Такой смешной Король! Повесть первая - Леви Ахто - Страница 22
- Предыдущая
- 22/47
- Следующая
Королю, например, очень нравилось по вечерам торчать на Каменном мосту через Тори-реку, когда шли коровы…
Город Журавлей — город в полном смысле слова, что не мешало пятой части горожан держать коров. Их в городе набиралось голов триста. По улице Закатной в сторону пастбища каждое утро двигались поодиночке и группами мычащие животные. Коровы выгонялись утром в шесть часов из дворов, их погоняли в сторону Закатной улицы, по пути их становилось все больше, и, когда они проходили мимо небесно-синего дома, Король в это время обычно еще спал, это было уже приличное рогатое войско. Миновав Каменный мост на Тори-реке, они попадали под власть городских пастухов: босоногой Лонни с ярко накрашенными губами и ногтями на пальцах ног, а также Антона — человека неопределенного возраста, флегматичного. А Лонни… Ее яркие ногти сильно выделялись на испачканных навозом ногах.
Работа этих местных ковбоев была нетрудная, поскольку инстинкт узнавания родного пастбища передавался коровами из поколения в поколение, усваивался с материнским молоком. Так что они направлялись на пастбище без принуждения, послушно, безропотно, лишь мычали, хотя и этого рано утром себе не позволяли, понимая, что они — не петухи и петь им положено только вечером, когда так тяжело нести упругое вымя и наступает время дойки.
Возвращение с «работы», то бишь пастбища, этих благородных кормилиц происходило еще проще: Лонни Крашеные Пятки и Антон, открыв проволочные заграждения, попросту выгоняли их на дорогу, и они плелись, поднимая тучи дорожной пыли, обратно в город.
Коровы знали дорогу к своим жилищам и самостоятельно приходили домой — коров встречали на Каменном мосту хозяйки.
Здесь, на реке Тори, коровам нравилось в жаркие дни купаться; они заходили в воду по брюхо, подняв хвосты, и выражали свое удовольствие единственно доступным им образом — мычанием. Когда вечерний коровий поход завершался, по оставленным ими навозным блинам можно было легко отыскать какой-нибудь дом, в котором за небольшую плату могли продать теплое парное молоко.
Вот это-то возвращение коров и нравилось наблюдать Его Величеству. Он не понимал, что его в этом привлекало, но возвращение разномастных коров, их купание в реке, встречающие — все это, вместе взятое, было ему необъяснимо дорого, казалось мирным, красивым. Речка, освещенная вечерним солнцем, казалась синей, дома залиты пурпуром, зеленые заборы и листва деревьев контрастно подчеркивали яркие, окрашенные в коричневые и красные цвета железные крыши домов. Даже гремевшие через мост время от времени тяжелые армейские повозки не могли нарушить тишину и очарование этой идиллической картины, завораживающей юного Люксембургского Короля.
Но армейские повозки тем временем все шли через Каменный мост в направлении Закатного леса, а куда они девались там, Король представления не имел. Из разговоров взрослых он, правда, узнал, что идет все это марсианское войско куда-то на базы, а вот что это такое — база?
На базы не на базы, но и в городе было довольно много людей в зеленых мундирах и фуражках с красными околышками.
В парке проходили митинги, произносили речи, в том числе и русские в военной форме, кричали «ура!». В деревнях тоже выступали инструкторы, собирали какие-то взносы по нескольку сентов с носу на неизвестно какие нужды; потом в газете предупредили, чтобы люди не всяким инструкторам верили, некоторые — самозванцы и деньги суют себе в карман. На митингах в парке люди кричали громкими голосами, что необходимо честно держаться договора о взаимопомощи с СССР и образовать в стране новое правительство, потому что французская армия полностью капитулировала перед, немцами, причем пятьсот тысяч французов попали в плен, а советские войска освободили Молдавию.
В курзале выставили большой портрет Сталина и кричали «ура!», ораторы призывали послать Сталину телеграмму приветствия. Над подъездом грязелечебницы прикрепили транспарант из красной ткани, белыми большими буквами на нем было написано: «Вперед в лучах сталинского солнца в счастливое будущее в единой семье советского народа!» По радио выступил министр внутренних дел, сказал, что в стране нет оккупации, что Красная Армия здесь для защиты наших границ, поскольку судьба Бельгии, Голландии, Дании и Норвегии показала, что малые страны не в состоянии защитить себя в военном плане. А другой министр информировал, что отныне в военных частях республики будет введена должность политрука.
Алфред теперь слушал «Филипс» и обсуждал происходящее в мире с Тайдеманом. Это именно он, Тайдеман, сыронизировал в адрес постоянства политических привязанностей и клятв в дружбе:
— Вчерашние союзники — сегодня едят друг друга.
Это в адрес англичан, которые потребовали сдачи им больших французских кораблей или же чтобы французы их потопили. А когда французы не согласились, то пошло-поехало: расстреляли «Дюнкерк» и «Прованс» из пушек. А по приказу министра внутренних дел за болтовню наказали штрафом в три тысячи крон семерых граждан Главного города, других болтунов заключили на девяносто дней в тюрьму.
В городе Журавлей местами отключили электричество, а на двери ратуши вывесили приказ, который позже был напечатан и в газете «Наша Земля», чтобы все велосипеды в городе были обязательно зарегистрированы, а для выхода в море рыбакам необходимо иметь пропуск, в котором должно быть указано расстояние, на которое им разрешено удаляться в море. Отныне рыбацкие пристани будут охраняться военнослужащими.
Короля во всей этой неразберихе огорчало то обстоятельство, что «Дневная газета», которая обычно состояла из двенадцати полос, сократилась до шести и больше не печатали комиксов про Фантомаса. Основным содержанием оставшихся шести полос стали большие портреты вождей Советского Союза, а портрет Сталина помещался во всех газетах каждодневно. На улицах, прикрепленные к стенам зданий, вывешивались портреты Сталина, Ленина, Маркса и Энгельса. Но и портреты Гитлера печатались, как союзника Советов.
А над городом Журавлей ежедневно кружились в небе «храбрые сталинские орлы» — маленькие тупоносые самолеты, за которыми Король, Валдур и Свей наблюдали с Каменного моста.
В доме на углу Большой Портовой и Закатной жизнь кипела в напряженном трудовом ритме: в столярной мастерской, которую справедливо можно было назвать мебельным цехом, Алфред принимал заказы и демонстрировал свои образцы, стругал, пилил, красил, полировал, свистел, пел, играл на аккордеоне самому себе, на гитаре — тому, кому сделал гитару, на мандолине — тому, кому изготовил мандолину. Заказывали мебель и разное другое гражданские и военные. Военные, само собой разумеется, русские офицеры. Особенно много заказывал Алфреду офицер, которого Хелли называла господин Чуть-Чуть. Он-то сам говорил, что не господин вовсе, а называть его следует селтсимеез, то есть товарищ. Но Алфред не был офицером, в армии он дослужился до чина фельдфебеля, в гражданской жизни — столяр, поэтому считал, что не годится ему к майору обращаться как к равному. А между собой называли его Чуть-Чуть.
Этот длинный офицер, заказывая мебель, например столы, просил их делать чуть-чуть повыше, потому что сам он был длинный, и он показывал Алфреду рукою, на сколько именно нужно выше: «Чуть-чуть».
Чуть-Чуть заказывал Алфреду много мебели, любил много рассказывать и расспрашивать. Но когда люди говорят преимущественно руками, то есть разводят ими — дескать, не понимаю, то многого не расскажешь. Платил Чуть-Чуть не торгуясь. Тайдеман это объяснил тем, что:
— У него карбованцев… Им их мешками дают. А их карбованец ходит здесь наравне с нашей кроной, которая на самом деле стоит в десять раз дороже, вот они теперь на свои бумажки и хватают не разбираясь.
В прачечной-кухне рядом со столяркой кипела работа у Хелли Мартенс, в двух котлах кипятились солдатские портянки, рубашки и кальсоны, наволочки и простыни. Все это привозили солдаты на повозках, запряженных лошадьми, или на маленьких грузовичках, а Король вертелся рядом, пытаясь наладить контакт с марсианами, и принюхивался к запахам бензина, кожи, махорки, навоза.
- Предыдущая
- 22/47
- Следующая
