Космонавты живут на земле - Семенихин Геннадий Александрович - Страница 29
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
Генерал прищурился и с усмешкой посмотрел на друга:
– Только потому, что служит в этих краях некий полковник Ефимков. Когда я об этом узнал, сразу подумал: вот кто лучше всех мне поможет. Доложил начальству и получил от него «добро».
– Вот за это спасибо, – растрогался Кузьма Петрович, – спасибо, что друга не позабыл. Да я тебе на выбор такие кадры предложу – лучше нигде не найдешь. Целую дюжину кандидатов в космонавты порекомендую.
Кузьма Петрович, как и в молодости, умел быстро поддаваться приливам бурной энергии и заражать ею других. И, прикусив в углах рта добрую усмешку, думал генерал Мочалов о том, что не поддался его друг своим сорока шести годам и не потерял острого отношения к жизни, какой бы стороной она ни поворачивалась к нему. Вот и морщины залегли под глазами, и виски начали заниматься той неторопливой сединой, какая несмело трогает в такие годы деятельных, но уравновешенных людей с отличным здоровьем и крепкими нервами.
– Подожди, дорогой, – попытался Мочалов сбавить его пыл. – Во-первых, чтобы задержаться у тебя на денек, я должен доложить об этом в округ.
– По телефону доложишь. У нас связь работает, как нерв. Так, кажется, мы в войну на плакатах писали? А задержаться тебе у меня командующий посоветует. Увидишь.
Мочалов кивнул головой.
– Будем считать – уговорил. Однако подобрать одного кандидата для меня дело очень и очень нелегкое.
– А разве я сказал, что легкое? – забасил Ефимков. – Ты мне со всеми подробностями обрисуешь, какой именно кандидат тебе нужен, а я уж об остальном позабочусь. Сам должен понимать: у меня в дивизии летуны один к одному – все в комдива!
В понедельник утром Кузьма Петрович Ефимков подъехал к штабу на час позднее обычного. Полетов в этот день не было, в учебных классах шли занятия. В его приемной уже давно сидел начальник отдела кадров майор Бенюк с огромной кипой личных дел на коленях. Окинув бегло эту кипу и самого Бенюка, Ефимков спросил:
– Принес?
– Принес, товарищ полковник.
– Как я просил – молодые, красивые, хорошие летчики и физкультурники?
– Так точно, – подтвердил ничего не понимающий майор, – может, вы все-таки объясните, товарищ полковник, почему вас самые красивые заинтересовали.
– Это тот случай, когда начальнику вопросов задавать не положено, – прервал Ефимков, сверху вниз взирая на невысокого Бенюка. – Клади мне эти папки на стол.
Он прошел в кабинет и по телефону приказал начальнику медицинской службы немедленно принести личные медицинские книжки всех тех офицеров, чьи личные дела отобрал Бенюк.
Потом, когда это было сделано, связался со своей квартирой. К телефону долго никто не подходил, длинные басовитые гудки следовали один за другим. Наконец в трубке послышался голос генерала Мочалова:
– Квартира полковника Ефимкова.
– Это ты, Сережа?
– Конечно, Кузьма. Стою с намыленной щекой.
– У меня все готово. Заканчивай и приезжай.
Когда его старый друг появился на пороге кабинета, Кузьма Петрович важно расхаживал вокруг стола и дымил трубкой. Он был явно доволен.
– Десять человеческих судеб на моем столе, – похвалился он. – Ты как, сначала обзором фотографий и личных дел удовлетворишься или тебе сразу оригиналы представить?
– Экий ты скоропалительный, – усмехнулся генерал, – с оригиналами повремени. Предоставь мне свободную комнату и время.
– Оставайся в моем кабинете. Я на аэродром ухожу. – Кузьма Петрович снял с вешалки меховую куртку и потянулся за папахой. – Тебе на эту операцию часа хватит?
– Боюсь, побольше уйдет, – покачал головой Мочалов, – два, не меньше.
– Работай два. В десять я к тебе наведаюсь.
И ровно в десять, переделав целую кучу разных дел, побывав на занятиях, в дежурном звене, на самолетных стоянках, весь раскрасневшийся от морозного солнца, Кузьма Петрович возвратился к себе в кабинет. Мочалов сидел за столом, молча постукивая пальцами по стеклу. Серые его глаза были озабоченными, брови хмурились. Большая стопка личных дел лежала в стороне, и только два – перед ним. На верхней Ефимков прочел фамилию Горышина.
– Ну что, Сережа? – трубным голосом спросил комдив. – Отобрал кандидатов для беседы?
Мочалов отрицательно покачал головой и ладонью отбросил свисавшие на лоб пряди седеющих волос.
– Нет, Кузьма. Лишь два человека меня заинтересовали из всех представленных: Горышин и Савушкин.
– Как, только два? – удивился комдив. – А остальные? Например, Иванов, командир отличного звена, а Лабриченко, наш снайпер?..
– Так-то оно так, – спокойно согласился генерал. – Я не отнимаю у твоих подчиненных их заслуг. Но пойми, дорогой, очень жестким критерием мне приходится руководствоваться. Восемь из них уже не подходят по двум показателям: рост и вес. Два личных дела я пока задержал. Но понимаешь, Кузьма, хотелось бы более колоритного парня. Чтобы и летная биография была у него поинтереснее и сам он физически посильнее выглядел, чем эти, и к космонавтике бы тянулся.
– Кого же тебе еще порекомендовать? – задумался Ефимков и сел на просторный дерматиновый диван. – Есть тут у нас еще один паренек, да лично я не хотел бы его отпускать. Вот у него так и в самом деле тяготение к космонавтике. Года два назад Гагарин проезжал через его родной город. Так этот парнишка с пакетом к нему пробивался. А в пакете просьба: «Возьмите меня в космонавты, это мое призвание». У нас в дивизии ребята зубастые, «космонавтом» его так и прозвали.
– За этот самый случай? – равнодушно спросил генерал.
– Нет, за другое – за то, что он ночью вместо самолета-цели за звездой погнался.
Глаза Мочалова так и брызнули смехом.
– Это любопытно. А летает он сносно?
– На уровне. Самолет у него в воздухе задымил как-то. Не растерялся парень. Посадил на летное поле. Звание досрочно получил за это от самого маршала.
– А физически как?
– Так ведь жарища во время пожара в кабине, я полагаю, адская была. В обморок не падал. Из самолета на своих ногах вышел, маршалу все чин по чину доложил…
– Смотри какой, – одобрительно кивнул Мочалов. – А еще какие за ним доблести водятся?
– Ты меня, Сережа, будто корреспондент какой расспрашиваешь, – нервно улыбнулся Ефимков, смутно почувствовавший, что Гореловым его друг заинтересовался всерьез. – Больше за ним доблестей вроде никаких. Разве только что живописью увлекается. Знаешь, если бы не авиация, из него профессиональный художник мог получиться. Он у нас домик дежурного звена так разукрасил. Что ни стена – то картина.
Мочалов положил в общую кипу и те два личных дела, которые поначалу лежали отдельно.
– Слушай, друже, ты меня окончательно заинтриговал. Покажи мне эту роспись.
– Поехали, – без особого энтузиазма согласился Ефимков.
Что-то сковывало теперь его речь. Казалось, он был бы не прочь избежать дальнейших расспросов. Мочалов это понял и стал еще настойчивее.
Комдив, кряхтя, уселся за руль и сам погнал «Волгу» через аэродром по скользкой от гололеда дороге к дежурному домику. В пути был мрачен и почти не вынимал изо рта потухшую трубку. Когда командир отдыхающей дежурной пары, завидев генеральские погоны, бросился было докладывать, он за Мочалова сделал резкий нетерпеливый жест, означающий: отставить.
Войдя в домик, Сергей Степанович огляделся по сторонам. Копии веселых охотников на привале и запорожцев вызвали не его губах усмешку, но эта усмешка исчезла, когда он увидел на третьей стене картину будничного летного дня, где с точностью была выписана не только каждая фигура, но и трава, пригнувшаяся от могучего дыхания двигателей, и ромашка в руке у одного из летчиков, наблюдавших с земли за взлетом реактивных машин. А устремившаяся к звездам ракета, оставившая за собой огненный след, еще больше понравилась генералу.
– Как его фамилия?
– Старший лейтенант Алексей Горелов.
– Я что-то не припоминаю его личного дела в той кипе.
– Не было его там, – невесело сказал Ефимков, когда они вышли, – да и зачем стал бы я его рекомендовать? Парень как парень. Ничем не лучше тех десяти.
- Предыдущая
- 29/88
- Следующая
