобы бежать дальше, все равно на тебе уже осталась одна «зарубочка». Когда их станет побольше, они обязательно о себе напомнят. Так было и с Зуевым. Он много натерпелся, не раз получал серьезные травмы.

Александр Дамин — невысокий, крепко скроенный парень, выделялся универсальными спортивными задатками: мог быть хавбеком, мог стать в защиту, а мог и в нападении сыграть. Помню, именно это мне понравилось. Хотя бы уже потому, что я не был склонен к жесткой силовой борьбе, а Саша отважно брался за любое дело на поле. Вполне закономерно, что для Александра Дамина вскоре нашлось место и в основном составе киевского «Динамо». А это говорит уже само за себя.

Однако наибольшее впечатление произвела на меня игра Олега Блохина. Высокий юноша со светлой челкой передвигался по полю неторопливо, этак вразвалочку. Но вот перед ним мяч, и он тотчас взрывается. Сколько раз позже эта удивительная способность мгновенно включать чуть ли не реактивную скорость и убегать от соперников восхищала любителей футбола многих стран и принесла Олегу славу одного из сильнейших форвардов Европы.

Я понял, что мне повезло с новыми партнерами. У них было чему поучиться.

Обыграв в финале турнира сборную Российской Федерации, мы стали победителями и разъехались по домам в отличном настроении.

В Одессе меня ожидало знакомство со старшим тренером юношеской сборной СССР Евгением Ивановичем Лядиным.

Он подробно расспросил о семье, о товарищах, о том, как я понимаю свою задачу на поле, попросил рассказать о школе, учебе, словом, прощупал меня со всех сторон. И как многие до него, вздохнул:

— Ну и худой же ты! Тебе бы еще хоть немного массы.

Затем меня отпустили, и я долго ходил по парку имени Т. Г. Шевченко. Взволнованный (неспроста же Лядин интересовался всеми моими делами), я вернулся домой поздно вечером.

На следующий день на тренировке Сергей Иосифович Шапошников подозвал меня к себе. Он улыбнулся и сказал:

— Товарищ Буряк, поздравляю вас: отныне вы игрок юношеской сборной Советского Союза.

Помолчал и добавил:

— Надеюсь, за тебя краснеть не придется. Пусть все знают, какие ребята живут в Одессе!

Новость поразила Пересыпь: друзья, просто знакомые поздравляли меня на каждом шагу. Только мама вздыхала:

— Конечно, Ленечка, это приятно, но, наверное, там не легко.

Незаметно подошел срок отъезда в Очимчиру, где собиралась сборная команда страны, чтобы провести контрольные матчи. Впереди нас ждали игры первенства континента. Следовало подготовиться наилучшим образом.

Есть у футболистов в лексиконе такое словечко: «пахать». Похоже, что только там, на учебно-тренировочном сборе, в полной мере открылось мне его значение. Никогда еще не было так тяжело, никогда еще не уставал так сильно. Лишь теперь понял, что скрывается за коротким понятием «сборная». Тебе оказано огромное доверие, ты защищаешь спортивную честь всей страны, так будь любезен — потрудись как следует, сделай все, чтобы не подвести.

Я старался не отставать от других, а может быть, кое в чем даже опережать их. К вечеру, как говорится, буквально ползал. Впрочем, не лучше себя чувствовали и другие.

Единственная отрада — море. Мы отправлялись к нему вечером, сбрасывали пропотевшие тапочки, сидя на песке вытягивали натруженные ноги и не могли надышаться морским воздухом.

— У нас тоже море — Киевское, — вздыхал Блохин, — но ему далеко до этого… Вот если бы можно было приблизить Киев к Черному морю, не было бы на земле лучше города.

Киева я еще не видел, к сетованиям Олега прислушивался снисходительно: пусть он думает, что его Киев такой красавец. Я-то знаю, что самый замечательный город на земле — моя Одесса. Приморский бульвар с памятниками Дюку и Пушкину, пушка со старинного фрегата, памятник Воронцову на Соборной площади, Потемкинская лестница… А Французский бульвар, а Оперный театр, а старое здание биржи, где сейчас филармония, а бельгийские трамваи…

Кстати, о трамваях. Не знаю, эти старые открытые вагоны, по-моему, тогда сохранялись еще только в Одессе. Представляете, трамвай без боковых стенок, вместо которых ажурные решетки. Вы садитесь, и вам кажется, что просто плывете над землей, со всех сторон обдувает летящий с моря ветер, а летом это так приятно. Такие трамваи ходили при мне уже только по одному маршруту — на Большой Фонтан. Прокатиться туда и обратно, то есть до 14-й станции и назад, — одно блаженство. И я специально иной раз пересекал весь город, чтобы отправиться в такую доездку с Куликового поля.

Ладно, пусть Блохин восторгается своим городом, пусть в его речах звучат такие красивые слова, как Пуща, Ирпень, Заспа… Мне все равно: лучше Одессы нет города, и я никогда не покину ее, никогда…