Где-то на Северном Донце - Волосков Владимир Васильевич - Страница 15
- Предыдущая
- 15/92
- Следующая
Майор берет карандаш. Пишет на чистом листе бумаги: «Зачем приезжала Марфа Ниловна?» Перед глазами встает узкое морщинистое лицо с рыскающими подозрительными глазами. Сварливая, жадная баба. Тем не менее сына любит ревнивой материнской любовью. Бывает и так. Но зачем все-таки приезжала? Сварливая и жадная… А может, еще какая-нибудь? В самом деле — какая? Селивестров умом понимает, что сам факт ее приезда может быть важным, но томит его что-то другое.
Почему Студеница не пошел на вечеринку к буровикам? По многим причинам мог не пойти. Загрустил, вспомнив жену. Хотя бы из-за нежелания пить вместе с подчиненными…
Что-то узнал, был весел, куда-то уезжал на сутки, говорил загадочно… Майор жирно записывает: «Что узнал? Куда ездил? В какую сторону мыслил направить поиски?» Вот самое важное. Именно это уже две недели не дает ему покоя, как, очевидно, не давало покоя начальнику отряда. Черт бы побрал этого неразговорчивого, скрытного, некомпанейского Студеницу! Нет чтобы поделиться с кем-нибудь, взять с собой в поездку… Ломай теперь голову!
И все же решение побеседовать с буровиками было верным. По крайней мере, ясно — надо искать новый путь. Он есть. Ведь нашел же его перед своей смертью Студеница!
Вспомнив о кальке, тетрадке и блокнотах, обнаруженных в столе Студеницы, майор открывает сейф, достает их. В блокнотах ничего интересного. Сугубо производственные записи: сколько и какого диаметра получено труб, сколько каких коронок, где получен лес для копров… И все прочее в таком же духе. В тетрадке кривоватым почерком сделано описание разреза какой-то скважины № 6. Разрез, типичный для Песчанки: сверху глины и далее разнозернистые пески. Зубов наверняка должен знать эту скважину. Так что и в тетрадке ничего интересного.
Калька. Зеленой тушью сделана небрежная выкопировка с какого-то плана. В центре Песчанка. Присмотревшись, майор узнает схему дорог и населенных пунктов Песчанского района. И здесь ничего особенного. Селивестров достает из сейфа кипу карт, поочередно накладывает на них кальку. Находит. Выкопировка снята с карты-пятикилометровки. Выходит, была такая и у Студеницы, по, чтобы не возить ее с собой, начальник отряда скопировал нужный участок. Но зачем ему понадобилась именно юго-западная часть Песчанского района?
Селивестров осторожно разглаживает своими большими ладонями измусоленный кусок когда-то гладкой и прозрачной, а теперь сморщившейся, шершавой бумаги. Ведет пальцем от названия к названию, написаны которые столь коряво, что если бы не настоящая карта перед глазами, да если б вдобавок не облазил майор район самолично — то и не догадаешься, как именуется та или иная деревня. Действительно, почерк у покойника был уникальный!
Но вот за чертой, ограничивающей сбоку план, отдельная надпись. Можно разобрать: «Синий перевал». Жирно подчеркнуто, да еще вопросительный и восклицательный знаки. Что бы это могло значить? Наименование населенного пункта, оставшегося за отрезом карты? Деревни, села, хутора, урочища? Студеница, конечно, записал это название не случайно. А может, в самом деле перевал? Но какой, к черту, перевал может быть на слегка холмистой лесостепной местности?
Селивестров раскладывает на столе карту Песчанского района, а затем прикладывает к ней смежные южный, западный и восточный планшеты. Названий много. Синего перевала нет. Прикладывает юго-западный и юго-восточный планшеты. Заставляет себя не спешить.
Проходит час, затем другой. Селивестров не замечает этого. Миллиметр за миллиметром прощупывает его взгляд бело-зеленую поверхность карт. Синего перевала нет.
«Ничего, ничего, — говорит себе майор. — Найдется. Главное — не пороть горячку!» Он делает несколько гимнастических упражнений, наливает из термоса кружку крепкого чая. Затем опять склоняется над столом.
В это время в кабинет врывается Бурлацкий. Достаточно одного взгляда, чтобы понять — старший лейтенант имеет какое-то чрезвычайно важное сообщение. Еще не было случая, чтобы молодой человек забыл постучать, чтобы вошел в помещение, не вытерев у порога сапоги.
— Товарищ майор… Петр Христофорович…
— Раздевайся, — кратко говорит Селивестров и запирает дверь на ключ.
Бурлацкий быстро снимает шинель, бросает на подоконник шапку, отирает вспотевший лоб платком, тихо произносит:
— Товарищ майор, Студеница был умерщвлен!
— Умерщвлен?
— Да. Уборщица вспомнила, что на стуле рядом с лекарством вместо воды стоял стакан со спиртом.
— И что из того?
— А вот что… Тот, кто решил убрать начальника отряда и изъять геологическую документацию, отлично знал, что у Студеницы больное сердце.
— Ну и что?
— Очень просто… — Бурлацкий протягивает руку к выключателю, гасит свет, во внезапно наступившей темноте его голос звучит зловеще: — Представьте себе ночь. Студеница с вечера немного выпил. Зная, что будет ему нехорошо, ложась спать, поставил на табурет стакан воды, положил лекарство… Понимаете?
— Кажется.
— Враг подождал, пока он уснет, вошел в комнату, выплеснул воду и налил вместо нее спирту. Почувствовав себя плохо, Студеница просыпается, с обычного места берет лекарство. Принимает. Берет стакан и безбоязненно делает глоток, другой… Неразведенный спирт обжигает горло, желудок, у больного перехватывает дыхание… Роковой удар по изношенному сердцу!
Бурлацкий включает свет. Глаза его злы, на округлом розовом лице выражение суровости.
— Так… — ошеломленно произносит Селивестров. — Убийство?
— Именно. Я взвесил все варианты. Иного объяснения нет. Кто-то заходил к Студенице и подменил воду на спирт. Потом не стоило труда найти ключи, открыть ящик и извлечь документы. Просто?
— Просто. Даже слишком. — Селивестров начинает приходить в себя.
— В том-то и дело! — Бурлацкий моложе майора и эмоциональней, ему трудней справиться с волнением. — Дарья Назаровна очень точно вспомнила, что графина с водой, который обычно стоял на столе, в то утро не было. Уже на другой день, прибираясь в комнате, она обнаружила графин на подоконнике за занавеской.
— Так… Это что же, его убрали с целью, чтобы Студеница не мог найти воды, если бы у него хватило сил искать ее?
— Безусловно. Если бы он встал, врагу пришлось бы применить физическую силу. Но… — Бурлацкий огорченно тряхнул головой, — сердце у Студеницы действительно было слабым…
— Так… — Селивестров смотрит на молодого чекиста с уважением: доводы его убедительны. — И к какому выводу ты пришел?
— Выводу? — Бурлацкий только сейчас позволяет себе опуститься на табурет. — Надо искать.
— Где?
— В первую очередь у нас. Не берусь судить, сколько их в самом деле, но один из врагов был в помещении. Это он открыл, а затем забыл закрыть дверь коридора.
— Пожалуй, — соглашается Селивестров. — Выходит, дело серьезнее, чем можно было предположить.
Оба долго молчат. Селивестров закуривает, тяжело шагает по кабинету, под его ногами скрипят половицы.
— Ну, а каковы ваши успехи? — сумрачно спрашивает Бурлацкий.
— У меня тоже новости. — Селивестров останавливается. — Кажется, я нащупал нечто не менее важное. — И тыкает пальцем в кальку.
Пока майор рассказывает о собрании, о таинственном Синем перевале, Бурлацкий разглядывает сделанные им записи и вяло зевает, прикрываясь ладошкой. Потом, когда Селивестров кончает говорить, резюмирует, вполголоса, как бы сам себе:
— Действительно, день открытий… В самом деле, кой леший приносил Марфу Ниловну в Песчанку? Надо выяснить… Студеница — не из ресторанных выпивох, многолюдие не любил. И тут все ясно. А вот куда собирался перебрасывать буровые, что это за Синий перевал — тут ничего не понимаю. Это уж по вашей части, товарищ майор. Полагаете, что это название чего-то и это место представляет интерес с геологической точки зрения?
— Полагаю. Насколько можно понимать Студеницу — именно это интересовало его в первую очередь. Места, перспективные на воду!
— Резонно, — соглашается Бурлацкий и осекается — взгляд его перепрыгивает с раскрытой тетрадки на кальку, с кальки на тетрадку. — Погодите… Выкопировку делал Студеница. Тут сомнения быть не может — его рука. А кто же писал в тетради?
- Предыдущая
- 15/92
- Следующая
