Взрыв в океане - Жемайтис Сергей Георгиевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/24
• Следующая

Наконец, выскочив из каюты, я побежал на камбуз, ища глазами Жака. Матросы обедали, рассевшись на палубе. Жак стоял возле двери камбуза и не спеша, как делал он все, ел что-то из большой чашки. Когда я остановился в дверях, он сказал:

— Так долго находиться там нельзя.

Когда я торопливо рассказал ему, почему задержался у капитана, Жак, нагнувшись над чашкой, проговорил, почти не шевеля губами:

— Как жалко, что погибнет так много ценностей! Здесь много золота, денег, какой красивый корабль, сколько мог принести добра людям. Можно на нем ловить рыбу, изучать океан…

Я перебил его и стал рассказывать о коке. Жак согласился, что его следует предупредить, но так, чтобы он не догадался, что мы подложили мину, и в час опасности держаться всем троим вместе.

Я решил не откладывать этого дела и вошел на камбуз. Ваня отвел меня к иллюминатору и спросил, косясь на двери:

— Тебе думай, этот Жак хороший люди?

— Очень хороший. Он не пират, не хунхуз.

— Я тоже так подумай. Его боцман обижай и эта облизьянка, шампанзе. Только я не понимай, почему Жак суда попади. Тебе не знай?

— Нет, не знаю.

— Ну, хорошо. Потом все будет понятно. Ты что хотел мне рассказать?

— Видишь ли, Ваня, — начал я, стараясь как можно осторожней предупредить его об опасности,- скоро, — я постучал по настилу, — скоро наша шхуна утонет.

— Это очень хорошо! Прямо прикрасно!

— Ты не боишься?

— Я?! — Он презрительно фыркнул. — Если можно, я сам дырка делай, пускай вода бежит.

— Дырка скоро будет, — пообещал я. — Большая дырка.

— Большая дырка — это хорошо. — В голосе его послышалась легкая неуверенность.

Я сжал ему руку.

— Когда будем тонуть, нам надо всем быть вместе. У тебя есть пояс?

— Зачем пояс?

— Чтобы не утонуть.

— Пробка пояс?

— Пробочный пояс или буй.

— Надо поискать. — Он стал пристально глядеть мне в лицо.

— Надо будет взять и вот это, — я снял со сте

ны два ножа, похожие на самурайские мечи, — от акул отбиваться и если хунхузы нападут.

Он усмехнулся, подмигнул, толкнул меня в плечо.

— Ты хочешь немножко испугнуть? Да?

— Нет, Ваня, дело серьезное. У тебя есть пистолет? Или лучше автомат? Тр-р-р, — я приставил поварешку к животу и повел ею по сторонам.

— Зачем стрелять?

— Если полезут. У них же автоматы, пистолеты, а у нас, — я показал ладони рук, — ничего нет.

— Ты хочешь войну делать?

— Нет, зачем же, мы только будем отбиваться, если они нападут.

— Ты смешной мальчишка. Здесь нельзя играть. Посмотри! Кругом вода, кусуча рыба, акула. Сразу буль-буль. Надо подождать, когда будет земля, порт. Тогда можно потихоньку уходить.

— Мы не дойдем до порта. Сегодня к вечеру, а может, сейчас пойдем ко дну.

Поняв, что я не шучу, он прошептал, заметно бледнея:

— Где хочешь ломать дырку?

— В машинном отделении.

— Машину ломать — это плохо, — сказал он со вздохом, вытер с лица пот, — шибко плохо, прямо неприятности. — Он смотрел на меня испуганными глазами, силясь улыбнуться.

Надо было как-то выходить из неприятного положения, и я сказал первое, что пришло в голову:

— Паруса останутся, дырку заткнем и доберемся до какого-нибудь острова.

Он покачал головой:

— Зачем паруса, когда большая дырка? Тогда наша шхуна фангули, перевернется, все мы буль- буль. Хунхузы буль-буль. Ты, я — буль-буль, Жак — все пропадут. Это нехорошо, — он прищурился и потряс толстыми щеками, — даже совсем плохо. Надо капитану говорить.

Я испугался и стал его успокаивать.

— Зачем идти к капитану? Ведь дырки еще нет, а если будет, то заткнут чем-нибудь.

— Ты шибко хитрый, ты сказал, большая дырка! Какая большая? Эта кастрюлька? — он показал на жерло котла, в котором варил еду для всей команды.

— Не бойся, Ваня, это я сам хотел пробить дырку.

— Ты! — он просиял. — Тогда ничего. Я сразу подумал — ты немножко обманываешь. Даже просто шанго, по-русска хорошо, когда так обманывают. Только пока, — он лукаво подмигнул, — пока давай не надо. Когда будем в порту, тогда будем думать. Шибко думать. Поспешать давай не надо. Ух ты! — спохватился он, снимая кастрюлю, в которой что-то подгорело. — Чуть совсем не пропади мясо. Тогда неприятности. Капитан любит такое мясо. Давай посуда, скоро капитана опять кормить надо!

Я смотрел на кока и думал с облегчением, что не раскрыл ему нашу тайну; как видно, бедняга оказался не из храброго десягка.

Когда я принес обед в капитанскую каюту, то Си- мада-сан, сидя за столом, неторопливо разглаживал доллары, фунты стерлингов, иены, франки и раскладывал их в разные кучки. Он улыбался, скаля крупные золотые зубы, и что-то бормотал себе под нос. Ласковый Питер, бледный, осунувшийся за эти несколько часов, как после болезни, нервно грыз потухшую сигару и с плохо скрываемой ненавистью следил за толстыми пальцами японца.

Увидав меня, он скривил в улыбке тонкие губы.

— Поздравляю. Теперь твоим хозяином стала эта желтая обезьяна. Он убил мою карту двадцать раз подряд. Ты не находишь, что твой новый хозяин шулер? Как я не завидую тебе, Фома!

Не ответив, я стал хватать с подноса и расставлять по столу, свободному от денег, принесенные блюда, чтобы поскорей вырваться из каюты.

Симада-сан поднял голову и с той же улыбкой сказал на довольно чистом немецком языке, обращаясь ко мне:

— Бой! Твой бывший хозяин настолько взволнован проигрышем, что высказывает вслух недозрелые мысли. Нам с тобой остается только сожалеть об этом.

Ласковый Питер, выронив изо рта сигару и сосредоточенно помолчав, промямлил:

— Я не предполагал, что вы так хорошо знаете мой язык.

— Что вы, совсем плохо. Но не настолько, чтобы не понять, когда меня оскорбляют.

— Я совсем не хотел… — В это время в каюту ворвался бешеный перезвон рынды. — Боевая тревога! — Ласковый Питер вскочил. — Сейчас не до ссор.

— О да, мы отложим нашу приятную беседу, — ответил Симада-сан, сгребая деньги со стола.

На палубе готовились напасть на океанскую джонку. Громоздкая трехмачтовая деревянная посудина с высоко приподнятой кормой, распустив все свои прямоугольные паруса, натянутые на множество бамбуковых палок, кренясь на левый борт, тщетно пыталась уйти от быстроходной «Лолиты». Вооруженные матросы стояли возле расчехленных, готовых к спуску шлюпок.

На баке возле пушки среди орудийного расчета я увидел Жака.

Резко ударил в уши орудийный выстрел. Перед кормой джонки поднялся столб воды. Тотчас же самый большой парус со средней мачты пополз вниз. И скоро, убрав все паруса, джонка остановилась, тяжело покачиваясь на волнах. «Лолита» подошла к ней на расстояние кабельтова. Шлюпки с матросами спустили на воду, и они помчались к беззащитному кораблю. Грабители пробыли там не больше получаса и вернулись по сигналу с «Лолиты».

Все это время я стоял возле камбуза, глядя, как разбойники расправляются с командой джонки, бросают в шлюпки тюки с товарами. Едва только шлюпки подошли, их подцепили талями, шхуна дала полный вперед, шлюпки поднимали уже на ходу. «Лолита» спешила на новый грабеж.

Джонка не успела скрыться за горизонтом, как над водой раскатился взрыв* На ее месте осталось только облачко черного дыма.

Я подбежал к Розовому Гансу, он стоял у фальшборта и, давясь от смеха, рассказывал что-то францу- зу-артиллеристу, мрачному человечку с черной бородой.

Веселый немец, увидав меня, сказал, показывая на француза:- Артиллерия не довольна, что я подсунул в это корыто парочку мин. По их мнению, парусник надо было расстрелять из пушки. Он жалуется, что последнее время у него совсем нет тренировки. Я пытаюсь ему объяснить, что незачем палить среди белого дня в парусник, когда с этим делом не хуже справится «несчастный случай». Ха-ха! Чисто сработали мои Магнитки.

• Предыдущая
• 21/24
• Следующая