Последний бобр - Алексеев Виктор Сергеевич - Страница 16

• Предыдущая
• 16/24
• Следующая

— Так это же твоя лиса озорничает, — наступали на Николая Степановича.

— Да почему моя? — отпирался он. — Я, что ль, ее породил?

— Ведь говорили тебе, изолируй.

— А я разве не хотел? — оправдывался Николай Степанович. — Вот и Федор Владимирович и Игнат подтвердят.

— Эх и «охотнички», — вздыхали мужики.

А в следующую субботу рассказывали, как в Павловском лисы разгромили голубятню. Они забрались через крышу, разорвали толевое покрытие, даже сдвинули плохо приколоченные доски и, как говорится, оставили от голубей лишь пух и перья. Следы разбойников вели к оврагу.

— Хоть и твоя лиса, — возмущался хозяин голубятни, — но я ее, гадюку, уничтожу.

— Да почему моя? — оправдывался Николай Степанович. — Делайте с ней, что хотите.

Тут же собрали целую бригаду охотников. Первыми, конечно, записались Федор Владимирович и Игнат рыжий. Николай Степанович категорически отказался. Вспомнили, что у кого-то есть хороший норновый пес такса, правда старый, но сгодится. А еще у кого-то непонятной породы, но на зверя и следы чуткий. Порешили — сделали.

С утра вышли на охоту и прямо в овраг. И тут засомневались: с прошлого года экскаватор здесь работает, машины песок вывозят, не то что лису, мышей всех разогнали. Но все же пустили собак. Такса хоть и старая, но покрутилась, побегала, а след все-таки взяла, за ней пес непонятной породы загавкал, заголосил.

Собаки пошли краем оврага и только в конце его стали спускаться к кустарнику.

И тут на противоположном склоне хвост мелькнул, потом второй, третий. Кто-то выстрелил и, видимо, очень метко. Две лисы ушли, а третья осталась лежать.

Николай Степанович только-только поставил во дворе два ведра воды, которую принес из колонки. Закрыл калитку, оглянулся и обомлел. Метрах в десяти, у самого сарая, сидела Краснохвостка. Пасть раскрыта, тяжело дышит, бока ходуном ходят, смотрит на него, аж в самую душу заглядывает.

Слышит Николай Степанович азартный собачий лай и охотников видит. Идут они по краю его участка, значит, только что нору обследовали.

Отворил он дверь сарая.

— Ну, ступай! — крикнул.

И лиса искрой метнулась в щель. Снова повесил замок и зачем-то оба ведра воды разлил вокруг.

— Степаныч, — окликнули его, — лису не видел?

Охотники подошли к калитке. Собаки вертелись рядом, такса обливалась слюной, видимо, очень устала, а тонконогий непонятной породы оказался выносливей и все норовил пролезть между штакетником.

— Ну, ты, не суйся! — прикрикнул на собаку Николай Степанович.

— Может, во дворе у тебя где?

— А где? Все на виду. Если и была, то ушла. Вас дожидаться не будет.

— Вот, погляди, одну подстрелили, — похвастался Федор Владимирович, держа за хвост еще совсем молодую лису.

Глядя на бездыханное окровавленное тело лисенка, Николай Степанович в сердцах выругался и сказал:

— Не делом вы занялись, мужики. Егеря бы сюда. Он сразу бы вас образумил, — и пошел в дом.

Как только стихли голоса людей и собак, Николай Степанович пошел в сарай и отворил дверь.

В сарае никого не было. Но он не стал гадать, как лиса ушла из закрытого сарая, его все время тревожила одна мысль: когда и какая связь образовалась между ним и зверем, если Краснохвостка в тяжелую минуту обратилась за помощью к человеку?

Даже в июне муравейник не проснулся. Сбитый кем-то еще зимой, купол так и остался лежать рядом, будто сброшенное с дерева воронье гнездо, размытое дождем и разваленное ветром. Дороги, что за многие годы были протоптаны черными муравьями когда-то большого лесного княжества, заросли, и только очень знающее существо могло пробраться через буйную заросль молодой и сильной травы.

Старому, но еще крепкому муравью Кому надо было добраться до самого ближнего дерева, чтобы собрать тлиное молоко, необходимое для молодого, только что разорвавшего оболочку кокона муравья. Кома оказался единственным муравьем, оставшимся в живых после кровавого нашествия чужаков. А потом холод и голод лютой зимы окончательно погубили муравьиное племя. Правда, жива и мать-царица, неповоротливое и капризное создание, неспособное прокормить себя.

И вот он, единственный рабочий муравей, должен ежедневно, по многу раз в день, носить молоко ей, да еще обеспечивать пищей этого необыкновенного прожорливого младенца. А младенец оказался удивительно редким экземпляром. В несколько раз больше Кома, с огромной квадратной головой и с мощными, но еще недостаточно развитыми жвалами.

По Великому Закону Инстинкта муравьи рождаются с готовыми трудовыми навыками, но они проходят и начальную школу муравейника, где знакомятся с различной хозяйственной работой. Молодой гигант делал все, что показывал ему Кома, легко, четко и быстро, и единственное, чем недоволен был старый муравей — это привязанностью Большеголового.

Он следовал за ним всюду, и сколько требовалось ухищрений, чтобы обмануть, запутать его в бесчисленных помещениях муравейника, лишь бы вырваться наружу и принести пищу.

Кома осторожно пробирался сквозь траву, огибая опасные участки, где могли задержать его непредвиденные обстоятельства, оберегаясь от нежеланных встреч с врагами, запахи которых он ощущал то тут, то там. Его подвижные усы улавливали любые изменения и четко определяли направление.

Всюду, на когда-то образцово очищенной, а ныне заброшенной территории муравейника, встречались слизняки, улитки, жирные черви — легкая добыча фуражиров, но не это сейчас было необходимо Кому — царица ждет молока, да и Большеголовый с удовольствием пьет его.

Только взбежав на ствол дерева, Кома почувствовал, что находится в привычной обстановке. Стадо тли, годами служившее главной кормовой базой муравейника, спокойно паслось на свежих и ароматных листьях, но поголовье его сократилось. Ведь некому было уносить личинки в теплый муравейник. И все же, пищи хватало с лихвой.

И вдруг остро реагируемые антенны Комы почувствовали чужаков. Два красных муравья, насытившись и прихватив с собой запас молока, превозмогая собственную тяжесть, медленно ползли по ветке.

Это были разведчики-разбойники. Стоило им вернуться к своим, рассказать о большом заброшенном стаде тли, как неисчислимые полчища кинутся на легкую поживу. И тогда конец. Одному Кому не отбить нашествия.

Он спрятался за изгибом листа и, как только первый муравей поравнялся с ним, вонзил свои жвалы в шею противника. Второго незадачливого муравья ожидала та же участь.

Теперь можно спокойно подоить тлю. Тонкие усики нежно коснулись мягкого живота, и появилось молочко, которое тут же слизал Кома. Медленно он обошел все стадо и, собрав достаточно пищи, заспешил в обратный путь.

Мать-царица с нетерпением ждала пищи. Только что она отложила несколько яиц, на которые сама смотрела с жадностью, и, если бы не появление Комы, может быть, сожрала одно из них. Теперь надо было скорее унести их в нижнее помещение, а там аккуратно очистить и облизать.

Кома будто и не уставал. Он успел накормить молодого уродца и уже с ним принялся поднимать коконы вверх, поближе к теплу, а яйца перенесли в нижнюю камеру, бережно уложили, потому что из них скоро появятся личинки, за которыми надо следить с еще большей тщательностью, кормить и кормить, пока они не спрячутся в коконы.

• Предыдущая
• 16/24
• Следующая