Моя Крепость - Сапожникова Раиса - Страница 46
- Предыдущая
- 46/93
- Следующая
— Корабль? — подтолкнул его граф к дальнейшим излияниям.
Оказалось, что Бернард Фиц-Борн не всегда был владетельным бароном. Раньше он был пиратом, и плавал больше всего в Балтийском море, знавал и данов, и ганзейцев, и даже русов, которые, вот идиоты, отдают жемчуг за сукно, одной штуки сукна хватит на две горсти, дикари, одно слово. Но корабль утонул, неизвестно отчего, утонул, и все, он едва сумел до берега доползти, он да еще четверо, среди них боцман, лихой мужик, потом вместе у герцога служили... То есть дружили... Но недавно этот изменник бросил и своего капитана, и герцога... И сбежал, сволочь. И золото увез! — возмущенный предательством помощника, атаман даже кулаком по столу стукнул. Вряд ли он соображал, где находится и что говорит. Хотя и выглядел человеком в полном сознании. Именно этого момента граф и ждал.
— А приходилось вам навещать бухту Норфолк? — поинтересовался он у бывшего пирата.
— А как же! Хорошее место. Берега пустынные, войти удобно, и глаз лишних нет. И отстояться можно, если случай...
— Вот-вот, — подхватил сэр Конрад, — совершенно с вами согласен. Там и стоит мой корабль.
— У вас... есть... корабль? — от изумления Фиц-Борн даже немножко протрезвел. Сказать по правде, такая новость Торина тоже ошеломила.
— Еще бы! — и лорд Арден дал волю фантазии.
Он поведал ошалелому атаману о своей лихой юности, о пиратских схватках в южных морях, о годах, не позволяющих ныне гулять в море. Тот внимал. Его отуманенное гашишем воображение уже рисовало новые подвиги. Больше, чем когда-либо на свете, от мечтал поступить на службу к этому необыкновенному графу.
— Ваша Светлость! Помилуйте! Отдайте его мне! — прокричал он в восторженной мольбе. — Я вернусь и осыплю вас золотом!
— Отдать? Как бы не так! Мой корабль! Я его не отдам... просто так. Гм... С другой стороны, он не может там стоять вечно. Обнаружат. Уведут. И команда не спасет.
— Там и команда есть?
— Да ну, какая команда! — сэр Конрад удачно скопировал недавний тон своего собеседника. — Десяток мужиков. Их еще учить и учить!
— Я научу! — попавшийся на крючок пират готов был на все. — Я вам заплачу за него — потом. Сколько хотите, заплачу! Вдвое!
— Потом? А что, сейчас у вас нет? — хитро скривился сэр Конрад.
— Да откуда! — горестно воскликнул Фиц-Керн. — Если бы тот гад не сбежал... Кроме манора, ничего у меня не осталось.
— Но манор остался? — уточнил граф.
— Манор? — внезапная надежда окрылила пирата. — Конечно! Милорд, умоляю вас! Вам — манор, мне — корабль! Обменяемся!
— Это не так просто, — сэр Конрад сделал вид, что колеблется. — У вас земельное владение. Я правильно понял, что оно принадлежит лично вам? Герцог подарил вам его?
— Он подарит! — одурманенный Фиц-Борн забыл, что назвал герцога своим другом. — Я заплатил ему. Двадцать полновесных золотых! В присутствии того надутого приора из аббатства. Надул меня, гад! Я с этого манора и трех золотых не получил за два года.
— Двадцать золотых. Хорошо, — произнес сэр Конрад тоном торговца, после долгих торгов заключившего выгодную сделку.
— Хорошо — что? — не понял Фиц-Борн. У него в мозгах плескались моря и океаны.
— Я даю вам двадцать золотых. Вы продаете мне ваше поместье. Это будет отражено в купчей. У меня в замке как раз гостит келарь Святой Анны, он засвидетельствует продажу.
— А как же корабль? — все еще не соображал бывший — и будущий — пират.
— А вы мне платите за корабль эти же двадцать золотых. Только это нигде не будет записано.
— И... он станет моим?
— Завтра же вы отправитесь в Норфолк. Возьмете с собой тех ваших людей, кому больше всех доверяете. С вами поедет начальник моих стражников, его хорошо знает команда корабля, и еще пять наемников. Принято, чтобы новый капитан платил команде задаток перед отходом, так что половину цены корабля — десять золотых — возьмете с собой. И напишете мне на них заемное письмо. Вернете, как вы сами сказали, вдвое.
В этом предложении было все: и рассчетливость рачительного купца, и хитрость прожженного мошенника, и понятная для человека вроде Фиц-Борна осторожность в отношении золота. Договор был прост и выгоден обеим сторонам. Он делал их сообщниками.
И он поверил.
В самом радужном настроении Бернард Фиц-Борн отправился спать в отведенный его людям каретник.
— Ну, вот и все, — сказал сэр Конрад жене, когда на следующее утро Торин с пятью товарищами, мрачные и невыспавшиеся, вернулись в крепость.
Тяжкое досталось им дело, с сочувствием думал он, провожая своих ребят взглядом. Не рыцарское. Напоить четырех мужиков вином с сильным наркотиком, дождаться, пока умрут во сне... И похоронить.
А потом еще тщательно уничтожить все следы.
Это не убийство, а казнь преступников, заслуживших колесование, а не такую сладкую смерть! Но для того, кто убивает, живой человек все равно живой человек. Если, конечно, он сам не тупое животное...
Так что сегодня к Мак-Аллистеру, Гарету и их товарищам лучше не подходить. Через день-два воспоминание потускнеет, пригладится, и к ребятам вернется обычная веселость. Но нынче поручать им охрану графини нельзя. В Ноттингем с Леонсией поедут другие: Лихтенвальд, Алан, Ламберт Блэкстон... Найдется, кому.
На этот раз преподобные братья Святой Анны не проспали отъезда. И речи не было о вчерашнем. Наоборот, за составление и заверение купчей записи о продаже Борнхауза, небольшого поместья неподалеку от их обители, отец Пантор получил весьма существенную добавку к уже отмеренному вкладу графа Ардена в сокровищницу монастыря.
За доставку такой суммы, да еще за принятие в паству аббатства обитателей Арден-холла достойный помощник келаря, вероятно, приобретет еще большее уважение среди братии. Ну и что же, что пришлось немного поработать посреди ночи! Он ведь еще в прошлый день выспался, гм...да простит его господь милосердный! Днем граф был, вероятно, занят, вот и велел разбудить после полуночи и Пантора, и этого, прости Господи, бывшего владельца манора.
Злословие — грех, но можно без преувеличения заявить, что этот сосед доставил святой обители больше хлопот, чем все остальные, вместе взятые. И слава Богу, что он решился покинуть эти места, получив двадцать золотых — очень даже щедр милорд Арден, та земля столько не стоит...
Хотя Пантор слышал, что его светлость герцог продал Фиц-Борну манор за ту же сумму. О жадности его светлости ходили такие слухи... Впрочем, дела герцога Саймнела доброго монаха не интересовали.
Зато теперь граф Арден, будучи хозяином Борнхауза, становится близким соседом монастыря. Такая новость и сама очень обрадует лорда-аббата, даже если забыть о том золоте, что лежит в солидном окованном сундучке у самых ног трех монахов.
Брат Пьер, певец, человек по натуре восторженный, даже украдкой потрогал сверкающие заклепки. Ему тоже досталось немало почтения и восхищения за пару последних дней. Будь он тщеславен, что монаху не подобает, он возгордился бы невероятно. Его не только слушали с удовольствием, его даже попросили научить народ рождественским песнопениям, и он провел весь вчерашний вечер, окруженный целым хором почтительных и старательных учеников. Можно смело сказать, что и им заработан этот богатый дар!
Третий брат, имя которого было Томас, был смирен и ненавязчив. Крестьянский сын, лишь в силу своей природной сметки познавший в монастыре грамоту, он не пел песен и плохо знал латынь. Зато он умел слушать. Именно его следовало бы опасаться сэру Конраду и другим, у кого были тайны. Может быть, не вступи он послушником в обитель, Томас мог стать выдающимся шпионом.
Нет, ни один из слуг Арден-холла не нарушил приказа господина насчет исповеди, но люди есть люди. А Томас сроду имел хороший слух, хоть и далеко ему было до брата Пьера.
Ему все-таки удалось понять, присутствуя на первой встрече с хозяином Ардена, а также судя по внешнему виду и поведению его жителей, что новый лорд — не «старый вояка с мешком золота», а человек необычайно ученый и знающий человеческие души. И что графиня Леонсия, нацепившая зачем-то маску надменной куклы, на самом деле женщина очень добрая, умная и самостоятельная. О детях графа он пока ничего не мог сказать, кроме хорошего: сын-подросток весьма для его лет образован и мог даже с отцом Пантором вести беседу о неких стихах из Священного Писания, которые для самого брата Томаса до сих пор остаются непонятными. А дочь выглядит образцом скромности, не как многие знатные барышни, при кратком знакомстве с гостями взор держала опущенным, хотя ликом прелестна и станом царственна — уж это он смог определить.
- Предыдущая
- 46/93
- Следующая
