Запретный плод - Колесникова Наташа - Страница 13

Он два месяца пил как сапожник, а когда вышел «из штопора», понял, что этой женщины в его жизни больше нет.

Муравьев выбрался из ванны, набросил халат и пошел в комнату. Расправил постель на диване, лег. Включил телевизор, но тут же его выключил. Может, позвонить Тане, спросить, что она задумала? Так ведь не скажет по телефону. И вообще не скажет.

Неожиданно зазвонил мобильник на тумбочке. Муравьев протянул руку, взял трубку, надеясь, что это Таня, и раз уж сама позвонила, скажет, что хочет от Стернина.

Но это была не Сушина.

— Привет, Игорь. Ты спишь?

— Нет, только что вылез из ванны. Думал о тебе.

— Правда? Слушай, ты что, спишь в своей ванне?

— Мне там хорошо думается. Тепло, светло…

— И мухи не кусают, — со смехом добавила Марина. И после недолгой паузы сказала уже серьезным голосом: — Я тоже думала о тебе. Хороший вечер был, верно?

— Ну почему же он хороший? Великолепный, блистательный и никак иначе. У тебя все нормально?

— Более или менее. Значит, у тебя скромная квартирка в хрущобе, так?

— Очень даже так, Марина. Хорошо, что ты позвонила. Приятно слышать твой голос.

— Мне тоже. Слушай, а так ли нужны людям все эти современные навороты?

— У меня их не очень много, Маринка.

— А у меня — до фига. Но все это так надоело… Мы что, живем ради шмоток, бытовых всяких там приборов?

— Маринка, я понимаю тебя. Это бывает…

— Плохо ты меня понимаешь, Игорь! Знаешь, пригласи завтра к себе. И угости своей стряпней после съемок. Я буду помогать, ну там лук чистить, картошку и всякую черную работу делать. Пригласишь?

Муравьев усмехнулся.

— Уже пригласил. Еще когда мы сидели за столиком у Онегина.

— Ну, тогда до завтра!

Муравьев положил трубку на тумбочку, глупая улыбка не сходила с его губ. Хорошо, что она позвонила. Но что он для нее? Очередной каприз избалованной девицы? А она — девчонка, о которой он мечтал всю свою жизнь? Странно это звучит — мечтал, когда в его постели побывало не меньше сотни женщин, но… мечтал. А кто она, Марина, — понять невозможно. Но так приятно думать о ней, черт возьми! И даже если она очередная Родионовна, все равно приятно. Но хотелось думать, что Марина — другая. Самостоятельная, уверенная в себе девушка, которая знает, чего хочет.

А он тоже хочет этого!

Муравьев повернулся на бок и, засыпая, снова увидел Марину, ее глаза, улыбку… Красивая девчонка, но дело даже не в этом. С ней так просто все и понятно, как с родной сестрой… которой у него никогда не было.

Съемочный день начался на кухне…

Собственно кухня эта имела только три стороны, четвертая стена отсутствовала, ее заменяли камера, софиты и люди, которые управляли всей этой техникой.

Муравьев подошел к Марине, чтобы ободрить ее. Понимал, девушке из высшего общества трудно сыграть роль любящей жены, готовящей ужин для мужа.

— Это репетиция нашего сегодняшнего вечера, — с улыбкой прошептала Марина.

— Не думаю, — улыбнулся в ответ Муравьев. — Здесь-то хозяйничать должна ты. Посмотрим, что у тебя получится.

— Внимание, ребята, внимание, — строго сказал Селиванов.

— Сосредоточились. Итак, напоминаю. Антон приезжает домой усталый, раздраженный. У него проблемы в фирме. А Рита на кухне готовит ужин. Это их первая размолвка, не ссора, не скандал, а начало полосы отчуждения. Они еще не понимают этого, удивлены поведением друг друга, и только. Все, поехали.

Муравьев отошел за софиты, Марина повернулась к кухонному столу, на котором лежали овощи. Включились камеры, микрофоны, Селиванов махнул Муравьеву, и тот решительно вошел на кухню — в распахнутом черном пальто, в лакированных ботинках и дорогом костюме он выглядел просто красавцем. Марина повернулась, шагнула навстречу.

— Антон… Ты сегодня раньше обычного. Подожди немного, я скоро ужин приготовлю.

— Рита, — сказал Муравьев, качая головой, — ты потрясающе выглядишь в интерьере кухни. Намного лучше, чем в интерьере ресторана.

— Правда? — Она шагнула ближе, обняла его. — Я сейчас все приготовлю…

Муравьев тоже обнял ее, с улыбкой поцеловал в губы. Позволил себе эту смелость, они ведь супружеская пара. Марина не отвергла его поцелуй.

— Стоп, стоп! — закричал Селиванов. — Игорь, я понимаю, что Марина красивая девушка, но где груз проблем, который лежит на твоих плечах? Угроза разорения, угроза жизни?! Крах всего, ты на его пороге, где все это? Я не вижу. Марина все сделала правильно, а ты о чем думал? Сначала!

Сушина презрительно усмехнулась, глядя на эту сцену.

Муравьев снова вошел «на кухню», на сей раз взгляд его был серьезен. И снова Марина подошла к нему, обняла, сама поцеловала. Он недовольно поморщился, отстранил ее.

— Что с тобой, Антон? — растерянно спросила Марина.

— Тебе это не следует знать. Занимайся ужином, я жрать хочу, Рита.

— Антон… я тебя не узнаю…

Селиванов поднял вверх большой палец, показывая, что доволен игрой юной актрисы. А Марина и не играла. Просто представила себе, что они уже вместе, живут в его крохотной квартирке, и вдруг Игорь приходит… вот такой, чужой, раздраженный… Может нечто подобное случиться в реальной жизни? Да запросто! Только дурак уверен, что все у него будет хорошо и небо над головой всегда останется безоблачным.

Она стремительно повернулась к столу, схватила луковицу и нож и принялась срезать коричневую шелуху.

— Стоп! — закричал Селиванов. — Марина, отлично сыграла, но лук никто так не чистит. Ты хочешь обрезать края, оставить только сердцевину? Не пойдет. Ты девушка из народа, обязана уметь чистить лук.

— Я никогда его не чистила, Вадим Андреевич… — виновато пробормотала Марина.

Муравьев подошел к ней, обнял, ласково отстранил от стола, взял нож и быстро очистил луковицу, смахнул на ладонь шелуху, намереваясь выбросить ее в мусорное ведро.

— Нет, нет, Игорь! — приказал Селиванов. — Пусть останется. Сыграем сцену сначала: ты вошел, Рита кладет на стол нож, она только что почистила луковицу. Идет к Антону, но его раздражает луковый запах от жены. Вот еще одна причина для размолвки. Антон виду не показывает, но… сделай так, чтобы я почувствовал это, ты можешь, Игорь!

Сцену повторили. Селиванов решил про себя, что оставит стол с очищенной луковицей, а сцена встречи будет из предыдущего дубля, здесь Марина сыграла не так хорошо — видно было, что луковый запах смущал девушку. Она повернулась к столу, взяла луковицу, положила на стеклянную подставку и принялась кромсать на крупные куски.

— Сто-оп, — со стоном сказал Селиванов.

Муравьев снова подошел к столу, так же нежно отстранил Марину, уверенно порезал луковицу, смахнул все в фарфоровую миску.

— Кстати, а что мне должна приготовить жена на ужин? — спросил он у Селиванова.

— В сценарии сказано — свиные ребрышки деликатесные.

Селиванов посмотрел на Сушину, но та лишь плечами пожала.

Взгляд режиссера стал тоскливым, неужто придется приглашать консультанта-повара? А это дополнительные расходы…

— Тогда, значит, так, — уверенно сказал Муравьев. — Ребрышки нужно помыть, порезать, пусть это сделает кто-нибудь. На плите уже должна стоять сковорода с растительным маслом. И в чайнике должен быть кипяток. Далее ребрышки я сам обжарю, сложу в кастрюлю, залью кипятком, добавлю приправы, и пусть томятся. Далее нужно почистить картошку, порезать и через десять минут запустить в кастрюлю с ребрами. Лук обжариваем на том же масле, в той же сковородке…

— Лук-то зачем жарить? — спросил Селиванов.

— Положено, Вадим Андреевич. Когда лук станет золотистым, присыпаем его мукой, я знаю сколько. Мука прожарится, потом добавляем на сковородку бульон, размешиваем как следует, чтобы комков муки на сковородке не было, и все это вываливаем в кастрюлю с картошкой и ребрышками. Наше варево станет густым и сочным.

— Ты просто уникальный актер, Игорь, — изумленно сказал Селиванов. — Если даст Бог снимать большой фильм, обязательно возьму тебя и обязательно вставлю кулинарную сцену.