Пистоль Довбуша - Куликова Мария Тимофеевна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/45
- Следующая
Дети со всех ног бросились выполнять его просьбу. Они были рады хоть чем-нибудь помочь ему.
Маричка, вернувшись обратно, дала человеку попить. Осторожно, скрывая слезы, смыла с его лица кровь.
Запыхавшись, прибежал и Мишка:
— Я видел! Они еще далеко! Идут помалу! А шарят, поганые, возле каждого куста!
— Спасибо вам! Теперь у меня в Дубчанах будет еще два Друга…
— А вы разве ж в Дубчанах знаете кого? — От неожиданности брови Мишки поползли вверх.
Маричка открыла рот от удивления.
— Много детей из вашего села училось у меня… А больше всех мне запомнился Юрко Негнибеда, такой смелый, умный хлопчик…
— Йой, божечки! Так вы Юркин пан учитель?! — Маричка так и присела. Потом легонько дотронулась до руки партизана, точно хотела убедиться, что перед ней действительно Юркин учитель. Ведь в глубине души она всегда надеялась, что обязательно его встретит и именно он откроет ей тайну черных жучков.
У Мишки от удивления и радости перехватило дух. Он не сводил с него глаз, не в силах вымолвить ни слова. Учитель и не подозревал, что дети давно о нем многое знали, любили его.
— Нам Юрко ого сколько о вас рассказывал! — захлебывалась словами Маричка. — Он тогда не пошел больше в школу! Нет! Он в тетрадку вирши… Шевченко вписал! Били его…
— Узнаю Юрка, — тепло улыбнулся учитель.
Мишка опять сердито нахмурил брови: и почему эта Маричка всегда так много говорит? И, неожиданно что-то вспомнив, он задрожал, как молодой дубок от внезапного порыва ветра.
— Пан учитель! Вы же Палий, айно?! Вас жандары ищут! Они за вас тыщи обещали! Идем быстрее!
У него зуб на зуб не попадал от страха. Успеют ли они добраться до родничка? Не найдут ли жандармы Палия? Но на лице партизана он не заметил ни тени боязни. Мальчик проникся к нему еще большим уважением.
— Тысячи, говоришь, обещали? Я знаю об этом, Михайлыку. Они бы многое отдали, чтоб спать спокойно по ночам. А мы им и днем не даем покоя… И дрожат они, как лютые псы на морозе, — улыбнулся партизан…
Засмеялись и дети. И показалось им, будто страх рассеялся, как туман в горах от солнечных лучей. И почувствовали они себя как-то увереннее рядом с этим сильным духом человеком.
— Что ж, пойдем дальше? — спросил он.
Но теперь учителю удалось пройти только несколько шагов. Он вновь зашатался, упал, прерывисто дыша.
— А может, лучше будет, если вы, друзья, все-таки уйдете? А то еще и вас тут жандары застанут… — передохнув немного, сказал Палий, вытягивая из-за пояса пистолет.
— Пистоль!!! — одновременно вскрикнули дети.
Они на миг будто онемели от изумления. Вот он, заветный пистоль. Его нашел Юркин учитель, богатырь-партизан!
— Вы… вы нашли пистоль Довбуша? — заикаясь, спросил Мишка. — То вы… вы прогоните всех фашистов с Карпат? И сейчас не допустите сюда жандаров, айно?!
— Пистоль… волшебный… — повторяла с восхищением Маричка. — А я знала, что вы найдете его!
— Славные вы мои… Значит, и вы любите легенду про Олексу? Да… Хороший и мудрый конец этой легенде придумали недавно люди.
— Божечки! Так то придумали? То неправда?!
— Правда, дивчинко, святая правда. Только ее понять нужно. Волшебный пистоль — это сила народная. Вот вы, дети, помогли сейчас мне, партизану. Значит, и вы заодно с людьми, которые борются против фашистов и хортистских жандаров. Так кажу?
— Айно, и мы против фашистов! — горячо подтвердил Мишка.
— А главное — идет нам на подмогу Красная Армия. Она подходит все ближе и ближе… И если все мы будем держаться вместе, как лепестки вокруг красной серединки того дивного цветка, если вместе будем бороться — не устоять тогда фашистам. — Он замолчал, набираясь сил. Но глаза его так горели, будто там зажглись малюсенькие костры. Дети с жадностью ждали его слов, забыв на минуту даже об опасности.
— Не удержаться и их прихвостням — мироедам, которые из кожи лезут перед жандарами, помогают им сторожить лагеря, пополняют тюрьмы невинными, выслеживают партизан… А вам, пастушкам, разве легко приходится?! — Голос учителя становился все глуше. — Народная месть, друзья мои, — все одно, что волшебная пуля — догонит врага и поразит, где бы тот ни схоронился. Так будет! Только помнить нужно: упадет один в бою, вместо него пусть трое встают, — словно завет оставлял он детям.
— Мы будем партизанить! — как клятву произнес Мишка.
Палий одобрительно кивнул и опять взял из рук Марички бутылку, которую та держала наготове.
— То Красная Армия к нам придет? — с надеждой спросила девочка.
— Непременно придет, дивчинко… Я будто слышу топот красных конников в горах, чую гул русских моторов. Мы еще с вами так заживем!.. Я еще буду учить вас в новой школе, по-нашему. Так и Юрку передайте… — Партизан в бессилии прислонился к стволу бука, закрыл глаза: — Конники красные… то цветок красный… светит нам… Легенда сбудется, победим… — чуть слышно шептал он.
— Божечки! Ему опять худо! — жалобно вскрикнула Маричка. — Это мы виноваты — заговорили его вовсе!
Она с нежностью дочки обрызгала водою его лицо, опять приложила к губам горлышко бутылки.
— Попейте еще, пан учитель…
Усилием воли партизан открыл глаза, выпил глоток воды.
Мишке хотелось кричать от страха. Ведь жандармы, наверно, уже близко, за соседним холмом! Он себе никогда не простит, если не спасет партизана. А если не удастся скрыться, то Мишка останется, рядом с ним. Пусть жандармы даже стреляют, он не оставит Палия одного.
— Мы не уйдем… Мы останемся с вами, пан учитель…
Палий посмотрел на детей с благодарностью и восхищением. Но тут же строго сказал:
— Ни в коем случае! Нельзя вам со мной оставаться! Я дойду к роднику! — твердо добавил он.
Опираясь дрожащими от бессилия руками на Мишку, на этот раз и на Маричку, он опять поднялся, измученный, бледный, но решительный, готовый драться с врагом до последнего дыхания.
С большим трудом они добрались до стены колючего кустарника держидерева. Мишка раздвинул густые ветки, и там образовался проход, известный только ему и Маричке. Последние метры раненый уже не шел, а полз. Дети его подталкивали, тянули за руки, не чувствуя усталости, мокрые от росы и пота.
Вот он наконец, долгожданный родничок! Раненый в изнеможении повалился на землю, прильнул губами к холодной струе и стал пить долгими глотками.
Утолив жажду, огляделся кругом. Глазам его представились: с одной стороны скала, с другой — ели да цепкие сплошные кусты держидерева.
— Добре… Молодцы… Спасибо… А теперь идите… Так лучше… Так надо!.. — произнес он тоном приказа.
Перед глазами у него поплыли красные круги, в ушах загудело. Мертвенная бледность покрыла лицо.
— Лишь только уйдут эти хортики, мы деда Микулу позовем. Он умеет лечить раны, пан учитель… — навзрыд заплакала Маричка и, устыдившись, своих слез, убежала.
Мишка медлил уходить. Сердце его сжималось от глубокой жалости и страха: не истечет ли кровью партизан, пока скроются жандармы? Мальчик еще раз посмотрел в лицо учителя, точно хотел запомнить на всю жизнь, и встретил его взгляд, испытующий, пытливый.
— Я вижу ты, Михайлыку, настоящий легинь и умеешь молчать, правда?
Пастушок потупился от такой похвалы, но тут же выпрямился: если надо, он готов язык проглотить.
— Ты знаешь батрачку Анцю Дзямко?
— Айно, пан учитель. Мы с нею батрачим у старосты.
— А Микулу Ко?реня?
— Так то же мой дедо! Вы и его знаете? — удивился Мишка.
— Знаю. Слушай меня, Михайлыку, добре. Ты говорил, что партизанить будешь. Вот тебе задание… Если со мной что случится… А ведь все может быть… У меня, оказывается, лишь один патрон остался. Даже отстреливаться нечем будет… Так вот слушай: постарайся сразу же увидеть Анцю или деда Микулу. Передай им, что тоннель мы не взорвали… Нам устроили засаду. Подстерегли нас, понимаешь?..
- Предыдущая
- 18/45
- Следующая
