Мир без милосердия - Голубев Анатолий Дмитриевич - Страница 8

Зазвонили сразу два телефона на маленьком столике, и Мейсл, извинившись, быстро переговорил с обоими собеседниками, дав Дональду возможность собраться с мыслями. Роуз решил вести себя осторожно — пусть Мейсл сам заговорит о процессе.

Попросив секретаршу больше не соединять его ни с кем, кроме лондонского юриста, Мейсл, извинившись еще раз, повернулся к Дональду. Он начал расспрашивать о поездке, об Италии, мимоходом поведав одну из пикантных историй, «бывших с ним когда-то», хотя Дональд прекрасно знал, что таких историй не меньше случается и сейчас. Мейсл похвалил отчет из Рима, который, судя по замечаниям, прочитал внимательно.

Беседа велась о случайных вещах, время уходило, а разговора о процессе все не было. Дональд понимал, что такой разговор не доставит особого удовольствия Мейслу, и боялся показаться неблагодарным.

В последние годы Уинстон Мейсл относился к Дональду не только явно покровительственно, но даже отечески. Он опекал его сколько мог. Покупал абонементы в дорогие клубы города, открывая тем самым доступ к богатой информации, без которой немыслим настоящий журналист. Мейсл не скрывал, что ему нравятся серьезный тон материалов Дональда и стиль его работы — капитальный и четкий. Нередко Мейсл в шутку называл Дональда «пресс-атташе». Он фактически своей властью дал исключительное право писать о «Манчестер Рейнджерс» лишь Роузу, сделав его, таким образом, штатным корреспондентом клуба, о котором Дональд и рассказывал в печати уже более восьми лет. Такова была воля Мейсла, вознесшая Роуза на Олимп спортивной журналистики, и Дональд знал силу этой воли.

Насколько Дональд помнил, Мейсл всего один раз обрушил на него свой гнев, когда он, не посоветовавшись, разразился нашумевшей критической статьей, высмеяв существовавший тогда в клубе принцип «пусть плохо, но выиграть». Правда, потом президент согласился с доводами Дональда, неожиданно поддержанного и Марфи. И наконец, он и никто иной дал ему щедрый денежный аванс, предложив написать книгу об истории клуба. Эти деньги позволили Роузу спокойно закончить второй роман и расплатиться со всеми долгами за маленький домик в две спальни, который он приобрел недалеко от Рейнджерс-парка.

И вот теперь этот разговор. Для Дональда было совершенно ясно, что принять процесс он не сможет никогда. А это значит, что он выступит против Мейсла и всего руководства клуба, хотя в душе Poyз надеялся, что и само руководство, несмотря на бурную подготовку, не окончательно решилось судиться с авиационной компанией.

— Мистер Мейсл, это правда, что клуб возбуждает дело против БЕА? — Этим вопросом Дональд сам начал разговор о процессе, уже не надеясь, что это сделает президент. Однако приступил к нему в неподходящую минуту и так внезапно переменил тему разговора, что Мейсл вздрогнул.

— С этим вы пришли ко мне? — вопросом на вопрос ответил он, и Дональд понял, что Мейсл мучительно ищет причину, побудившую Роуза говорить о деле, которое в общем-то его совершенно не касается. Но потом, очевидно, Мейсл прикинул что-то в уме, потому что спокойно сказал:

— Да, мы приняли такое решение на последнем заседании совета директоров, когда вы были в Риме. И я весьма сожалею, что не первый сообщил вам о нашем намерении.

— И вы можете пойти на этот процесс с чистой совестью? — резко, хотя и пытался сдержать себя, спросил Дональд.

Мейсл как будто понял, что тревожило Дональда, и теперь вновь выглядел тем же хладнокровным, уверенным Мейслом, который умел надежно укрыться за маской внешнего спокойствия.

— Конечно, — мягко ответил он, — интересы клуба дороги мне так же, как и вам, и всем, кто связан с этим славным именем «Манчестер Рейнджерс». Меня удивляет ваш вопрос!

Последнее замечание было явно направлено на то, чтобы заставить Дональда высказаться. Но, почему-то передумав, Мейсл, не дожидаясь объяснений Роуза, сказал:

— Впрочем, вам сейчас трудно, Дон, судить обо всем, что стоит за этим процессом. Нам потребовалось немало времени, чтобы подготовиться к нему. Да и сегодня еще не все готово. Ловкие ребята из «Гадюшника», к сожалению, пронюхали о процессе слишком рано. Во всяком случае, раньше, чем того бы хотелось. Я думаю, лучше пока оставить процесс в покое. Разговор о нем сложен и требует времени, которого, мне кажется, сегодня ни у вас, ни у меня нет. Вечером матч. И суббота к тому же мало удобный для работы день. Я обещаю, что постараюсь объяснить нашу точку зрения на процесс и переговорить обо всем... — Он взглянул на свой деловой календарь в плотном кожаном переплете. — Вас устроит встреча в понедельник в десять утра?

Получив утвердительный ответ Дональда, он встал, тем самым давая понять, что беседа закончена.

— Кстати, Дональд, позвоните, пожалуйста, сыну. Он от вас без ума и все время спрашивает, не вернулся ли мистер Роуз. Сейчас он на ипподроме, где-то в конюшнях, но скоро вернется домой. Право, Рандольф будет очень рад встретиться с вами. Как, впрочем, и я. — Мейсл улыбнулся Дональду неожиданно мягко, по-человечески, а не той дежурной улыбкой, которая отводилась у него для деловых встреч.

Роуз вышел из кабинета, проклиная себя за свою нерешительность.

«Единственное, и это, впрочем, немало, что я узнал, — процесс будет. Значит, будет бой...»

И сразу вся теплота улыбки Мейсла остыла для него.

«Я не могу допустить, чтобы Мейсл спекулировал именами Дункана, Дэвиса, Неда и всех, кто погиб в этой проклятой катастрофе, чтобы он наживался на памяти погибших... Мейсл прекрасно понимает, что делает, и, судя по разговору, не собирается отступать от задуманного. А что, собственно, нужно мне?! Может быть, я действительно лезу не в свое дело?»

Дональд попытался представить ход судебного процесса.

«Обвиняющая сторона перечисляет фантастические способности игроков, погибших под Мюнхеном. Пересчитывает до шиллинга все деньги, потерянные из-за срыва очередных матчей. Доказывает, что за Тейлора недоплачено столько-то и столько-то за Эвардса... Перед завсегдатаями судебных залов будут стоять гигантские цифры — продажные стоимости игроков. Грязные «пепптокс» — торги из-за каждого фунта стерлингов — будут внесены в святыню правосудия! Ерунда! Суд откажется рассматривать подобное дело! Это же всемирное посмешище! Ну, конечно, суд не будет рассматривать дело!»

Последняя мысль несколько успокоила Дональда. Он начал искать всевозможные доводы в пользу своего заключения. Но потом вспомнил о Мейсле и понял, что питает тщетную надежду, — такой человек, как Мейсл, не привык заниматься пустым делом.

Сомнения терзали его до самого вечера. В служебной ложе стадиона «Манчестер Рейнджерс», бетонный квадрат которого вмещал более восьмидесяти тысяч зрителей, он появился перед самым свистком судьи.

Матч — это зримый кульминационный момент деятельности огромного делового предприятия, каким является современный футбольный клуб. Поединок игроков — лишь спектакль, которым тешат себя тысячи болельщиков, которым тешит себя и он, спортивный журналист, копаясь во внутренностях футбольного организма.

Правда, Дональд не был столь слеп, как эти толпы неосведомленных болельщиков, занятых только результатом матча, положением команды в таблице да походкой своего кумира. Он и раньше был знаком с закулисной кухней, хотя и не слишком хорошо. Но пока это не касалось его так близко, не затрагивало его чувств и взглядов, он отмахивался от многих фактов, которые отнюдь не считал соответствующими высоким принципам спортивной борьбы и гражданской честности.

Сегодня он, быть может, в первый раз вошел в раздевалку «Манчестер Рейнджерс», не испытывая ни игрового возбуждения, ни тревоги за исход матча. Такое происходит с человеком, который всю жизнь верил в святость своего дела и вдруг увидел, что годами творил неладное.

Дональд вошел тихо, без приветствий и уселся в уголке, стараясь, как всегда, послушать, что говорится в комнате, наполненной нервным ожиданием борьбы. В этой комнате, со стенами канареечного цвета, отделанными темно-коричневыми деревянными панелями, он собирал те крупицы сведений о закулисной жизни команды, которые всегда заставляли «играть» его репортажи.