Мир без милосердия - Голубев Анатолий Дмитриевич - Страница 10

Дональд поздоровался с полицейским, который уже несколько лет из матча в матч дежурит возле их ложи. Он стоит, оглядывая трибуны безразличным взглядом, будто его не касается футбольная суета. Он возвышается над всеми своей большой головой, закованной в шлем. Маленький козырек прикрывает бычью шею, губы привычно жуют ремешок, нависающий на подбородок.

«Как начать репортаж? С настроения этого полицейского? Но он выручал меня уже трижды. Пусть отдохнет. А то потребует часть гонорара, и вполне справедливо».

Роуз открыл футляр маленькой, размером в два бумажника, пишущей машинки цвета слоновой кости и заложил чистый лист. Со вздохом отбил пять ударов, открывая красную строку...

Ночь прошла в тревожной дремоте.

Наутро, приготовив нехитрый холостяцкий завтрак, Роуз сел за стол, разложив перед собой блокноты с записями о мюнхенской трагедии. Он решил подготовиться к сегодняшней встрече с Мейслом. Чем больше копался в записях, чем ярче оживали страшные картины катастрофы, тем увереннее становился Дональд. Он убеждал себя — Уинстону Мейслу нечего будет сказать, когда речь зайдет не о деловой, финансовой, а о человеческой, моральной стороне судебного процесса.

Но первые же слова президента совета директоров повергли его в растерянность. Мейсл сам заговорил о человечности. Они сидели в кабинете президента, и у них была уйма времени до того момента, когда Уинстону подадут его ковбойский бифштекс.

— Я хорошо себе представляю, Дональд, ваше состояние и о чем вы передумали за последнее время, услышав о процессе. Насколько понимаю, вы против процесса. Но я надеюсь, что вы сумеете преодолеть свой односторонний, предвзятый, как мне кажется, взгляд на инициативу клуба. И согласитесь, что ничего особенно страшного, — он подчеркнул слова «особенно страшного», — в процессе нет.

И, не замечая протестующего жеста Роуза, продолжал:

— Я с удовольствием открою все карты, поскольку вы свой человек в клубе, не правда ли? — спросил он и сам же ответил: — Конечно! Поэтому я буду откровенен. Тем более что разговор полезен для вашей работы над книгой об истории клуба, которая, я знаю, уже близка к завершению.

Он сделал глубокий вдох, будто собирался нырнуть.

Дональд решил вести себя тактичнее, чем в прошлый раз, — не спорить по пустякам, а дать Мейслу высказаться. В этом его утвердил открытый, как показалось Дональду, намек, что Роуз не должен забывать, на кого он работает и что его книга о клубе уже оплачена.

Между тем Мейсл начал свою речь точно заправский оратор, предварительно взглянув на часы:

— Не мне говорить вам, нашему бывшему игроку, в каком состоянии находились дела «Манчестер Рейнджерс» после второй мировой войны. Вряд ли кто в Англии тогда предполагал, что какие-то «рейнджерсы» из Манчестера, несмотря на их славную родословную, так быстро смогут подняться из руин. И стать одним из самых знаменитых английских футбольных клубов. Так же, впрочем, как никто не подозревал, что тем ужасным февральским днем 1958 года клуб, который мог завоевать кубок европейских чемпионов, клуб, который получал многие тысячи фунтов стерлингов чистого дохода, развалится столь внезапно. И уж совсем по пальцам можно было пересчитать спортивных деятелей, да и вас, журналистов, которые бы верили, что клуб после этого воскреснет вновь.

Но они не знали могучего духа «рейнджерсов»!.. — вдруг с ложным пафосом, резанувшим ухо Роуза, воскликнул Мейсл. Он и сам понял, что дал «петуха».

«Совсем как Бродбент, — неприязненно подумал Дональд. — Главного тренера хлебом не корми, дай поговорить о высокой клубной материи — «особом духе», «великом призвании»... Тот любит каждого нового парня встречать мелодраматической галиматьей вроде: «Ты, малыш, удостоился наивысшей чести в футболе — ты стал игроком нашего славного клуба. Ты должен гордиться званием «рейнджерса». Но ведь так говорит слизняк Бродбент, и это совсем не идет такому человеку, как Мейсл».

А тот, помолчав, будто молчание могло загладить неловкость последней фразы, продолжал:

— Я тоже человек, Дональд, и у меня есть свои мечты. Не скрою их от вас... Мне хотелось бы видеть наш стадион самым современным, всегда переполненным... Чтобы трибуны ревели, следя за самыми сенсационными матчами сезона... Чтобы смотрели жерла телевизионных камер... Чтобы королева была в ложе... Но жизнь слишком часто разбивает мечты. Вместо грез — суровая реальность. Деньги, а они достаются нелегко, которые я столько лет вкладывал в дела клуба, испарились в одну минуту с падением самолета... Четверть миллиона наличными... Как по-вашему, это сумма?

Он встал, прошелся до окна и вновь вернулся за свой стол.

— Вы знаете, Дональд, я во многом не похож на руководителей других клубов. Прежде всего тем, что немножко знаю футбол, и люблю его, и иду ради него на любые жертвы. Кроме собственного разорения, естественно, на которое не пойдет никто, даже святой.

Я всегда предоставлял клубу свободу и никогда не раскаивался в этом. Я никогда не возражал против телевизионных репортажей, которые удовлетворяли тщеславие моих ребят.

Я всегда считал, что найдется достаточное количество истинных ценителей футбола, которые придут посмотреть на реальные вещи, а не на жалкий телевизионный слепок с футбольного матча, которым упиваются ничтожества, сидя в мягких домашних креслах... — с усмешкой, почти незаметной, сказал Мейсл.

Роуз поуютнее устроился в кресле черной кожи с высокой резной спинкой и внимательно слушал плавную речь Уинстона Мейсла.

— Я не боюсь врагов, даже если этот враг — всесильное телевидение, даже если оно запускает руку в мой карман. Но уж если я вложил миллион в стадион, то должен вложить не меньше в команду. Такова формула дела. А тот, кто не считается с деловыми законами, всегда проигрывает. Всегда! — жестко подчеркнул он. — Поэтому я считаю себя вправе сражаться за свои же деньги, которые у меня отнимают пусть даже волей всевышнего...

Мейсл нажал кнопку и вызвал Эллен. Секретарша внесла две чашки черного кофе и поставила на стол перед каждым. Уходя, она ободряюще улыбнулась Дональду, видимо догадываясь, что разговор идет на высоких тонах.

Мейсл осторожными, мелкими глотками отхлебнул кофе и слегка отодвинул чашку.

— Хорошая игра, вы знаете, Дональд, приносит хороший доход, лишь когда она стабильна. Хорошая игра современного футбольного клуба — дело, требующее не меньших усилий организатора и финансиста, чем любое деловое начинание.

Игроков надо воспитывать или... покупать. История рождения и возвеличивания «Арсенала» рассказана уже сотни раз. Столько же раз повторялось имя Герберта Гапмана, который, скупив футбольные таланты в начале тридцатых годов, создал из них команду, заложившую основу клуба и его престижа. Если бы не было Гапмана с его деньгами, Англия никогда бы не имела «Арсенала», который за всю свою историю ни разу не спускался в розыгрыше чемпионата лиги ниже шестого места.

В последних словах Мейсла послышались нотки почти детского хвастовства. Он так явственно намекал на общность своей роли в футбольной истории с ролью Гапмана, что Дональд невольно взглянул на Мейсла с удивлением — то ли президент волнуется, капитально излагая свою точку зрения, то ли слишком заинтересован в результате разговора.

— Сейчас очень трудно гоняться за «звездами», поскольку «звезды» — это деньги. Игроки, получающие не менее двадцати пяти фунтов стерлингов в неделю, уже не особенно нуждаются в приглашениях. Когда-то «Манчестер Рейнджерс» мог предложить футболисту знаменитые бутсы старика Дасслера и тем привлечь молодого парня. Теперь сотнями такие бутсы выбрасываются на рынок обувными фабриками. Игроки стремятся теперь сами купаться в потоке славы. И лишь капли ее скупо роняют на свой клуб. А прежде сражались за славу клуба и лишь время от времени окунались в ее живительные лучи.

Вам, Дональд, приходилось не раз слышать вопрос: «Сколько стоит футболист?» И насколько я знаю, вы принимали этот вопрос, как подобает серьезному, деловому человеку, разбирающемуся в футболе. Я далек от мысли льстить вам, Дональд, но думаю, что не скажу ничего нового, если напомню, что стоимость игрока в фунтах стерлингов целиком зависит от запросов конкретного покупающего клуба и конкретного времени.