В джазе только девушки - Лус Анита - Страница 2

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая

Мэрфи вышел из машины. Следом за ним, ежась и вбирая голову в плечи, выбрался маленький тщедушный человечек в широкополой шляпе, со щеточкой усов под длинным носом, с хитрыми глазками и неизменной зубочисткой во рту — это и был Чарли Зубочистка, член дружной чикагской семьи Коломбо, но в настоящее время тот самый «урод», без которого, как гласит народная мудрость, не обходилась еще ни одна семья.

Инспектор огляделся.

— Ну, Чарли, приехали? — приглушенным голосом спросил он.

Чарли вздрогнул.

— Да, сэр. — Голос у него хриплый, испуганный. Да и кто бы на его месте не трясся? Идти против Коломбо… Чарли пугливо озирался по сторонам.

— Чье заведение? — спросил инспектор, хотя прекрасно видел вывеску над заведением Модзарелло и умел читать.

— Я же вам уже говорил, сэр! — В голосе Чарли послышались нотки недовольства. И что этот поганый фараон резину тянет? Его, Чарли, уже и так трясет…

— Освежи мою память, — продолжал придуриваться, по мнению Чарли, инспектор.

— Коломбо Белые Гетры, — ответил Зубочистка.

— Мы с ним знакомы, — протянул инспектор. Еще бы! Мэрфи раз пять сажал Коломбо за решетку, и всякий раз тот неизменно выходил сухим из воды — адвокаты его не зря хлеб ели.

— Какой пароль? — спросил инспектор.

— «У меня умерла бабушка», — ответил Чарли. — А это, — он протянул инспектору приглашение на похороны, — вместо билета.

— Хитры, черти! — не удержался инспектор. Да уж, насмотрелся он этих гангстерских штучек — будет о чем вспомнить в старости, если, конечно, доживет он до нее. А то ведь в Чикаго и такое может случиться: раз — и выходит экстренный выпуск с аршинным заголовком: «Бандит Коломбо убил инспектора Мэрфи!»

— Если захотите сидеть в центре, — продолжал инструктировать Чарли, верша свое гнусное предательское дело, — скажите, что вы — любимый внук.

— Все ясно. Из темноты выплыла фигура здоровенного детины в полицейской форме.

— Мы готовы, — доложил он инспектору. — Когда начнем?

Инспектор посмотрел на часы, прикинул.

— Сейчас без пятнадцати семь… Ровно в семь двигайте.

— Слушаюсь, сэр! — И детина вновь исчез в темноте.

Чарли стоял рядом с инспектором, переминаясь с ноги на ногу. «Незачем искушать судьбу, — думал он, — пора делать ноги». И наконец не выдержал.

— Я, пожалуй, смоюсь, инспектор. Если Коломбо меня увидит, прости-прощай, Чарли.

— Прощай, Чарли, — инспектор и не думал его задерживать. — Дальше мы справимся сами.

И Зубочистку тут же как ветром сдуло — как сквозь землю провалился, растворившись в темноте чикагских переулков.

Операция началась. Полиция затаилась, когда импозантный инспектор постучал в дверь печального заведения синьора Модзарелло. Дверь отворилась. Служитель в черном фраке жестом пригласил инспектора войти, и через несколько мгновений Мэрфи уже стоял в элегантном фойе.

Небольшое помещение было обставлено скромно, но со вкусом. Ковер на полу приглушал шаги. Служители в черных костюмах двигались молча и неслышно. В обстановке заведения преобладали тона печально-умеренные.

У входа в часовню расположился небольшой орган, и траурная мелодия, извлекаемая из него старым органистом, наполняла помещение, заставляя присутствующих думать о бренности всего сущего… Скромные цветы, траурные ленты. Все чинно и благородно, так что, не будь у инспектора такого опыта общения с подобной публикой, он мог бы подумать, что Чарли заставил его пойти по ложному следу.

Навстречу Мэрфи поднялся невысокий полный господин с лысиной.

— Добрый вечер, сэр. Я — мистер Модзарелло. Чем могу служить?

— У меня умерла бабушка, — спокойно глядя на Модзарелло, поведал о своем горе инспектор.

На лице синьора Модзарелло появилось дежурное выражение сочувствия и глубокой скорби.

— Если не ошибаюсь, сэр, вы еще не прибегали к услугам нашей фирмы? — Синьор Модзарелло славился на весь Чикаго феноменальной памятью на лица. Говорили, что он помнит всех, кто когда-либо переступал порог его заведения.

— Обстоятельства не позволяли, — вздохнул инспектор. Обстановка настраивала на траурный лад.

— Добро пожаловать, сэр! — Модзарелло учтиво поклонился.

— Где же происходит отпевание моей бабушки? — нетерпеливо продолжал инспектор, чувствуя, что печальные звуки траурного марша начинают действовать ему на нервы.

Модзарелло сделал знак одному из служащих.

— Проводи джентльмена в часовню. Место номер три.

— Слушаюсь, мистер Модзарелло, — парень едва не прищелкнул каблуками.

Органист, не прерывая игры, меланхолически нажал на какую-то кнопку, скрытую в стене. Дверь в часовню отворилась, и инспектор не поверил своим глазам.

Отпевание «усопшей» было в самом разгаре. Дым в «часовне» стоял коромыслом, и джаз-оркестр лихо наяривал модный фокстрот, зажигательная мелодия которого и мертвого заставила бы воскреснуть, буде здесь проходили бы настоящие поминки. На сцене отплясывали красотки в купальниках, лихо стуча каблучками и не скупясь на улыбки. «Скорбящие» веселились вовсю, хотя на столах, кроме кофейных чашек, ничего не было. Смех, женский визг… Одни танцуют, другие нестройно поют… Инспектор остолбенело стоял на пороге, пока сопровождающий не тронул его за плечо.

— Сюда, сэр, — произнес он, указывая на свободный столик у самой сцены.

Инспектор лишь покачал головой.

— Верно говорят: помирать — так с музыкой. — И стал спускаться по лестнице вслед за сопровождающим.

Обслуживание в заведении синьора Модзарелло было поставлено на высшем уровне: не успел инспектор устроиться за столиком, как к нему подлетел расторопный малый, весь вид которого говорил о том, что перед вами тот еще пройдоха и палец в рот ему класть не рекомендуется. Белый сюртук официанта казался на нем неуместным — совсем недавно парень явно таскал нечто куда более тяжелое, чем подносы с кофейными чашечками.

— Что прикажете, сэр? — склонился он к инспектору.

— Виски!

Официант, казалось, искренне огорчился.

— Извините, сэр, у нас подают только кофэ! Шотландский кофэ, канадский кофэ, ямайский кофэ…

— Шотландский, — сообразил наконец инспектор. — Полчашки. И обязательно с содовой. — Не упиться бы на работе в самый разгар операции. Голова инспектору нужна была свежая. — Да, и вот еще что. Терпеть не могу сидеть так близко к оркестру! Тот столик свободен? — Инспектор показал на пустой столик, стоявший чуть поодаль, в глубине зала.

Официант вновь огорчился.

— Извините, сэр, но он абонирован ближайшими родственниками усопшей. — И, хитро подмигнув, пройдоха скрылся на кухне.

Время шло, и инспектор чувствовал себя все более неуютно. Вокруг веселье било через край, а Мэрфи волновало одно: где Коломбо? Стрелки часов неуклонно приближались к семи — Коломбо не появлялся. Что толку хватать публику и подставных лиц, уныло думал инспектор. Хотя где-то в глубине сознания постоянно присутствовала мысль, что даже если Коломбо и придет, то кончится все это, как всегда — Коломбо в шестой раз выйдет на свободу. «Ладно, — утешал себя инспектор, — пусть хотя бы посидит в камере».

Примчался официант с подкосом, поставил перед Мэрфи чашечку «кофэ». И тут наконец дверь в глубине зала открылась и в заведении появились «ближайшие родственники усопшей» — Коломбо Белые Гетры в сопровождении четырех громил устрашающего вида. Окинув хозяйским взглядом картину «отпевания», Коломбо двинулся к своему столику, по пути толкнув одного из особо скорбивших посетителей — пожилого господина растрепанного вида с чашечкой «кофэ» в руке. Похоже, что он тут с начала церемонии, а потому все у него держалось нетвердо — язык, когда он пытался попросить «еще чашечку кофэ», очки, съехавшие набок, галстук, переместившийся на спину, и чашка «кофэ» в дрожащей руке. На эту-то чашку и наткнулся Коломбо. Посудина не замедлила перевернуться и выплеснуть свое содержимое на белоснежные гетры Коломбо.

• Предыдущая
• 2/42
• Следующая