Харон обратно не перевозит (сборник) - Азимов Айзек - Страница 60

Тепанов был мужик крепкий, и обычной дозы наркотика, положенной в таких случаях для обезболивания и отключения, оказалось маловато, чтобы сразу нокаутировать его организм.

— Спасибо, Оскар… Но я, наверное, все равно подохну. Прости… Это об мою балластину ты расшибся… Я когда с тварями возился, рычаг задел, ну, она и поползла… А облегченный буер потом сдуло прямиком в Трещину. Подфартило, короче, дальше некуда…

Ладно, угольками сочтемся. Полежи. Пока я шлюпку соберу.

— Нет, постой… Слушай, покамест я не сомлел… Вот здесь, — Сова коснулся поясной сумки, — мое завещание, отдашь дочери…

— Какой такой еще дочери?

— Моей… Она в городе живет… Дочка моя… Найдешь, ей отдашь.

— Сам отдашь.

— Возьми, слышишь, возьми!.. — Тепанов дернулся к сабле.

— Ладно, ладно, давай уж, — грустная ухмылка искривила губы Оскара, а то еще зарубишь своим ятаганом, как пингвина.

Оскар снял с раненого сумку, прицепил на пояс себе.

— Там, — Сова показал на сумку, — футляр, маленький такой, это тебе, возьми… Кроки… Там кроки… как найти библиотеку… их библиотеку… хорошо все — таки, что тебе отдавать приходится, а не кому другому…

— Ты бредишь, — спокойно сказал Оскар.

— Клянусь дочкой… Я в здравом уме. Я нашел библиотеку, Оскар, представляешь, я… Ежли подохну — кроки твои, и библиотека — твоя… Только отдай завещание, и не оставляй меня на съедение совам. И еще… приди на мои похороны, помяни мою грешную душу. И помоги… Помоги Сибил…

Он засыпал. Оскар разогнулся и только сейчас осмотрел самого себя. Ничего утешительного: костюм сбоку разодран, рана глубиной в полдюйма, по всей видимости, разорвал бок о фиксатор фонаря… Энергобрикет, слава Богу, цел. Но отопительные контуры костюма порвались, и медная проволока свисала из разрыва. Возиться с отоплением некогда, Оскар скрутил, срастил концы нескольких проводов, соединил проволоки, наскоро, и поверх всего этого беспорядка наклеил кусок липучки. Потом ощупал шлем. Фейсгард свезло набок, трубчатый гребень и вовсе снесло, но голова, похоже, не пострадала. Оскар ободрал с ног смятые наколенники и заковылял к буеру.

То, что ни о каком ремонте сейчас не стоит и мечтать, выяснилось с первого беглого взгляда. Оскар включил радиоответчик буера, достал с заднего сиденья игломет, сразу же подключил оружие к энергобрикету, ремень нацепил на плечо и забросил игломет за спину.

Первый приступ слабости Оскар ощутил, едва начав собирать шлюпку маленький буер из легких труб, с паршивыми коньками. Вообще — то дело было плевое, и если бы не рана, Оскар справился бы буквально за несколько минут; а тут еще засигналил энергобрикет на поясе Тепанова. Оскар вынул брикет, питающий фару, доковылял до раненого, взял его за воротник и потащил за собой к буеру. Тут слабость нахлынула волной, накатила всерьез, захлестнула, и пришлось даже осесть прямо на лед.

Наконец он собрал шлюпку, взвалил на нее обмякшего Тепанова, сменил ему брикет, собрался было лечь сам, но вспомнил о рулевом лезвии. Бросить его вместе с буером — означало вдребезги рассориться с кузнецом Вацеком. Морщась от боли, Оскар приподнял корпус, умудрился одной рукой снять обтекатель и открыть, отжать оба фиксатора, но все — таки достал узорное булатное лезвие.

Он лег на шлюпку, лицом вниз, сморщился, подмигнул своему отражению в ледяном зеркале, с которого порыв ветра на мгновение смахнул ледяную пыль, дотянулся до ручки фала и рывком вздернул парус. Но, ко всему прочему, заело стопор и пришлось дергать, дергать, дергать и дергать, пока парус не поддался, схватил ветер…

— Ну, ветер приняли, теперь выберемся, — Оскар толкнул локтем бесчувственное тело Тепанова. — Главное — не спрыгивай на ходу, Сова, договорились?..

…Время от времени Оскар стряхивал дурнотную муть и, задирая голову, смотрел на звезды, в особенности на Айсстар. Нечего было и думать добраться на шлюпке до города, нужно было тянуть, всеми средствами вытянуть, на Дорогу; там был шанс встретить экспресс, караван или курьерский муниципальный буер. И еще — уж очень не нравилось Оскару, как деревянно стучит о нижний кронштейн мачты перчатка Совы Тепанова.

…Над горизонтом замигали две новые звезды, синие.

Везет же, подумал Оскар. Намотал на раму шкот. Потянулся за аварийной укладкой, достал сигнальные ракеты и насадил одну на ствол игломета.

Судя по огромному расстоянию между огнями штурманской и хвостовой башенок, из Столицы шел тяжелый сорокаосный караван. Вновь, и сейчас совершенно невовремя, накатил приступ слабости, и Оскар, чтобы не сомлеть и не отрубиться, перевернулся на больной правый бок; в таком положении дотянул — таки до Дороги. Снова заело проклятый стопор, парус продолжал уносить шлюпку, и тогда Оскар сыграл ва — банк, просто — напросто выдернул мачту из стейса вместе с кронштейном, бросил ее под рулевой конек. Лезвие перескочило трубу, распахало парус, но опорные коньки, налетев на мачту, сорвались со штифтов и развернулись в стороны. Едва не усвистев под огромные счетверенные катки, шлюпка наконец остановилась…

Первый выстрел оказался дохлым, ракета лишь соскочила со ствола и запрыгала, застучала по льду, как консервная жестянка. Вторая ракета оранжевой змеей умчалась прямиком под брюхо каравана — нет гаже занятия, чем лежа стрелять из игломета, а подняться на ноги уже не было ни сил, ни времени. Последнюю Оскар нацелил почти в зенит, и на штурманской башенке завертелся красный прожектор…

Заметили, — подумал Оскар. — Как же я устал…

Караван не стал останавливаться, просто сбросил скорость, и Оскар еще успел прочитать на его борту громадные буквы.

«Голиаф», — подумал он и разрешил себе заснуть.

…Сова Тепанов танцевал под открытым небом, словно солист Ледового Театра, разница вся заключалась в одежде лишь. Это был танец, именно танец, пускай незамысловатый, но не просто бессмысленное кружение. Музыки не было, и сам Сова молчал, танцуя сосредоточенно, отрешенно даже. Оскар вдруг приметил, что лед начал затягивать Тепанова, всасывать, вначале по щиколотки, потом — по колени. Сова танцевал, ничего не замечая, а лед затягивал от все глубже и глубже. Самое странное и страшное — подо льдом не было его ног, были шевелящиеся мешки пустоты, и чем глубже Сова погружался, тем больше размерами становился ужасный воздушный пузырь, сохраняющий форму тела, танцующий..

ОН СТАНОВИТСЯ ПОЛОСТНИКОМ! — сообразил наконец Оскар и кинулся прочь, но тут же споткнулся. Словно шарик без рук, без ног, катился он по дну необъятной долины — ледяной чаши Сухого Моря, падал с каких — то уступов и снова катился, катился, катился, а рядышком бежала, завывая, небывало огромная певчая сова и в конце пути, Оскар знал наверняка, точно знал это — его дожидается полостник с лицом Тепанова.

Справа на поясе взорвался энергобрикет, боль развернула Оскара из тугого клубка, запахло горелым мясом, его, Оскара, мясом… Огромная певчая сова бросилась к нему, топорща когти.

— Как же так! — закричал он. — Я ж еще живой!..

— Живой, живой, успокойся! — раздалось совсем рядом.

Оскар открыл глаза, увидел над собой двухфутового диаметра полусферу плафона и тут же вспомнил — где он находится и почему.

— У вас рация работает? — спросил он неизвестно кого.

— Да, конечно!.. — с ноткой удивления в голосе ответили откуда — то справа. — Почему она должна не работать?..

— Сообщение в Ирис… Оскар Пербрайнт и Сова Тепанов умудрились по очереди разбиться у Старой Трещины… Как Он?

— Мертв. Ты вез его уже мертвого. Страшная кровопотеря, и я ничего не смог, не успел сделать. У него в жилах практически не осталось…

— А как я?

— О, гораздо лучше. Бок разорван, голову, вероятно, тряхнуло тоже основательно. Кровь я тебе влил, а синяки сам посчитаешь, когда нечего делать будет. Развлечешься. Ну и, конечно, придется выбросить костюм.

— А рубашка цела?

— Вот, в углу валяется. Цела твоя рубашка.

— Не выкидывай. Она у меня счастливая.

— Как хочешь. Что еще передать в Ирис?