Французский «рыцарский роман» - Михайлов Андрей Дмитриевич - Страница 42

Итак, повествовательное время связывает между собой отрезки событийного времени, кратко сообщая, что произошло между эпизодами и «сценами». Оно может просто обозначать временную паузу (чаще всего ночь, прерывающую поединок, беседу героев и т. п.) или же сближать далеко отстоящие друг от друга события. Например, в «Клижесе» рассказывается о морском путешествии из Константинополя в Англию, занявшем полтора месяца. Но во время пути никаких событий не происходит, поэтому все описание занимает в романе четыре стиха (266—269). Иногда повествовательное время, в отличие от событийного, точного и отмеренного, неточно и внемерно. Таково, например, описание все в том же «Клижесе» времяпрепровождения приехавших в Англию греческих рыцарей, поселившихся у лондонского горожанина и ведущих широкий образ жизни (ст. 393—415). Таково же описание любовных утех Эрека и Эниды, когда юноша забыл о своем рыцарском долге, плененный красотой своей молодой жены (ст. 2430—2468).

Повествовательное время объективно, оно связано с личными восприятиями героев; в зависимости от их настроения оно убыстряет или замедляет свой бег. Тем самым человеческая индивидуальность в ее частных впечатлениях и восприятиях выдвигается у Кретьена де Труа на первый план. Поэтому для разных героев время могло протекать до разительности по-разному. Эту черту организации времени в рыцарском романе верно отметил Ж.-Ш. Пайен: «В «Повести о Граале» Кретьена для Персеваля проходит пять лет между появлением при дворе Артура безобразной девицы и исповедью юноши у отшельника, в то время как для Говена тот же период длится всего несколько дней; что это? невнимательность автора или редактора или безразличие к точному значению времени? Сличение рукописей подтверждает, что этот беспорядок совсем не смущал публику» [110].

Субъективность протекания времени в романах Кретьена и его школы (Рауль де Уденк; Рено де Божё и многие другие) объясняется характером героев, их душевным состоянием и т. д. Именно героев, а не любого персонажа. Время протагониста — это та временная шкала, на которую накладываются все события произведения. Художественное время романа этого типа — это важнейший, часто кульминационный момент жизни героя. Если он и не меняется биологически (как уже говорилось), то в конце романа обычно перед читателем персонаж, претерпевший огромную внутреннюю трансформацию.

Единицей измерения времени оказывается у Кретьена день (потому-то так часты упоминания утренних и вечерних церковных служб, отмечающих начало и конец дня). Эпизод четко укладывается во временные рамки дня. Ночь оказывается завершением приключения. Но она далеко не всегда означает перерыв в развитии сюжета и в протекании событийного времени. Ночь не только посвящена любви; именно ночью могут совершаться чудеса. Не случайно таинственная и символичная процессия Грааля увидена Персевалем в вечерних сумерках.

Если день в романе кретьеновского типа является минимальной единицей сюжетного времени и всегда точно обозначен, то более крупные временные единицы не столь явно вычленены. Не наполненные событиями дни не ложатся в хронологию романа[111]. Здесь временными рубежами оказываются праздники — Рождества, Пасхи, Троицы и т. п. В этом нельзя не видеть отголосков циклического восприятия времени, характерного для средневековья 25.

* События рыцарского романа разворачиваются не только во времени, но и в пространстве. Тем самым мы имеем дело со специфически организованным художественным пространством.

При неопределенности, размытости границ артуровского куртуазного универсума, он замкнут и структурен. По нему разбросаны фиксированные точки — резиденции короля Артура и его вассалов (Камелот, Кардуэль, Карлион, Карадиган, Карруа, Оркени, Роадан, Тинтажель и др.). Они как бы плавают в неопределенном, внемерном обширном пространстве. Расстояния между этими фиксированными точками не определены. Они то очень велики, и на путь из замка в замок героям приходится затрачивать много дней, то до удивительности малы. Все зависит от стоящей перед автором конкретной художественной задачи. В этом же пространстве, но как бы выпадая из его структуры, из его системы координат находятся земли, города и замки, связанные с колдовством, чудесами и т. д. Их пространственное отношение к Камелоту и т. п. не вполне ясно. Эти зачарованные земли и королевства оказываются порой поразительно близкими к фиксированным (опять-таки относительно) пунктам артуровского мира; вполне понятно, что близость эта — субъективная. Это, например, Гиблый Лес, где живет молодой Персеваль, земля Ландюк (домен Лодины), замок Борепер, принадлежащий подруге Персеваля Бланшефлор, и т. д. Чудесными свойствами обладают у Кретьена и романистов его школы и леса — Броселианд, Кенкеруа, Аргонский и др.

Пространство не существует в рыцарском романе созданного Кретьеном де Труа типа само по себе, оно всегда связано с героем и зависит от него, его поведения, настроения, характера. Т. е. оно детерминировано и является функцией свойств персонажа. Порциальность и линейная направленность сюжетного потока, который может быть представлен как «траектория пространственных перемещений героя» (по удачному выражению С. Ю. Неклюдова[112]), соответствует точечности художественного пространства. Эпизод, сцена в романах Кретьена всегда предельно локализованы, т. е. точечны. Точечны в двояком смысле. Во-первых, они лежат на линии, во-вторых, они отграничены от окружающего, что часто нарочно подчеркнуто (стенами замка, береговой полосой острова, просто воздушной стеной, отделяющей чудесный сад от остального мира, и т. д.). Выше мы говорили о членении кретьеновского повествования на «сцены» во временном смысле; сценически организовано действие в романе Кретьена и с точки зрения его пространственной локализации.

Точечное пространство, соответствующее отдельным эпизодам и событийному времени, складывается в линеарное. Все романы Кретьена де Труа (в какой-то мере — вообще все куртуазные романы средневековья)— это рассказы о непрерывном, нескончаемом пути героев. Здесь мы подходим к одному из существенных признаков романов Кретьена и вообще созданного им типа рыцарского романа на бретонский сюжет. Это дух странствий и поиска, которыми овеяны все произведения нашего поэта (а также и многие книги его последователей, например «Прекрасный незнакомец» Рено де Боже, «Отмщение за Рагиделя» Рауля де Уденка и многие другие. О них речь впереди). Дух странствий не отделим от поэтического мира фантастики. Казалось бы, мотив богатырского поиска (невесты, заколдованного предмета и т. п.) в рыцарском романе восходит к эпическому художественному мышлению. Генетически — несомненно, но не типологически. Рыцарский подвиг у Кретьена и романистов его круга всегда несет в себе моральную нагрузку и совершенно не обязательно связан с принятым на себя героем магическим обязательством, с каким-либо «гейсом» и т. п. Герои совершают подвиги всегда с определенной и ясной целью, а когда такая цель исчезает (как, например, у Ивейна), герой терпит моральный крах. Поэтому для Кретьена характерны не только поиски рыцарских подвигов, но и моральное осмысление последних. Впрочем, в романах о приключениях странствующих рыцарей (а такие романы несомненно восходят к созданному Кретьеном де Труа типу куртуазного повествования) поиск становится самоцелью, что не снимает с его результата моральной Детерминированности.

Собственно «герои» Кретьена поэтому всегда в движении — и в переносном смысле, и буквально. Но есть у поэта и статичные персонажи — также в обоих значениях этого слова. И каждому типу героев соответствует свое пространство.

Статичны в рыцарском романе бретонского цикла простолюдины. Им не дано покинуть свое бытовое, нарочито сниженное пространство. Их удел — убогая хижина, шалаш на лесной поляне в непосредственной близости от пасущегося стада, за которым они присматривают, узенькая улочка средневекового города и т. п. Жизнь в пределах этого замкнутого маленького локуса циклична. Статичны у Кретьена противники героя, те враги, которых он встречает на своем пути. Их статичность — иная. Они связаны обетом или чарами и не могут покинуть свое также отграниченное пространство, ибо пространство это — фантастическое. Наконец, типичным примером статичного героя является сам король Артур. И здесь — опять новый характер статичности. В романе Кретьена король Артур статичен потому, что он просто «вне игры». Он — олицетворение рыцарственности, ее гарант и опора. Хотя он и меняет резиденции, переезжает из города в город, отправляется на охоту, предпринимает поход к замку Эскладоса Рыжего, увлеченный рассказом Калогрепанта, и т. д., он — везде в своем мире, в стране Логр. Артур малоподвижен даже тогда, когда затронуты его личные интересы, когда ему непосредственно нанесено оскорбление. Мы имеем здесь в виду «Рыцаря телеги», где на поиски похищенной королевы отправляются рыцари Круглого Стола и лишь в последнюю очередь — сам король Артур. В его статичности — немало от литературного этикета: мудрый старый монарх по представлениям средневековья должен быть величествен и малоподвижен. А так как бытие его не ограничено какими-то конкретными временными рамками, практически бесконечно, то ему просто некуда (да и не подобает!) торопиться. Отметим, что в обработках легенды о Тристане и Изольде король Марк не дотягивает до роли старого мудрого правителя, хотя и «нацелен» на такую роль. Он выслеживает любовников, подслушивает их ночной разговор, взобравшись на развесистую сосну, скачет в лес, где они обнаружены спящими в шалаше. Такие действия Артуру не положены. И потому-то король бриттов принимает минимальное участие в действии. Пространство короля Артура поэтому плоскостно; оно лишено линейной направленности. К тому же оно нейтрально.