Жили-были солдаты (сборник) - Длуголенский Яков Ноевич - Страница 2
- Предыдущая
- 2/29
- Следующая
— А что мы придумаем? — спросил Миша.
— Кто с тобой будет гулять дальше. Показывать солдат и пушки.
— А ты? — спросил Миша.
— А я не могу. Видишь, пакет. И никто из офицеров не может. Надо быть на совещании. Погуляй, а то вон как тут накурено… — И папа стал разгонять дым, а потом закурил сам. — Только не исчезни.
— Не, — сказал Миша, — не исчезну…
Слез со стула и пошёл.
«Хотя с папой, конечно, интереснее, — думал Миша, — но без папы тоже хорошо. Будто один пришёл к солдатам и куда хочешь, туда и иди».
Миша походил немного под окнами, как просил папа, а потом решил посмотреть, что делается за углом.
За одним углом, например, двое солдат красили забор.
За другим — двадцать, а может, пятьдесят солдат разучивали, как правильно поворачиваться на месте.
Миша посмотрел и сам попробовал.
«Ничего трудного, — подумал Миша. — Раз попробовал — и получилось…»
А солдаты всё поворачивались и поворачивались. Наверно, у них ничего не получалось.
За третьим углом опять сидел солдат. Волосы у солдата на голове торчали «ёжиком». Рядом с солдатом сидела большая собака (ещё больше Альмы), и солдат, на коленях у которого лежала гимнастёрка, чистил собакой пуговицы. Собака жмурилась, а пуговицы на гимнастёрке блестели.
Миша даже рот раскрыл: «Неужели правда — собака пуговицы чистит?»
Тут солдат надел гимнастёрку и стал чистить собакой пряжку от ремня.
Миша подошёл поближе и сказал:
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — посмотрел на него солдат.
— А вы что делаете? — спросил Миша.
— Пуговицы чищу, — сказал солдат.
— А она что делает?
— Помогает, — сказал солдат. — Верно, Гашетка?
Собака посмотрела на Мишу жёлтым глазом и будто сказала: «Верно».
«Всё равно не поверят, — подумал Миша. — Ни Соловушкин не поверит, никто, что собака пуговицы чистит…»
— А ведь я тебя знаю, — сказал солдат. — Ты сын начальника штаба. Миша.
— Да, Миша, — удивился Миша. — А вы откуда знаете?
— Я всё знаю, — сказал солдат. — Я только одного не знаю: почему ты ходишь один, а не смотришь с папой солдат и пушки? Вот чего я не знаю…
— А папа не может, — сказал Миша. — Папе принесли пакет. И папа сказал: походи немного у штаба, а потом мы что-нибудь придумаем… А что он придумает?
Тут солдат отправил Гашетку в конуру («Карауль», — сказал).
— А вы правда всё знаете? — спросил Миша.
— Правда, — строго сказал солдат.
— А пушки какие, вы знаете?
— Зелёные, — сказал солдат.
— А почему зелёные, вы знаете?
— Знаю, — сказал солдат. — Потому, что зелёный цвет — защитный цвет. Для военных защитный цвет — очень важно. Вот тебе пример. Стоит красная пушка в зелёном лесу. Видно красную пушку в зелёном лесу?
— Видно, — подумав, сказал Миша.
— А вот тебе другой пример. Стоит зелёная пушка в зелёном лесу. Видно зелёную пушку в зелёном лесу?
— Не видно, — признал Миша.
— Солдат всё знает. А теперь давай пойдём к штабу, и ты позови: «Папа!»
— А дальше что? — смотря солдату в рот, спросил Миша.
— А дальше твоему папе скажу я. Кажется, я тот самый человек, который тебе, Миша, нужен. А то мне, понимаешь, неудобно кричать в окно: «Товарищ полковник, а товарищ полковник!»
Они пошли к штабу, и Миша сделал так, как говорил солдат.
— Что? — высовываясь из окна, спросил папа. Но тут увидел солдата, обрадовался и сказал: — А, это вы, Брыкин?
— Так точно, товарищ полковник, это я.
— Послушайте, Брыкин, — сказал папа, — что вы сейчас делаете?
— Он пуговицы чистил, — сказал Миша и хотел добавить про Гашетку, но подумал: «Может, нельзя?»
— А шефство над моим сыном не возьмёте? — спросил папа. — А то, понимаете, у меня совещание, и я никак не могу. Возьмите шефство над моим сыном, Брыкин, и покажите ему солдат и пушки. Справитесь?
— Так точно, — сказал Брыкин. — Справлюсь.
— А ты веди себя как следует, — сказал папа Мише. — Я потом проверю.
— Я буду вести себя как следует, — сказал Миша.
Тут Брыкин взял его за руку, и они пошли.
— Что ты хочешь сначала посмотреть, — сказал Брыкин, — пробу, пушки, солдат или знамя?
— Пушки! — сказал Миша.
А потом подумал и сказал:
— Знамя!
А потом ещё подумал и спросил:
— Какую пробу?
— Как обед приготовили, — сказал Брыкин.
Они пошли к столовой, и там Брыкина ждал повар.
Военный повар был обыкновенным поваром. Военными у него были только сапоги.
Сразу было видно, как волнуется повар.
— Осторожно, Брыкин! Не упади, Брыкин! Здесь плохие ступени, Брыкин! Как здоровьице, Брыкин? Что пишут из дома, Брыкин?
Даже Мише, который вовсе не собирался снимать пробу, повар говорил:
— Ишь какой, Брыкин… Он с тобой, Брыкин? Ему дать компот, Брыкин? Он чей, Брыкин?
— Начальника штаба, — сказал Брыкин.
И повар сразу откликнулся:
— На, ешь компот.
Но Миша не стал есть компот, так как боялся пропустить, как Брыкин будет снимать пробу.
А Брыкин вымыл руки, надел белый халат и подошёл к плите.
— Хе-хе, — сказал повар, — щец — что надо…
Брыкин зачерпнул немного в тарелку, попробовал…
— Что надо? — спросил повар.
— Что надо.
Потом Брыкин попробовал гречневую кашу.
— Ты масло положи, — обиженно сказал повар. — Что же ты без масла пробуешь?
Брыкин положил. Каша оказалась тоже что надо.
А потом Брыкин попробовал компот.
— Ну, — тревожно спросил повар.
— Ну? — спросил Миша тревожно.
— Что надо, — сказал Брыкин.
И повар сразу потерял всякий интерес и к Мише, и к Брыкину. Стал командовать кому-то, чтоб резали хлеб. Раз вкусно, что же теперь беспокоиться? Надо теперь кормить.
Когда Миша и Брыкин вышли из столовой, Миша спросил Брыкина:
— А чего он вас про здоровье спрашивал? Вы что, болели?
— Нет, — сказал Брыкин. — Это он волновался.
— А чего он волновался?
— Вкусный обед или нет. Может, это только ему кажется, что вкусный, а я попробую и скажу, что нет… Вот он и волнуется. У него обеды всегда вкусные, но он всё равно волнуется. Такая уж должность — повар.
Тут они подошли к домику, где хранилось знамя, вошли, и Миша сразу увидел знамя: оно стояло на возвышении, под стеклом, а рядом был часовой.
Брыкин отдал знамени честь.
Миша тоже хотел отдать честь, но, во-первых, постеснялся, а во-вторых, не знал точно: отдают моряки сухопутному знамени честь или не отдают.
Миша посмотрел на часового. А часовой посмотрел на Мишу. У часового шевельнулись только глаза — сам часовой не шевельнулся.
— Здрасте, — сказал ему Миша.
Часовой не ответил.
— А он что, не дышит? — спросил Миша.
— Что ты, дышит, — сказал Брыкин.
— А не шевелится почему?
— А потому, что он — часовой у знамени. У знамени часовой не шевелится.
— И давно не шевелится? — спросил Миша.
— Вот, — сказал Брыкин, — скоро уже два часа.
И тогда Миша подумал, что часовой устал, наверное, не шевелиться так долго, и сказал Брыкину:
— А давайте принесём ему табурет. Он посидит немного, отдохнёт, а потом опять встанет и опять не будет шевелиться.
— Нельзя ему это, — сказал Брыкин.
И Мише показалось, что часовой хотел улыбнуться, но не стал.
— Нельзя ему, — повторил Брыкин. — Сядешь на табурет и уснёшь. А тут, сам понимаешь, знамя…
— Да, — сказал Миша, — понимаю. Знамя.
И тут вспомнил, что рассказывал ему папа про знамя, и ещё вспомнил про Гашетку, испугался и сказал:
- Предыдущая
- 2/29
- Следующая
