Моисей в Египте - Седаков Эдуард - Страница 39

• Предыдущая
• 39/49
• Следующая

Видя, что его друг смотрит с любопытством, но недоверчиво, Ахарон принялся тут же показывать, как это все делается. Он укрепил на небольшом кругу этот камень и начал крутить круг, подводя с двух сторон к заготовке два других белых камня, приделанных к специальным доскам. При соприкосновении камней ярким кругом посыпались искры. Лишь широкий кожаный фартук защищал одежду Ахарона от затлевания. Резкий скрип от сильного трения заглушал голос.

Через некоторое время, остановив круг, Ахарон показал, что получилось. Грубый угловатый кусок превратился в круглую, хотя и довольно шероховатую болванку, на самом деле напоминающую по форме кубок.

— Теперь будем вынимать пустоту, — сказал Ахарон, подводя сверху другое приспособление с таким же белым, заостренным камнем на другом круге с ручкой.

Догадавшись, что примерно должно происходить, Магрубет взялся сам крутить ручку верхнего круга. Закипела работа. Завертелись два круга в разные стороны. Верхний камень начал медленно всверливаться в заготовку.

Когда друзья провозились около двух часов, стало ясно видно, что получился большой, толстый и тяжелый стакан.

— Вот так это делается, — сказал Ахарон, отдуваясь от тяжелой работы и снимая фартук.

— Нет! Нет! — запротестовал Магрубет. — Давай доделаем.

Работа возобновилась. Вращали круги по очереди, не переставая. Магрубет отдыхал только тогда, когда Ахарон прилаживал новые камни вместо тех, что быстро истирались о кубок, который в свою очередь, становился постепенно все тоньше и красивее.

Уже не раз в мастерскую входили люди и сообщали Ахарону, что все готово к пиршеству и можно начинать, но Магрубет, ничего не желая слушать, все крутил и крутил круги. Когда работа окончилась и, благодаря опытному руководству Ахарона, получился тонкий, легкий и звонкий сосуд, Магрубет наконец успокоился.

Он взял в руки новый кубок, долго-долго, прищурившись так же, как Ахарон, глядел на него и затем сказал:

— Оказывается, стоит променять день своих важных дел на то, чтоб создать такую прекрасную вещь.

Ахарон отер пот со лба, покачал головой и сказал:

— Одного дня тут не хватит. Это мы с тобой работали, как одержимые, но так никто не работает. Ты один крутил за пятерых. Но уже завтра и через два-три дня ты едва ли бы так старался. А для обычных людей это каждодневный труд с перерывами и отдыхом. У нас считается хорошо, если такой бокал один человек сделает за неделю. Посмотри — только белых камней мы с тобой израсходовали как на пять дней. И все-таки это еще не оконченное изделие. Еще два дня мастер должен шлифовать его. Сперва песком, затем глиной, потом промасленной шерстью, а после всего мягкой льняной тканью. Тогда оно станет блестящим, как струя воды, и прозрачным. Не зря такой кубок стоит дорого. Давай я попрошу, чтоб его за эти дни дошлифовали…

— Нет! Не стоит! — прервал Магрубет. — Мой труд и моя воля в этой вещи. Я хочу таким оставить его себе на память. Если его отшлифовать до блеска, то это будет Египет, а сейчас это — я. Такой, как есть…

Ахарон внимательно, с удивлением, посмотрел на друга. Магрубет взял кубок, отер его рукавом и, прижав к груди, пошел к выходу из мастерской. Ахарон, покачивая головой, шел следом. Его удручала какая-то потерянность друга. Вместо радости избавления, тот нес в себе печаль и неудовлетворенность. Во время пира он спросил напрямую:

— Почему ты ставишь себя так низко в Египте, что сравниваешься с недоделанным сосудом?

— Дорогой друг, я знаю, что говорю.

— Нет. Мне кажется, ты не знаешь себе цену. Ты, наверное, там в Пилистиме привык с легкостью играть своей судьбой и рисковать головой. Здесь, в Египте, можно видеть, что твоя жизнь стоит дороже многих и многих жизней.

— Многих жизней…— задумчиво произнес Магрубет. — Вот хотя бы те три человека, которых я здесь встретил: Амути, Хиан и ты сам. Каждый, может быть и не желая того, доказал мне, что я просто-напросто дикарь. Ты, оказывается, не год, не два, а уже много лет занимался удивительным, интересным мастерством. Я только что видел, как ловки твои руки, как высоко твое умение.

— Мое умение…— засмеялся, небрежно махнув рукой, Ахарон. — Через небольшое время ты сам смог бы перенять такое умение. Но вот они…— он многозначительно вознес обе руки к голове. — Амути и Хиан! Да они же редкие люди, сильные мира сего! Один — знаменитый мудрец, другой ни много, ни мало — фараон!

— Я, — Магрубет с чувством ударил себя в грудь, — я кое-чего стоил там, у себя в Па-листане! Но сегодня я побыл рядом с Хианом Третьим и получил очень важный урок на всю жизнь. Нет, не от Хиана. Он и не снизошел до урока. От самой жизни, от Египта.

Нас, кочевых палистанских хеттов, Египет всегда презирал, как варваров и дикарей. То нас небрежно отбрасывали подальше от границ, то мелкими подачками натравливали на отдельных неугодных монархов. Фараоны Нижнего Египта всю жизнь держали нас в том понимании, что кроме них нет во всей стране никаких законных правителей. Все остальные — враги власти и сму?ьяны. Мы никогда не знали всей правды. Мне теперь надолго хватит думать.

— Не думай много! Ты просто устал. От вина пришли грустные мысли. Выпей еще, и они пройдут.

Долгожданное веселье между тем овладевало всеми. Пир был устроен во дворе дома под открытым небом, вокруг большого костра. В огонь щедро подбрасывали всё, что горело. Все знали, что через два дня здесь уже никого не будет. Знали также, что после долгих лет тихой, боязливой жизни в эти дни можно ничем не стеснять себя.

На пир были приглашены всегда готовые веселиться служительницы культа любви из храма богини Анат[41]. Пока мужчины снимали с вертелов и разрубали на куски бараньи туши, молодые жрицы разносили вино. Царило шумное оживление. Празднование обещало быть веселым.

Вот зазвучала музыка, и обнаженные красавицы начали поочередно исполнять у костра свои первые страстные танцы, извиваясь телом и трепеща, как языки пламени. Уже веселое буйство начало входить в свои права, когда Ахарон заметил, что его друг почему-то сидит нахмурившись, отстранив рукой бокал с вином и вперившись неотрывным взглядом в свой недоделанный кубок, стоящий перед ним, и отнюдь не выигрывающий в сравнении с остальной красивой посудой. Тогда Ахарон захлопал в ладоши и сделал знак одному из музыкантов. Вышел вперед старик-египтянин с довольно громоздкой на вид, хитро устроенной арфой. Он встал на одно колено, охватив руками инструмент и стал ждать. Когда наконец все смолкли, старик запел старинную, мудрую и торжественную песню, известную еще с далеких времен фараона Антэфа[42],

• Предыдущая
• 39/49
• Следующая