Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже - Филатов Лев Иванович - Страница 22

Уж и не знаю, все ли тут правда или присочинил что-нибудь Алексей Петрович. Но он всей своей вра­тарской судьбой проверил, что вратарь способен выиг­рать матч. И ему это удалось в матче его чести, его расплаты.

Матчей, главными героями которых становились вратари, было сколько угодно. Один из таких, даже тогда, буквально потряс стадион «Динамо». В 1950 году играли ЦДКА и «Зенит». Играли в одни ворота, зенитовские. А их защищал Леонид Иванов, в сером невидном свитере, вроде спецовки, в рабочей кепчонке, плотный, широкогрудый, с сильными руками. Как то­лько не били ему знаменитые армейцы, все тщетно, мяч — у него. Стадион ахал и вздыхал, большинство- то держало сторону ЦДКА, но постепенно, как это порой бывает с футбольной переменчивой публикой, восхитился вратарем и уже был не прочь, чтобы он не пропустил, чтобы свершилось небывалое. Иванов и не пропустил. Его, Иванова, ничья, целиком и полно­стью. Два года спустя тренер армейцев Б. Аркадьев, когда ему поручили создать сборную, ворота доверил Иванову. Мне легко предположить, что тот матч стоял перед его глазами.

Мы давно согласились с тем, что современные на­падающие, игроки середины поля и защитники зримо отличаются от форвардов, хавбеков и беков прошлого. И если сейчас, отдавая дань одаренности и подвигам кого-то из некогда блиставших, говорим, что он и в на­ши дни был бы хорош, непременно добавляем: «При­менился бы, перестроился, привык». Звезды футбола загораются не сами по себе, их выдвигает та команд­ная игра, которую выработало время. А некоторым из звезд удается и самим продвинуть футбол вперед. Разумеется, есть в опыте мастеров былых дней черты и достоинства неувядаемые, передающиеся от поколения к поколению. И все же игра, которую предлагают нашему вниманию сегодня, неминуемо требует, чтобы каждый из тех, кого называют полевыми игроками, отвечал духу времени.

Л вратари? Отличаются ли они чем-то от старых голкиперов? Или, быть может, искусство защиты неиз­менных восемнадцати квадратных метров ворот от бешеного, коварного мяча каким было, таким и осталось?

Закрываю глаза и пытаюсь представить, в каком движении, самом характерном, чаще других повторяв­шемся, запомнился мне Владислав Жмельков, спар­таковский довоенный вратарь. И вижу его в броске. В каком угодно углу, в нижнем, в верхнем, под пере­кладиной, он летит, тянется в ниточку, кончиками пальцев отводит мяч.

А теперь пробую в воображении остановить спар­таковского вратаря Рината Дасаева в его характерном движении. Для меня он — в выбеге из ворот, изогнув­шийся, с пойманным мячом в высоко поднятых руках. И угрозы как не бывало.

Полвека разделяют эти скульптурные композиции. Быть может, просто разные люди, у каждого своя манера? Думаю, что такое предположение к разгадке нас не приблизит. Мне представляется, что неспроста Дасаев нисколько не напоминает Жмелькова: другие времена, другая игра.

Не раз, бывало, смотришь матч с участием инозем­ной команды и мелькнет: «Этого игрочка неплохо бы к нам». О вратарях никогда так не думалось, никакой зависти. Ясно, что и в других краях появляются отлич­ные вратари, однако нигде так постоянно, без перебоев, как у нас. Сколько лет минуло после того, как в голу стоял (так в его время говорили) Николай Евграфович Соколов, а классные вратари не переводятся. Вот и сей­час мы как должное принимаем выдвижение А. Сацункевича, Д. Харина, С. Черчесова. Существует ли особый секрет, есть ли право говорить о вратарской школе?

Алексей Хомич на протяжении многих лет на сле­дующий день после матча приносил пачку снимков и раскладывал их на столе редактора.

— Алексей Петрович, вы же стояли возле тех во­рот, куда забили два мяча. Где же эти моменты?

Хомич мнется, чешет в затылке:

— Не нажал. Но как можно было, скажите пожа­луйста, пропускать такие мячи? Я ему, пижону, кричу...

И дальше следовал показ: Хомич вставал перед дверью, которая должна была изображать ворота, приседал, выбрасывал в сторону руку.

— Только и надо было сделать шаг влево, а потом отталкиваться...

Я терпеливо смотрел и слушал, зная, что редак­торское внушение бесполезно, опять Алексей Петрович «играл», позабыв про затвор фотокамеры. Так до кон­ца и осталось его любимым занятием подсказывать из-за спины вратарям.

Лев Иванович Яшин говорил мне: «Ну кто нас, вратарей, мог учить? Побьет второй тренер по воро­там — и на том спасибо. Друг у друга перехватывали. Я — у Хомича... Он, наверное, еще у кого-нибудь...»

Хомич однажды, в нечаянную минуту крайней от­кровенности, поведал мне историю, которая его само­го смущала и страшила.

— Оставляли меня, пацана, дома с сестренкой, ей, должно быть, год был. А ребята со двора хором орут: «Хома, выходи!» Как выходить, сестру не оставишь? Я ее в одеяло завертывал, и вниз. И укладывал вместо штанги. Она спала, а мы бились. Так я вам скажу, под ту руку, где она лежала, забить мне было невозможно. Вот что мы, дурачье, вытворяли. Если бы я увидел своего сына за таким делом, не знаю, что бы с ним сделал...

Хомич сидел потупившись: и много лет спустя его жуть брала. Молчал и я: что тут скажешь, оба в воз­расте дедов. И, чтобы снять неловкость, хоть чуть оправдаться, Хомич повторил:

— Верно говорю, под ту руку я бы мышонка не пропустил, сам бы убился...

Дасаев написал книгу «Команда начинается с вра­таря». Из нее можно узнать, что его сначала опекал вратарь астраханского «Волгаря» Юрий Маков, что неизгладимое впечатление на него, мальчишку, произ­вел Анзор Кавазашвили, приезжавший со «Спарта­ком» на товарищеский матч в Астрахань, что позже он был многим обязан Александру Прохорову в «Спарта­ке» и Вячеславу Чанову в сборной.

Какой разговор, вратарь — последняя надежда коман­ды, о нем так прямо и говорят: «выручил» или «не выручил». Он живет общими интересами с командой, может быть в ней влиятельным человеком, капитаном, как был Яшин в свое время, как Дасаев в «Спартаке» и в сборной. Однако в ремесле своем, вратарском, он —один, сам по себе. Вратарей тянет друг к другу, их разговор особенный, и на футбол они смотрят по-своему, и игра у них своя, и переживания иные, чем у остальных мастеров. Сколько мне ни приходилось слушать Анато­лия Акимова, Алексея Хомича, Алексея Леонтьева, Льва Яшина, Владимира Маслаченко, Анзора Кавазашвили, о матче — вкратце, общими словами, а о вратарях — хоть час, хоть два, малейшее движение помнят, разберут. И всегда с сочувствием, с готовностью войти в положе­ние, оправдать, ну а уж если «пенка», то с горечью, словно и они виноваты, что посрамлен человек их профессии.

Пожалуй, все-таки есть право говорить о советской вратарской школе. Школа эта не в каких-то специаль­ных учебных группах, не в штате преподавателей и уж конечно не в велеречивом рассусоливании о «неиссяка­емом роднике» и «непрерывающейся эстафете». Школа в том, что у нас издавна сложился не отвлеченный, не расплывчатый, а по-рабочему точный образ классного вратаря, и каждый юноша, дерзнувший встать между тремя штангами, знает уровень, достигнув которого, можно заслужить признание. Среди полевых игроков терпят тех, кто «так себе», но вратарь с подобной аттестацией — это невыносимо, беда да и только, одни страдания. И юные вратари вкалывают, помня, что прощения им не будет, ничто не поможет, если не тянуться за Яшиным, не повторять его гордое труже­ничество.

Обязан признаться, что Ринат Дасаев долго как вратарь внушал мне сомнения. И вряд ли я смог бы внятно объяснить, что мне мешало считать его надеж­ным. Когда сомнения улетучились, я понял их причи­ну. Его тонкая фигура, его тонкое лицо почему-то наводили на мысль о возможности рисовки, опромет­чивости, легкомыслия. Наверное, потому так казалось, что все вратари, которых я прежде видел, были сложе­ния более внушительного, с лицами обветренными, резкими, грубоватыми. А тут человек ну прямо-таки нежный. Что если — везун? Верно, ни в «Спартаке», ни в сборной лишних голов не пропускал. Но каков ока­жется, если вдруг угодит под град ударов?

Своими сомнениями я ни с кем не делился и уж тем более не позволял себе их выразить в журналист­ской работе. Да и смешно было бы, когда Лев Яшин, не размышляя, твердо как-то мне сказал: «Дасаев? У нас — лучший!», когда Николай Петрович Старо­стин, начальник «Спартака», столь же твердо отозвал­ся: «Ринат — человек умный, и в коллективе ведет себя умно и играет с умом».