История катастрофических провалов военной разведки - Хьюз-Уилсон Джон - Страница 16

Среди вопросов этой анкеты нацистов особенно интересовала схема укреплений Перл-Харбора, его план и дислокация находящихся там сил. Вооруженный таким документом двойной агент Попов в конце августа 1941 года встретился с главой ФБР в Вашингтоне.

Встреча закончилась ужасным конфузом. Гувер отнесся к «двуличному балканскому плейбою» с подчеркнутой неприязнью. Выбранное англичанами для Попова имя «Трициклет» было отголоском старой шутки над его интимными пристрастиями — югослав любил, чтобы в его постели находились одновременно две женщины. Однако любая мысль об использовании такого «безнравственного дегенерата», как агент «Трициклет», была пресечена на корню пуританином и ксенофобом Гувером. Даже такие вопросы в германской анкете, как: «Каков улов рыболовецкого судна в восточной и юго-восточной части Перл-Харбора?» — не насторожили его. «Трициклет» был выслан из страны, и все усилия британцев разбились о нетерпимость Гувера. Тот даже не потрудился проинформировать военно-морское министерство или Госдепартамент о немецкой анкете, а впоследствии написал в мемуарах, что лично разговаривал с «чертовым нацистским шпионом... и отправил его восвояси». К сожалению, именно Гувер держал в руках очень важную деталь пазла под названием «Перл-Харбор»: начиная с 30 января 1941 года японцы договорились со своими германскими и итальянскими союзниками о ведении совместной разведывательной деятельности в США. В действительности анкета, находившаяся у Попова, была японским, а не германским планом по сбору данных. Но Эдгар Гувер так никогда и не узнал об этом. Более того, ему это было совершенно безразлично.

Кто бы что ни думал о поведении Гувера и Попова, факт остается фактом: если бы ФБР сравнила анкету абвера со взломанными флотской разведкой кодами японской переписки J-19 и РА-К2, то догадка поразила бы его сотрудников подобно молнии. Перехваченные сообщения и анкета Попова были практически идентичны. Кто-то определенно хотел знать все секреты Перл-Харбора, вопрос был лишь в том, кто и почему?

В 1941 году в Вашингтоне никто не координировал действия спецслужб, никто не анализировал поступающие материалы на государственном уровне, а Эдгар Гувер не собирался делиться полученной информацией с вооруженными силами, даже несмотря на осознание того, что шеф ФБР в Гонолулу был бы весьма заинтересован в анкете Попова и многом другом, что проливало бы свет на намерения Японии в отношении Перл-Харбора. Именно ФБР отвечало за безопасность и контрразведку на Гавайях, а японский генеральный консул использовал точно такую же анкету, которая была у Попова. Еще одна деталь пазла осталась не просто незамеченной, а была выброшена в мусорную корзину вследствие заносчивости, невежества и комплексов Гувера.

Даже вишенка на торте — перехват корреспонденции «Мэджик» — едва не подшила. 5 мая 1941 года из Токио в японское посольство в Вашингтоне пришла обеспокоенная телеграмма: «Есть достоверная информация, что американцы читают некоторые зашифрованные сообщения». Источник утечки так никогда и не был обнаружен, но вполне возможно, что посла Номуру уведомило какое-либо из агентств стран «оси», вероятно абвер. Как бы то ни было, расследование, предпринятое японцами, не подтвердило подозрения, и 20 мая Номуру телеграфировал в Токио, признавая, что некоторая маловажная информация читается американцами, но ключевые сообщения остаются в целости и сохранности. Уверенность японцев базировалась на ошибочном убеждении в том, что японский язык слишком сложен для иностранцев (распространенный на Востоке предрассудок) и на заблуждении, что код «Пурпур», как и «Энигму», дешифровать невозможно. Американские радисты вновь могли вздохнуть с облегчением.

По мере приближения войны враждебность обеих стран нарастала. В 1941 году были перехвачены сообщения из Бангкока, Берлина, Буэнос-Айреса, Батавии (ныне Джакарта), Лондона, Москвы, Рима, Шанхая и Сингапура. Все они содержали недвусмысленные указания на то, что Япония готовится к войне. По иронии судьбы, свою лепту в общую картину вносил и Советский Союз. В отчаянной попытке избежать ведения войны на два фронта 13 апреля 1941 года Сталин подписал японско-советский пакт о нейтралитете. Подписание такого пакта развязало СССР руки для концентрации сил на западной границе, но Япония также получала свободу действий для ведения войны где угодно, кроме Сибири и Дальнего Востока. Индикаторы на панели оповещения об угрозе (если бы таковая существовала) стали загораться, и почти все из них были красными.

Относительно умеренный посол Номура был втянут в эту игру против своей воли, получив бесцеремонный приказ от министра иностранных дел Мацуоки, гласивший: «Создайте подпольную разведывательную сеть в Северной Америке для того, чтобы быть готовым к худшему». Американская разведка добросовестно передала это сообщение, но в отсутствие координационного органа оно быстро затерялось.

Оглядываясь назад, мы можем сказать, что Соединенные Штаты были шокированы не столько началом войны как таковой, сколько тем, как и где она началась. Однако и здесь власти США могли быть более прозорливыми. В их распоряжении были не только вопросник японского ВМФ, касающийся Перл-Харбора, и отвергнутая Гувером анкета абвера, но и ежедневные сообщения о воинственных заявлениях японцев во всех уголках Дальнего Востока.

Позже подтверждение агрессивных намерений японцев нашло отражение в так называемом сигнале «Кантон», перехваченном в середине лета 1941 года. В нем фигурировал перечень территорий, вошедших в орбиту печально известной «Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания». Управление военно-морской разведки США, не отрицая правдивости источника, трактовало его содержание всего лишь как «перечень желаемых целей», «выражение намерений Токио», а вовсе не как список объектов для атаки (коим он в действительности являлся). Весомость других источников была столь же велика. Стоит упомянуть, например, сообщение британской резидентуры из Манилы от 3 декабря, адресованное главам военной и военно-морской разведки США в Гонолулу, о военных приготовлениях японцев и о том, что «Соединенные Штаты являются вероятной мишенью для нападения».

Здесь мы должны задать себе два вопроса. Во-первых, назывался ли хотя бы в одном из подобных сообщений

Перл-Харбор в качестве конечной цели атаки? Во-вторых, был ли Перл-Харбор готов к отражению нападения, а если нет, то почему? (Строго говоря, ответ на второй вопрос не относится к компетенции разведки, но хорошо помогает понять реакцию американцев на японское нападение и заключительный акт катастрофы.)

Важно помнить, что для японцев собственно Перл-Харбор был второстепенной целью. Токийские стратеги рассматривали это нападение как воздушный блицкриг, призванный нейтрализовать американский флот, не дать ему противостоять настоящей атаке. Основным стремлением японцев было захватить ключевые экономические объекты в Юго-Восточной Азии. Как ни сложно в это поверить, Перл-Харбор не был главной мишенью японцев утром 7 декабря 1941 года. Простой обзор сил японцев, сосредоточенных в Тихоокеанском регионе в начале декабря, доказывает, что на нейтрализацию американского флота была направлена лишь малая их часть. С точки зрения геополитики атака на Перл-Харбор была столь же важна, сколь на Малайю и Филиппины, но с сугубо военной точки зрения была побочной операцией.

Данный факт, безусловно, является слегка шокирующим даже для специалистов. В конце концов, разве не Перл-Харбор вовлек Соединенные Штаты в европейский конфликт, превратив его во Вторую мировую войну? Однако в пользу нашего утверждения говорит даже не столько баланс вооруженных сил Японии, сколько планы ее военных стратегов. Главной задачей генштаба императорской армии была подготовка к стратегической оккупации. Это, вне всякого сомнения, служило лейтмотивом и перехваченных американцами и англичанами сообщений. Основная часть трафика была посвящена событиям в юго-восточной части Тихого океана, а интерес японского штаба к форпосту военно-морского флота США был минимальным, если вообще существовал.