Где-то на Северном Донце - Волосков Владимир Васильевич - Страница 19
- Предыдущая
- 19/92
- Следующая
— За что? — съежился Антон.
— Всех, кто получает более пятисот, эсэсовцы относят к квалифицированным работникам, к просоветским элементам. В общем, нам с вами несдобровать!
— Так что же теперь?
— А то! — Вадим Валерьянович положил руку Антону на плечо. — Надо встретить немцев лояльно.
— Как?
— Надо оказать им какую-то услугу, и они оставят нас в покое.
— Что?
— Надо, к примеру, заранее подготовить сведения о Песчанском химкомбинате. Пусть не все, но что можно узнать — это уже сто процентов успеха. Понимаешь?
— Да ты что! — Антон панически рванулся в сторону, но пальцы доктора железной хваткой вцепились ему в плечо.
— Это единственный шанс уцелеть.
— Ну, дудки! — прохрипел мигом протрезвевший Антон. — Пусть кто-нибудь другой. А я… Всех не пересадят. Таких, как я, хоть пруд пруди!
— Нет, это сделаешь именно ты! — отрывисто произнес доктор, выпрямляясь. — У тебя уже есть заслуги перед немцами, так что осталось сделать совсем немного!
— Какие заслуги? — похолодел Антон.
Доктор вышел в прихожую, проверил запоры, вернувшись в гостиную, запер за собой дверь на ключ, задернул тяжелые гардины на окнах — все это с жестким выражением на преобразившемся лице, держа одну руку в кармане пиджака. И Антон все понял. Стылая лапа ужаса с такой силой сжала сердце, что он икнул.
— Твоя расписка? — Вадим Валерьянович показал злосчастную бумажку.
— Моя… Но я… Я…
— Теперь подпиши это.
Перед Антоном появилось отпечатанное на машинке заявление, что он добровольно вступает в общество «Свободная Россия» и обязуется «бороться с коммунистическим варварством до победного конца…»
— Это… Я не хочу… Я не могу… Я… — Антон, словно загипнотизированный, глядел на опущенную в карман руку доктора и уже знал, что сделает все, чтобы эта рука оставалась на месте.
— Подпиши. Так… Поставь дату.
Лицо доктора сохраняло прежнее угрожающее выражение. Он положил на стоя частый лист бумаги.
— А теперь пиши. Вот здесь… Рапорт номер один. Так! «Докладываю обществу «Свободная Россия», что я…» Не забудь кавычки. «Такой-то…по состоянию на первое декабря 1941 года выполнил следующие задания общества…» С красной строки… «Первое. Симулируя заболевание, сумел уклониться от призыва в армию. Второе. Раздобыл и сообщил секретные данные о Зауральском буроугольном месторождении. Третье. Проник в гидрогеологический отряд…»
Каждое слово, произносимое доктором, сгибало Антона все ниже и ниже, тяжелым камнем падало в душу — он терял остатки способности хоть к малейшему сопротивлению. Тем более что в этих словах-камнях все было правдой.
— Далее… «Умышленно пошел с начальником отряда Студеницей в трест «Мелиоводстрой», с тем чтобы узнать, где хранятся геологические материалы по Песчанке. Впоследствии эти материалы были похищены мной и представлены в общество».
— Я их не крал… — тупо пробубнил Антон.
— А это что? — Вадим Валерьянович усмехнулся и, вынув из-за настенного зеркала бумажный сверток, бросил его на стол.
Антон с тоской узнал знакомые синьки. Подлога быть не могло. Когда снимал копии, Антон увлекся и не заметил, как огонек с сигареты упал на одну из колонок. Потом он очень боялся, как бы старушка геологиня не обнаружила огреха.
— Какое значение имеет, кто и когда извлек их из шкафа? — мрачно усмехнулся Вадим Валерьянович. — Важно то, что об их местонахождении знали лишь ты да Студеница. Но тот вне подозрений, а ты…
Состояние полной прострации охватило Антона. Он уже тогда понял, что проклятый доктор никакое не «общество», что все, известное ему об Антоне и Марии, он узнал из самой его, Антоновой, болтовни (в действительности Вадим Валерьянович впоследствии о сестре ни разу не вспомнил)…
Под утро, когда Антон немного пришел в себя и снова принялся за еду, Вадим Валерьянович позволил себе стать прежним добряком.
— Не бойся, Антон. Не так страшен черт, как его малюют. Собственно, тебе ничего опасного делать не придется. Будешь каждую неделю писать маленький отчетик о делах в отряде и на объектах комбината.
— Я в химии ни лешего не понимаю! — запоздало огрызнулся Антон.
— Ничего понимать и не надо. — Голос доктора стал совсем ласковым. — Подивился со стороны, спросил кого-нибудь, что это такое, — и все. На планчик — и конец делу.
Антон обреченно вздохнул, потянулся к колбасе.
— А ко мне больше не заходи. Я сам позову, когда надо будет. Раз в неделю будешь являться вот по этому адресу в Песчанке. Напишешь отчетик, передашь хозяину — и гуляй домой. Ежели что надо будет — еда, деньги или еще что, — тоже передашь через хозяина.
«Хозяином» оказался повар одной из столовых химкомбината Ибрагимов. Это был толстый, одноглазый, совершенно лысый старик со смуглым азиатским лицом. Антону не раз случалось видеть его, когда в пору организации отряда рабочие-буровики питались при химкомбинате. Встретились, ничуть не выдав взаимного удивления. Антон, ежась и внутренне содрогаясь, написал первый свой «отчетик», запечатал в конверт, передал Ибрагимову и ушел.
Точно так же случилось во второй визит, затем в третий… Хозяин дома был не из говорунов, да и Антон не был расположен к болтливости — он наивно полагал, что одноглазый молчун не знает, кто он и где работает. Позже Антон понял, что это не так, как понял и другое — доктор осведомлен о делах на комбинате куда лучше его и что «отчетики» вовсе не главная цель Вадима Валерьяновича.
Самое главное и страшное произошло в начале марта, когда Студеница командировал Антона в управление за спиртом.
На зауральском вокзале Антона неожиданно встретил доктор. Он был по-обычному приветлив. Поехали к нему на квартиру. За ужином Вадим Валерьянович интересовался привычками Студеницы и в конце концов как-то по-обыденному, спокойно произнес:
— Ну и чудесненько. Значит, ключи на ночь кладет под подушку? Лучше не придумаешь. Вот и заберите завтра ночью из его сейфа всю геологическую документацию.
— Как это забрать?
— Очень просто.
— А если он проснется?
— Что ж… Тем хуже для него. Придется вам его…
Антон дернулся всем телом.
— Ничего, ничего, справитесь, — хохотнул доктор.
Что было дальше, Антон помнит плохо. Визжал, кричал или просто-напросто шептал — выпало из сознания. Знает, что твердил одно: «Нет, нет, не могу, не умею!» — а все остальное окуталось дымом. Пришел в себя после истерики лишь тогда, когда Вадим Валерьянович свирепо швырнул его на пол.
— Заткнись! Молчать! — И доктор сунул руку в карман. — Знал, что ты слюнтяй, но быть трусом до такой степени… — И вдруг выхватил пистолет. Пошел к Антону. Схватил свободной рукой за лацкан пиджака: — Встать! Слушай меня внимательно! — Вадим Валерьянович несколько раз встряхнул Антона. — Бог с тобой, коли ты такой заяц… В самом деле, можешь только напортить… Завтра в два часа ночи откроешь коридорную дверь. Но смотри, чтобы все спали!
— Ни у кого в общежитии нет часов, — капитулировал Антон.
— Они тебе и не нужны. Последний ночной поезд из города приходит без двадцати два. Подождешь немного — и топай во двор. Ясно?
— Ясно.
— И смотри не вздумай… Никуда от пули не уйдешь. Хотя… — Вдруг зло оскалился, сунул пистолет в карман. — Симулянта, дезертира и предателя пуля везде найдет! Видишь документы? Если вздумаешь донести — они обязательно попадут в руки чекистов. Эти с тобой церемониться не станут!
Вадим Валерьянович пришел не один. С ним было двое спутников. Один — неизвестный — остался в тени на улице, Ибрагимов затаился в коридоре, а доктор с Антоном вошли в комнатушку Студеницы. Доктор, видимо, чувствовал себя не очень уверенно. Он оглядел комнатушку, тускло освещенную через окно уличным фонарем. На столе стояли открытая банка тушенки и почти полная бутылка — он опасливо понюхал консервы и содержимое бутылки. Подошел к койке Студеницы, настороженно полюбопытствовал, что за лекарство, — и опять-таки понюхал содержимое стакана. Стараясь не шуметь, выплеснул воду в плевательницу, а вместо нее налил из бутылки. По комнатушке растекся запах спирта. Графин с водой доктор убрал на подоконник и прикрыл занавеской.
- Предыдущая
- 19/92
- Следующая
