Запретный плод - Колесникова Наташа - Страница 9

Оставив продукты на столе, Муравьев с видимым наслаждением погрузился в горячую воду, сдобренную хвойным экстрактом и морской солью. Десять пластиковых баночек с разными экстрактами для ванны занимали стеклянную полочку, и он строго следил за тем, чтобы пустых среди них не было.

И чем больше расслаблялись напряженные мышцы его тела, тем меньше хотелось куда-то уезжать из дому. Все сложные вопросы Муравьев решительно прогнал из памяти. Завтра утром, в этой же ванной, подумает об этом и проиграет в памяти все сцены, которые будут сниматься днем. А сейчас… Как же хорошо было в ванне с горячей водой, просто блаженство! А потом можно будет приготовить говядину по-испански, шпигованную салом. Нет, это, пожалуй, сложно. Проще приготовить… цыпленка табака, и просто и вкусно! Парной цыпленок лежал на столе в кухне, половины будет достаточно. А к нему — жареные шампиньоны? Нет, слишком калорийным будет ужин. Салат из помидоров с чесноком — самое то. А запивать все это следует, конечно же, красным вином. Но можно и водочкой, этот вопрос решится, когда он сядет за стол.

Занятый этими мыслями, Муравьев не сразу услышал звонок мобильника, оставленного в кармане куртки, которую бросил на пуфик в прихожей. А когда услышал, звонок уже умолк. Последующие несколько минут он напряженно прислушивался к звукам в квартире, а когда снова зазвонил мобильник, выскочил из ванны, голый помчался в прихожую, выдернул мобильник из кармана куртки.

— Да, я слушаю, — сказал он.

— Ты очень занят? — спросила Марина.

Муравьев удивленно посмотрел на мобильник, будто миниатюрный аппарат мог врать, снова приложил его к уху.

— Да, я был в ванной.

— С кем же, если не секрет?

— Если бы с кем-то, не выскочил бы из ванной как ошпаренный.

— Не очень-то быстро ты выскочил, я набралась нахальства и позвонила второй раз.

— Когда ты сидишь в ванне и думаешь о своем, сразу хватаешь «трубу» или нет? — язвительно спросил Муравьев.

— Я не сижу в ванне, это вредно. Только душ. И значит, ты выскочил из ванной и стоишь с телефоном в коридоре, а на бедрах — махровое полотенце.

— Полотенца нет. Выскочил и стою, беседую с тобой.

— Ой, как это интересно…

— Мне — не очень. Кто-то обещал подождать меня, но обманул.

— Извини, вокруг тебя все так и кружили, я решила, поеду домой, приведу себя в порядок, а потом звякну тебе. Ты не передумал извиниться за все… хорошее?

— Нет, я готов заехать за тобой.

— И у тебя в ванной точно никого нет?

— В этом легко убедиться. Слушай внимательно. — Муравьев пошел в ванную, включил душ. — Слышишь, это душ. Девушки, выбирайтесь и валите домой, я еду на свидание с одной красивой девчонкой, которая к тому же и актриса неплохая. А теперь что ты слышишь? Они возмущаются? Между прочим, вода из душа все льется.

— Они молча убежали, проклиная не очень вежливого любовника, — со смехом сказала Марина. — Ну ладно, вот что я тебе предлагаю… Через полчаса у метро «Крылатское». Выход из первого вагона — налево.

— Понял. Через полчаса буду. До встречи.

Муравьев выключил мобильник, чтобы не наговорить лишнего.

А хотелось сказать, что он рад ее звонку, что хочет пригласить ее к себе, приготовить классный ужин, зажечь свечи… Любой другой девушке непременно бы сказал это. Но Марина не совсем обычная девчонка, и в этом случае лучше промолчать.

Он вернулся в ванную, торопливо почистил зубы, облачился в свежее белье, потом надел белую рубашку, свой лучший костюм «с отливом», повязал красный галстук от Хорькова, минут пять ходил по комнате, ожидая, пока окончательно высохнут волосы. Феном он пользовался только в крайних случаях, вообще не любил этот прибор.

Продукты торопливо засунул в холодильник, сегодня ему готовить явно не придется.

Выходит, они почти соседи. Если она решила ехать на метро, наверняка живет неподалеку. Через весь город, а время уже было почти десять вечера, вряд ли отважилась бы путешествовать на метро. Отлично! Ему-то от Ярцевской до «Крылатского» ехать всего ничего.

Муравьев привез Марину в ресторан «У Онегина». Его владельцем действительно был Онегин, Валентин Иванович, и свою фамилию он использовал исключительно рационально. Ресторан специализировался на кухне онегинских, вернее пушкинских, времен. Позапрошлый век, медовуха, расстегаи с осетриной, блины с икрой, щи боярские в горшочке, белуга в рассоле, форель в вине, осетрина паровая, раковые шейки в томатном соусе и прочие вкуснейшие блюда способны были вызвать аппетит уже одними только услаждающими слух названиями. Интерьер ресторана вполне соответствовал интерьерам гостиных в солидных домах пушкинских времен — тяжелые полумягкие кресла, столики с гнутыми ножками, приглушенный свет, свечи на столах и — никаких эстрадных исполнителей, только легкая музыка в исполнении небольшого ансамбля и романсы, звучащие из невидимых колонок. Валентин Иванович Онегин отвечал за качество своих блюд, не тратился на новомодную эстрадную шпану и не прогадал. В его ресторан приходили солидные люди, которые хотели казаться культурными и основательными. Танцевать ведь можно и под «Я встретил вас…» и под «Утро туманное…». Даже более приятно и более оригинально получалось.

— Я никогда не была здесь… — сказала Марина.

— Выходит, будем сочетать приятное с полезным, — ответил Муравьев. — Исправим пробел в твоих знаниях и вкусно поужинаем.

— Приятное — это вкусный ужин? — уточнила Марина.

— С тобой вкусный ужин не может быть неприятным, — усмехнулся Муравьев. — Проходи, столик нам заказан.

— Рад тебя видеть, Игорь, — сказал официант. — Проходи, столик у окна, как ты любишь.

— Спасибо, Макс. Мне у вас нравится.

Пышноволосая блондинка сорвалась со своего места, обняла Муравьева, смачно поцеловала в губы, несмотря на мрачный взгляд своего мужчины.

— Игорек! Рада тебя видеть. А что — ничего телка. У тебя всегда был отличный вкус.

— Спасибо, Ната, — сказал Муравьев. — Ты отлично выглядишь, рад за тебя.

Марина, нервно оглядываясь, подошла к столу, села в глубокое кресло. Похоже, все тут только и думали о том, какой замечательный артист сегодня ужинает вместе с ними!

— Ты специально притащил меня сюда? — недовольно спросила она. — Чтобы показать, какой знаменитый, да?

— Нет. Просто мне нравится этот ресторан, а то, что меня тут знают… Извини, издержки профессии.

Официант Максим уже стоял у их столика, ожидая заказа.

— Марина, рекомендую на закуску стерлядь заливную, кстати, стерлядь нужно готовить свежую, замороженная теряет свой вкус, и это правило наш Онегин соблюдает. Рулет из поросенка или наш добрый оливье. Он у них замечательный.

— Оливье! — решительно сказала Марина — хоть что-то здесь было знакомое и не коробило ее. Стерлядь заливная — это уж слишком. Могла бы сама заказать такое, но поскольку он тут хозяин, пусть кормит ее оливье!

— Затем…

— Рулет из свинины по-русски.

— Мне то же самое, — сказал Муравьев. — Вместо хлеба — расстегай московский с мясом и яйцом. И с вязигой. Сбитень суздальский и бутылку водки. Ты не возражаешь, Марина?

— Куда уж мне возражать… — пробормотала она.

Под рюмку водки из запотевшего хрустального кувшина салат оливье показался обалденно вкусным. А свежие расстегаи вместо хлеба — просто наслаждением. Марина пила, ела в свое удовольствие, попутно замечая, что музыка в ресторане звучит, и дамы так и ходят вокруг их стола, приглашая Игоря на танец, а он вежливо отказывается. Кошмар! Ни один из мужиков не пригласил ее! Конечно, отказала бы, но они-то могли бы попробовать…

Выходит, не могли. Так уж уважали Игоря? А что тут еще можно предположить?

Впервые она чувствовала себя совершенно никем рядом с каким-то столпом… непонятно чего. Вот он — великий, а она — никто. По актерским меркам так оно и было, но ведь она не жила по этим меркам и привыкла, что ее встречают с почтением, уважают!