Выбери любимый жанр

Освобождение беллетриста Р. - Сегаль Валерий - Страница 10


Изменить размер шрифта:

10

Оно не преминуло свершиться — оно свершалось здесь каждый вечер; на сцену вышла женщина в черном, расписанном звездами халате, заиграла моя любимая мелодия, и легким мановением руки Мерлин выбросил женщину в никуда, обратил ее в ничто, а мгновенье спустя уже улыбался и кланялся, небрежно накинув пустой халат себе на плечо. Зал взорвался аплодисментами, как взрывался после каждого номера; для всех это был рядовой фокус, далеко не самый яркий в программе, и только я почему-то внушил себе особое к нему отношение. Теперь уже невозможно объяснить причину — все могло сложиться по-иному — но в силу странного стечения обстоятельств именно этот фокус вызывал у меня особое чувство восторга. Быть может, тому имелись и объективные предпосылки — гармония музыки, женской грации, изящества иллюзиониста, простоты средств (да-да, всего лишь неизвестная мне игра света и тени, не более); но скорее всего моя слабость к этому маленькому чуду Мерлина носила случайный характер.

Повторюсь: события того вечера сохранились в моей памяти не слишком отчетливо — что-то лучше, что-то хуже. Словно в ярком цветном сне помню, что как только Мерлин начал кланяться, я выпил новую стопку и неистово заорал: «Браво!». Мой крик не утонул в шуме аплодисментов; с улыбкой всесильного мага, вызывающе поглядывая на меня, Мерлин поведал залу, что другой женщины у него нет, а потому он сможет повторить последний номер лишь в случае, если кто-нибудь из гостей согласится выступить ассистентом. Он явно меня провоцировал, кое-где в зале раздались надсадные смешки; меня это задело, и пошатываясь я поднялся на сцену.

Я вовсе не уверен, что это происходило наяву, а не в моих пьяных галлюцинациях. Я не берусь утверждать, какие из запомнившихся мне событий того вечера были реальностью, а какие — иллюзией, и сколь велика роль магии Мерлина в тех иллюзиях. Едва я очутился на сцене, Мерлин накинул мне на плечи черный халат, зазвучала все та же музыка, затем рука факира легко коснулась ворота халата, а в следующее мгновенье я уже сидел на своем месте в зале, а Мерлин кланялся, и гремели аплодисменты.

Дальше у меня полный провал в памяти, а очнулся я уже в госпитале. Лечащий врач понятия не имел, был ли я в тот памятный вечер на шоу Мерлина. Он лишь утверждал, что госпитализировали меня в полночь прямо из казино, где охваченный алкогольной горячкой я буянил и приставал к незнакомым женщинам, угрожая обратить их в ничто.

Я пролежал в госпитале несколько дней. Горячка периодически возвращалась, но все реже и лишь на короткие часы. Медсестра потом рассказывала, что в своем безумии я был чрезвычайно озабочен сексуально и неоднократно пытался «вытряхнуть» ее из халата. Когда приступы окончательно прекратились, я выписался из госпиталя и вернулся в Армангфор.

Кору я больше никогда не видел; маленькую рюмочную в Лисьем носу до сих пор обхожу стороной.

Глава третья. БАРОН КРЕЙЛЬ. АШТОНСКАЯ ПРОГРАММА

Когда на сердце тяжесть, И пустота в душе, И все надежды наши Растаяли уже, Дешевых ждем оваций И низменных страстей, Фальшивых комбинаций И шулерских сетей.

Кохановер, из сборника «Огни большого города»

Эпиграф к третьей части «Современной армангфорской энциклопедии»:

Подлинный художник не может пребывать в разладе с собственной совестью или заниматься тем, что сам считает недостойным. Измена своим принципам неизбежно отразится на стиле. Именно здесь кроется первопричина всех трагедий, случающихся с творческой интеллигенцией.

Беллетрист Р.
* * *

Однажды, после покера у Квачевского, барон Крейль предложил мне пройтись немного пешком, одновременно дав понять, что намерен переговорить со мной сугубо конфиденциально.

Было это вскоре после того, как я оставил службу на «Корабеле»; мне едва исполнилось двадцать семь лет, я не имел никаких определенных занятий и чувствовал бы себя вполне счастливым, если бы не двойной прессинг — отца и Лисы. Отец, правда, хоть и считал меня бездельником, денег давал достаточно; их у него столько, что я мог бы всю жизнь оставаться рантье. Лиса, однако, находила, что рантье быть не престижно, и, по ее мнению, я непременно должен был стремиться сделать какую-нибудь карьеру. Нетрудно понять, что я охотно принял приглашение барона Крейля: он всегда казался мне человеком с головой, а в тот вечер я сразу почувствовал, что барон намерен сделать мне какое-то деловое предложение.

Мы вдвоем вышли на ночной Ночной бульвар (да простят мне музы каламбур, но так оно и было) и направились в сторону Соснового бора. Стояла ранняя осень; погода выдалась благоприятная; после насквозь прокуренного особняка Квачевского ночная свежесть пришлась кстати и располагала к длительной прогулке.

Помню, барон какое-то время молчал, словно собираясь с мыслями, а я неуклюже попытался прервать затянувшуюся паузу; спросил: «Вы тоже живете в Сосновом бору?» Он усмехнулся: «Конечно». Я смутился от собственной неловкости: действительно, в каком еще районе может жить барон Крейль!

Прошло еще несколько минут, прежде чем барон, вероятно посчитав, что потребил достаточно свежего воздуха, закурил сигарету и перешел, наконец, к делу.

Перескажу в нескольких словах суть предложения, с которым он ко мне обратился.

В соответствии с Аштонской программой (как мимолетно все низменное: сегодня никто уже и не помнит эту государственную программу, а ведь лет десять назад о ней так много писали) городские власти выделили немалые средства для субсидирования крупных предпринимателей. Компаниям, получившим субсидии, предписывалось расходовать эти деньги на организацию семинаров с целью повышения эффективности труда своих инженеров. Обратиться за субсидией мог любой достаточно крупный предприниматель, а вот получит ли он ее — зависело почти всецело от барона Крейля: подразумевалось, что здесь будут учитываться масштабы предприятия, доля инженерного труда и т. п.

Замечу попутно: я и прежде знал, что барон состоит на государственной службе, однако понятия не имел, какой именно пост он занимает.

Так вот барон предложил мне зарегистрироваться в качестве частного технического консультанта. Он вновь и вновь подчеркивал, что речь идет об очень значительных средствах, и, распределяя эти средства, он будет настоятельно рекомендовать предпринимателям меня, как технического консультанта. При этом слово «настоятельно» барон выделял особо.

Я оказался удачной находкой для барона: ему не пришлось называть вещи своими именами, прежде чем я согласился. И не мудрено: еще раньше, впервые услышав об Аштонской программе, я сразу понял, что принята она исключительно для того, чтобы отдельным деятелям стало легче разворовывать государственный бюджет. Тогда я, правда, не предполагал, что при помощи барона Крейля (и, вероятно, не без участия моего папаши, его старинного друга!) мне суждено будет стать одним из таких «деятелей».

Не стану кривить душой — предложение барона Крейля сразу же пришлось мне по вкусу. Правда от самого титула — «технический консультант» — веяло затхлым службизмом, зато какая упоительная комбинация за этим скрывалась! Теперь, правда, она кажется мне абсолютно заурядной. Но тогда! Тогда блестящая афера барона Крейля ассоциировалась у меня со сверкающими брызгами рубинового шампанского, с обнаженными загорелыми плечами красавиц в ночных барах южных казино, с биллиардными шарами, перескакивающими через борта и влетающими в лузы соседних столов, с элегантными фокусами изысканно одетых карточных шулеров. Сегодня, когда имя барона Крейля является почти нарицательным при диагностировании метастаз бюрократизма и коррупции, меня осуждать легко, но тогда я был молод, и идея эксплуатации Аштонской программы нашла в душе моей живейший отклик; особенно привлекательной она казалась на фоне воспоминаний об унылой службе на «Корабеле». Как блистательно выглядел барон в сравнении с моими недавними коллегами! Точно так же у читателя детективного романа талантливый преступник нередко вызывает гораздо большее сочувствие, нежели добросовестный чиновник, ведущий его дело.

10
Перейти на страницу:
Мир литературы