Крестовый поход на Россию - Сборник Сборник - Страница 4
- Предыдущая
- 4/116
- Следующая
Дуче делал вид, что он не понимает советов Гитлера. Сообщая о решении Муссолини послать войска в Россию, Чиано напоминал итальянскому послу в Берлине: «Постарайся добиться согласия. Здесь этого ждут с большим нетерпением». Чиано подчеркнул слово «здесь», и было ясно, что под ним следовало понимать Муссолини.
Что же заставляло главу итальянского фашизма при первых слухах о подготовке Гитлером нападения на Советский Союз позаботиться о готовности экспедиционного корпуса? В официальных выступлениях Муссолини делал упор на идеологическом характере войны, подчеркивая, что фашистская Италия считает своим долгом участвовать в походе против коммунизма. Этот же мотив он широко использовал во время переговоров с Гитлером. «Ваше решение взять Советскую Россию за горло вызывает у нас энтузиазм», – писал он в ответ на сообщение Гитлера о начале войны.
Официальная пропаганда получила указание срочно извлечь на свет лозунг верности фашистской Италии «старому знамени антикоммунизма», сданному в архив в годы действия германо-советского пакта. Не имея возможности дать вразумительные объяснения агрессии против Советского Союза, фашистские писаки прибегли к невероятной смеси риторики, мистицизма и вульгарных домыслов. Так, Паскуале Пеннизи писал в журнале «Вита итальяна»: «Никакая другая война не может принести того ощущения спокойствия, как эта, и никакой другой взрыв насилия неспособен найти столь полного отзвука в сознании, как этот высший акт справедливости… Теперь, когда наше старое знамя антибольшевизма опять развевается во главе батальонов, духовная, идеологическая, политическая и военная перспективы стали ясными и очевидными. Для Духа объявление войны Советскому Союзу явилось актом освобождения. А для Революции это радостное освобождение Духа, эта абсолютная ясность позиций явилась лучшей перспективой для марша вперед во время войны и после нее».
Далее автор статьи серьезно заявлял, что в военном плане СССР является «придатком Британской империи», а в политическом – «большевизм представляет собой окончательную логическую трансформацию демолиберализма, официальное название которого – иудаизм».
Смешно было бы искать в пропагандистских тезисах обоснование истинных мотивов действия фашизма. Мотивы идеологического «крестового похода» имели определенное влияние на внешнюю политику Италии – это вытекало из самой сущности фашистского режима. Однако они объясняли в первую очередь юридический акт присоединения Италии к агрессивной войне против Советского государства, а не поспешность, с которой Муссолини стремился послать своих солдат на Восток. Причины, заставлявшие Муссолини так торопиться, были обусловлены соперничеством между Италией и Германией.
Как известно, Италия не вступила в войну, когда Гитлер напал на Польшу. И произошло это не из-за недостатка воинственного пыла у руководителей, но от сознания несвоевременности вступления Италии в «большую войну». Во время заключения «стального пакта», в мае 1939 года, Муссолини вручил Гитлеру специальный меморандум с просьбой о трехлетней отсрочке, после которой страна сможет участвовать в войне против «плутократических» государств.
Вынужденное состояние «невоюющей» стороны, в котором находилась Италия с сентября 1939 года, чрезвычайно раздражало Муссолини. Он с нескрываемой завистью наблюдал за действиями Гитлера; нетерпение Муссолини перешло в лихорадочное возбуждение, когда гитлеровские дивизии вторглись на территорию Франции. 11 июня итальянские войска получили приказ напасть на агонизирующую Францию. «Мне нужно несколько тысяч убитых для того, чтобы обеспечить себе место за столом мирной конференции», – так объяснил Муссолини свое решение.
В сентябре Муссолини отдал приказ о наступлении на Египет: эта война должна была «принести Италии славу, о которой она тщетно мечтала на протяжении многих веков». В октябре того же года, стремясь уравновесить успехи Гитлера в Европе, Муссолини напал на Грецию. «Мы сломаем Греции ребра», – громогласно заявил дуче. Однако ни «сломать Греции ребра», ни въехать на белом коне в Каир Муссолини не удалось. Более того, в обоих случаях пришлось прибегать к помощи немецких войск, для того чтобы избежать тяжелого поражения. Муссолини быстро нашел причину неудач итальянской армии: «Дело в том, что человеческий материал, с которым я работаю, ничего не стоит, – говорил он Чиано. – Надо признать, что итальянцы 1914 года были лучше нынешних. Это неутешительный результат для фашистского режима, но это так».
Тем не менее Муссолини не оставлял надежды на успех в соревновании с Гитлером. Для усиления позиции фашистской Италии после победы – а в этой победе в тот момент Муссолини не сомневался – необходимо было участие в войне на Восточном фронте. Об этом дуче говорил на первом после нападения на СССР заседании Совета министров (5 июля 1941 года). «В ночь на 22 июня, – сказал Муссолини, – Гитлер передал мне послание с сообщением о том, что он принял решение атаковать Россию. Это – историческое решение, и я сразу осознал его серьезность и значение, которое оно имеет для будущего Германии и Европы: последствия этого решения будут ощущаться на протяжении веков».
Тут Муссолини сделал театральную паузу, во время которой министры (ни один из них не был не только проконсультирован, но даже предупрежден о решениях дуче) не смели пошевельнуться. Затем он продолжал: «Перед лицом этих грандиозных событий, способных изменить судьбу Европы и всего мира, Италия не может отсутствовать на новом фронте и должна активно участвовать в новой войне. Поэтому я отдал приказ немедленно послать в Россию три дивизии – они будут на фронте в конце июля. За ними последуют еще три дивизии, которые сейчас готовятся. Я задал себе вопрос: успеют ли наши войска прибыть на поле боя до того, как судьба войны будет решена и Россия будет уничтожена? Обуреваемый сомнениями, я вызвал германского военного атташе генерала Ринтелена и задал ему этот вопрос. Я получил от него заверения, что итальянские дивизии прибудут вовремя, чтобы принять активное участие в боевых действиях»11.
Речь шла о борьбе за передел мира, о дележе военной добычи. Муссолини было достаточно ясно, что обещания
Гитлера превратить Украину в «общую базу продовольственного и военного снабжения» останутся пустым звуком, если соотношение сил внутри фашистского блока не позволит Италии настаивать на своей доле. Присутствие итальянских дивизий должно было обеспечить это.
Наиболее откровенно о планах, связываемых с участием Италии в войне на Востоке, высказался министр военного производства генерал Фавагросса, который в силу своего служебного положения был тесно связан с промышленными магнатами. 21 июня 1941 года, то есть когда война против Советского Союза еще не была объявлена, он был на приеме у Каваллеро. Речь шла о недостатке металла для нужд военной промышленности. «В скором времени дело должно улучшиться, – заявил Фавагросса, – ведь до зимы русский вопрос будет решен и мы получим доступ к богатейшим ресурсам». Каваллеро не возражал поправить состояние военной промышленности за счет будущих захватов, но, имея большой опыт сотрудничества с гитлеровской верхушкой, был настроен скептически. Он посоветовал министру не очень рассчитывать на ресурсы России, «так как большая часть добычи попадет к немцам».
Алчные вожделения итальянских правящих кругов находили отражение даже в официальных документах. Воодушевляя солдат на «ратные подвиги», командующий итальянским экспедиционным корпусом обратился к ним со следующей речью: «Я вижу, как вы смело и решительно пересекаете румынскую границу, движетесь по неустроенным дорогам Бессарабии, ценой огромных усилий продвигаетесь в глубь необъятных просторов плодородной Украины, которая завтра станет житницей победителей…»12
Относительно исхода «восточного похода» у подавляющего большинства представителей итальянской верхушки в то время не возникало особых сомнений. Фраза о восьми неделях, которые фюрер считал достаточными для достижения победы, без конца повторялась гитлеровскими чиновниками своим итальянским коллегам и действовала на них гипнотически.
- Предыдущая
- 4/116
- Следующая
