Десять лет спустя - Сегаль Валерий - Страница 34
- Предыдущая
- 34/39
- Следующая
— Что это вы взяли? — спросил Ульянов. — Это же «Рубин»!
— «Рубин», — подтвердил император.
— С вами того и гляди блеванешь, полковник! — недовольно сказал Ульянов. — До того, как вас встретить, я пил водку, вы меня сбили с пути истинного, а теперь еще и вина мешаем.
— Я люблю мешать, — сказал полковник Бздилевич и с удовольствием принял стакан.
— Я и в былые годы замечал за вами дурные наклонности, полковник.
После смешения вин Ульянова сразу замутило, он замахал руками перед своим носом и поспешил в уборную.
Полковник остался наедине с вожделенным чемоданом. Момент был решительный. Он колебался недолго. Да и некогда было колебаться. Опасливо озираясь по сторонам, император устремился к выходу, унося с собой чемодан и лишая тем самым Ульянова запасов чистого белья и носовых платков. Уходя, император с ужасом заметил того самого типчика в идиотской красной шапке. Типчик стоял за столиком в дальнем углу и пристально смотрел на узурпатора. «Неужели хвост!?» — подумал император, выскакивая из винницы и бегом устремляясь к Невскому проспекту.
Ульянов проблевался, вернулся, обнаружил пропажу и долго не мог поверить собственным глазам. Он даже выглянул на улицу — посмотрел, не вышел ли полковник подышать свежим воздухом, но в конце концов ему пришлось смириться с фактом, что полковник сбежал и зачем-то прихватил его личные вещи.
Ульянов переживал нелегкую минуту. Как обычно — после рвоты опьянение пошло на убыль, причем исход хмеля из организма сопровождался лихорадочным ознобом. Наследник престола почувствовал себя очень одиноким и несчастным: жена в Саблино, любовница на Украине, Анжелика отвергла его притязания, теперь еще шмотки пропали.
Он вышел на улицу. В доме напротив располагались меблированные комнаты «Париж». Ульянов хорошо знал это место, поскольку ранее неоднократно посещал здесь Воровского. Теперь он решил, что утро вечера мудреней, и лучшее, что он может сделать, — это переночевать пока в «Париже». Ему было известно, что здесь никогда не требуют документов, и можно вселиться под вымышленным именем, а именно этого требовало его нелегальное, отныне, положение. Шутки ради Ульянов решил представиться полковником Бздилевичем.
Он перешел темную и неширокую Караванную улицу и отворил массивную входную дверь…
Следом за истинным наследником престола улицу перебежал и низкорослый мужичонка в идиотской вязаной шапке красного цвета. У дверей он однако замешкался: вероятно встреча с Ульяновым возле стойки портье не входила в его планы. Пока он пережидал, из под одинокого, тускло светившего фонаря ему навстречу вышел высокий человек, одетый во все черное.
— Добрый вечер, г-н Коба, — ледяным тоном произнес черный человек.
— Здравствуйте, — пробормотал Коба, — но я вас не знаю.
— Зато я вас знаю, — последовал ответ. — И знаю — с какой целью вы стремитесь проникнуть в «Париж».
— Я ищу там ночлег.
— Вы лжете! Откажитесь от своего гнусного намерения — вам все равно не одолеть этого человека.
— Я знаю, — покорно ответил Коба.
— И еще! Не препятствуйте естественному ходу истории. Он вам выгоден. Даже если вам придется пройти через Сибирь!
— Но откуда вам это известно?
— Так утверждают звезды!
— Но кто вы? — спросил изумленный Коба.
Ответа не последовало. Сергей Николаевич Путятин уже исчез под аркой.
Обуреваемый страхами и сомнениями, Коба все же вошел в «Париж». Ему повезло: прямо за дверью, еще оставаясь незамеченным, он успел подслушать конец разговора Ульянова с портье, из чего ему стало известно, что Ульянов вселился в комнату No 16. Едва Ульянов удалился, Коба подошел к стойке и осведомился — свободна ли комната за номером семнадцать. Молодой, нагловатого вида портье утвердительно кивнул и спросил:
— Ваше имя, сударь?
— Князь Дадьян Мингрельский, — отрекомендовался Коба.
Портье подозрительно оглядел видавший виды полушубок и идиотскую красную шапку «князя», но ничего не сказал.
Получив ключ, Коба поднялся на второй этаж. Как он и рассчитывал, семнадцатый номер располагался по соседству с шестнадцатым. Коба вошел в свою комнату, сел за стол и задумался.
Ему вспомнились недавние предостережения неизвестного человека в черном, а также широкие плечи и толстые, поросшие рыжеватой шерстью руки Ульянова. Даже длинный кавказский кинжал, спрятанный под полой полушубка не добавлял Кобе уверенности в себе.
Казалось бы, что может быть проще: постучаться посреди ночи в комнату к Ульянову и вспороть ему брюхо кинжалом. Даже приятно — Коба всегда ненавидел русских! Конечно, может подняться шум, но ведь Барсукевич обещал замять это дело в случае необходимости. И наверняка замнет: начальник охранного отделения отнюдь не заинтересован в огласке этого происшествия. И все-таки Коба боялся. Боялся он прежде всего самого Ульянова.
Помыслив еще какое-то время, Коба разделся и лег в постель. Он решил пока поспать, а делом заняться на рассвете. Он даже придумал оправдание такому плану действий: утром из «Парижа» будет легче уйти незамеченным. Конечно Ульянов может проснуться раньше его и куда-нибудь уйти, но Кобу это не сильно смущало. По правде говоря, в глубине души он этого даже хотел.
Коба лежал в темноте, с закрытыми глазами, но сон не приходил. Тревожные мысли одолевали. Временами он задремывал, но ненадолго и неспокойно. Порой ему казалось, что он еще совсем не спал, порой — он не был в этом уверен и думал, что утро уже не за горами. Он ждал утра и одновременно боялся его наступления.
Вдруг он услышал гром. «Должно быть — сон», — подумал Коба. Он был уверен, что в декабре гроз не бывает. Но гром продолжал греметь. Коба испугался. Ему припомнились картинки из детства: во время тех южных гроз вечно пьяный отец всегда жестоко избивал мать. Отец казался тогда Кобе страшным и сильным, хотя, вероятно, старый пьяница просто боялся грозы. С тех пор Коба тоже боялся гроз. Даже во сне! Гром продолжал греметь. Затем сверкнула молния, да так ярко, что осветила Кобину комнату.
Коба проснулся и сел на кровати.
Стена, разделявшая шестнадцатую и семнадцатую комнаты, рухнула. Свет, зажженный соседом, теперь освещал и Кобин номер. За обломками стены стоял невысокий, атлетически сложенный человек с толстыми, поросшими рыжеватой шерстью руками.
- Предыдущая
- 34/39
- Следующая
