Кандзявые эссе - Вурдов Александр - Страница 12

登山 и 山登り - это лишь один из множества примеров «единства и борьбы противоположностей». Вот, казалось бы, горная дорога: берёшь «гору» и «дорогу» и соединяешь их вместе в одном слове: 山 + 道 → 山道. Но как теперь прочитать это вновь созданное лингвистическое образование? «Ямамити» (кун + кун)? «Сандо:» (он + он)? Перед нами тот случай, когда в японском языке мирно уживаются оба эти слова, обладающие одинаковой записью, практически одинаковым смыслом, но при этом с фонетической точки зрения не имеющие ничего общего.

Для многих изучающих японский язык, основная проблема заключается даже не в том, чтобы запомнить значения и многочисленные чтения отдельных кандзи, а в том, чтобы решить, каким же образом следует в том или ином контексте, слове или случае прочитать тот или иной кандзи - по кунам или по онам.

От современной японской лексики, ставшей ареной борьбы и сотрудничества многих языков, культур и религий, испытавшей на себе влияние многочисленных этнических, этических и исторических обстоятельств, было бы наивно ожидать наличия логически обоснованных правил и надёжных рецептов на все случаи жизни, и если сегодня в Японии певца называют словом «касю» (歌手), а не «утаитэ» (歌い手), то на это, по всей видимости, было предостаточно причин.

Мало того, что слова 歌手 (касю) и 歌い手 (утаитэ) обозначают одно и то же и имеют практически один и тот же смысл, так ещё на слово «певец» в словарях приводятся оба примера. Однако «утаитэ», явно имевшее по сравнению с про-китайским «касю» более древнее и родное для японцев происхождение, сегодня практически не употребляется, чего нельзя сказать, знакомясь с разного рода старинными литературными и песенными произведениями.

Японский язык крайне динамично изменяется, не уступая по скорости развития тем окружающим условиям, в которых он, собственно говоря, и развивается. За последнюю пару веков Японии было чем поразить мировое сообщество. Остаётся лишь посочувствовать тем, кто ещё не испытал прилива удовольствия от прикосновения к магии японской души через постижение японского языка и письменности. С другой стороны, у этих людей все ещё впереди. Да и надо ли в поисках прекрасного и удивительного ходить так далеко, когда каждый из нас без приложения каких-либо значительных усилий чуть ли не в совершенстве владеет таким замечательным языком как русский, не уступающим ни по красоте, ни по выразительности, ни по своей динамичности никакому другому языку.

Ну вот, кажется, и настала пора познакомиться со знаменитой Фудзиямой[66]. Только для японцев она не Фудзияма вовсе, а Фудзисан. Почему «сан»? Нет, это не уважительный суффикс, типа 田中さん (танака сан) - господин Танака. Просто последний из трёх иероглифов, образующих название данной горы, и есть «гора» (富士山). На наш взгляд, если последний из иероглифов - «гора», то, в общем-то, что «яма» (гора), что «САН» (гора) - разницы никакой. Для нас - да, для японцев - нет.

И не дай бог при японце обозвать их любимую гору Фудзиямой… Международного конфликта от этого, конечно, не будет, но... но однажды в присутствии коренного жителя Самары автор данного эссе имел неосторожность Волгу назвать речкой... Вроде бы мелочь, но волжский «абориген» взволновался так, что после того случая надолго затаил в своей душе обиду. Так это был наш, русский, а что говорить о японцах! Гора-то святая - у неё даже свой 神 («ками» - дух святой) имеется.

Значит, Фудзияма - это вовсе не Фудзияма, а Фудзисан (Фудзи-гора) или, другими словами, гора Фудзи. Все ли горы в Японии заканчиваются на «-сан»? Далеко не все, о чём прекрасно осведомлены россияне: многим, наверное, в своё время довелось посмотреть знаменитую драму японского режиссёра Сёхэй Имамура (Shohei Imamura) «Легенда о Нараяме»[67]. Так вот, Нараяма - название горы, расположенной неподалёку от одной деревушки, в которой и происходят события данного фильма. Есть и другие горы-ямы, менее известные за пределами Японии, к числу которых можно отнести Асакаяму - небольшую гору в провинции Ивасиро, в старинных японских песнях упоминаемую частенько как символ неверной любви и прочих мелких чувств[68].

富士山 (фудзисан) состоит из трёх кандзи, причём один из них мы уже достаточно подробно разобрали. Познакомимся с другими. На очереди самый первый по порядку иероглиф.

[富 - Богатство, ресурсы ФУ:, ФУ_томи 12 (宀 (40) крыша)]

富 (томи) - богатство, 富む (тому) - быть богатым. Запоминается легко: кто выиграл лотерею, тому повезло - он стал богатым. Не томите душу, отдайте скорее причитающееся ему богатство. Здесь крайне к месту будет сказано, что одно из значений этого иероглифа ещё и лотерея.

Что же касается графического исполнения знака 富, то запомнить его ещё легче. Элемент 宀 (ключ данного иероглифа) - крыша[69]. Дальше идёт обыкновенная единичка (一) с расположенным под ней «ртом» (口). В самом низу - хорошо известный нам кандзи 田 (поле). Вот и получается, что живёт себе богатенький Буратино один под крышей и с поля-огорода своего питается. Вся семья - один лишь рот. Одним словом, сам себе и жнец, и швец, и на дуде игрец. В общем, семьи нет, рты по лавкам не сидят и кушать не просят - и чего ему не быть богатым с такой-то жизни?

При этом живёт наш хитрец в городе То-яма-то-канава. А вот это уже не шутка, ибо город такой, действительно, существует в Японии. Ну, если не такой, то почти такой: 富山 (тояма).

Второй иероглиф, образующий название горы Фудзи, и проще, и сложнее. Это кандзи 士 (воин). Данный символ состоит из 十 (десятки) и 一 (единички). Когда-то в далёком древнем Китае этот знак обозначал «человека, знающего всё: от одного до десяти». Понятно, что под эту категорию попадал и школьник, и джентльмен, и ученый, и даже сержант. В японском языке кандзи 士 тоже имеет довольно широкий спектр значении: в различных сочетаниях он может обозначать и благородного человека, и воина, и самурая, и просто какого-то деятеля. Произносится же иероглиф 士 в большинстве случаев как «си».

[士 - Воин, самурай^* СИ_си 3 (士 (33) воин)]

^*) Существует два иероглифа, имеющих непосредственное отношение к самураю (士 и 侍). Что же касается именно символа 士, то он тяготеет к более широкому толкованию, вбирающему в себя прежде всего понятие «воин». Более подробно об истории взаимодействия кандзи 士 и 侍 (самурай) можно прочитать в приложении к данному эссе.

Хорошо известна история о сорока семи самураях, которые в трогательном порыве верности своему шефу учинили над собой коллективно-показательную сеппуку[70].

四十七士の話し (си дзю: сити си но ханаси) - Повесть о сорока семи самураях[71]. С глубоким символическим смыслом запись получается - сплошные кресты. И хотя японский крест это обыкновенная десятка, но что ни говорите, а даже невооружённым глазом видится в символе 十 нечто трагически-погребальное, особенно если учесть, насколько смерть была почитаема среди самураев. И не зря японцы с их удивительным многомерным видением наделили именно воина таким странным с точки зрения западного обывателя мистическим символом. В качестве демонстрации к сказанному приведём красноречивые строки из дошедшего до наших дней кодекса самураев - письменного памятника самурайской доблести, описывающего бусидо[72].