Пистоль Довбуша - Куликова Мария Тимофеевна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая

— Ему еще не так попадет от партизанов!

— Правда, легинеку! — Анця произнесла эти слова таким тоном, будто вынесла пану приговор.

Маричка, Юрко и Петрик остановились возле хаты в нерешительности. Зайти и им туда или лучше пусть Мишка сам все расскажет?

Гафия, увидев избитого сына, охнула, кинулась к нему, запричитала:

— Исус, Мария! Кто это тебя? Да что ж это на белом свете делается?!

Мишка болезненно поморщился. Уж легче переносить побои, чем слезы матери.

Несколько дней Дмитрик не показывался на глаза пастушкам. Он ухитрялся пригонять коров к водопою раньше мальчишек. И, конечно, быстрее уходил оттуда. Он их стал не на шутку бояться. Ко всему, его мучила зависть. Пастушки часто играют вместе в веснянку, в журавлика. А вот Дмитрик всегда один. Вспомнились слова Марички: «Не выдавай, будем играть вместе…» И почему он тогда сразу не согласился? Теперь она уже никогда с ним не помирится. А ведь раньше они дружили…

Это было позапрошлым летом. Мать Дмитрика и мать Марички белили в доме нотариуса. Пришли сюда и дети. Они помогали старшим: носили воду из колодца, вытряхивали ковры. Когда они принесли в комнату пани ковер, глаза Марички так и прилипли к цветной тарелке, что висела на стене. Это была необыкновенная тарелка: розы на ней красные, лепестки как живые. Вот бы поглядеть на нее поближе!

— Подержи, Дмитрику, скамейку. Я залезу, погляжу…

Девочка стала на край скамьи и только сняла тарелку — в дверях неожиданно показался пан нотариус. Маричка его боялась с самого раннего детства, когда он с жандармами чуть было не увел их Ласку. Увидев его, девочка вскрикнула — скамейка пошатнулась, тарелка выскользнула из рук. На полу остались лишь осколки.

— Ты что натворила! — прогремел над головой грозный бас нотариуса. — Убирайтесь отсюда!

— Йой божечки, пане нотараш! Это нечаянно… для счастья, — заикаясь, промолвила девочка.

— Вон! Я ничего не уплачу за работу вашим мамам. Тарелка такие деньги стоит!

— Так то ж не я, пане, — неожиданно стал оправдываться Дмитрик. — То Маричка залезла, чтоб назло вам…

Маричка на миг перестала дышать. Ей не верилось, что она все это слышит собственными ушами. Несмотря на испуг, в глазах молнией сверкнули сердитые синие искры и тут же выступили слезы обиды, негодования, злости. Она щипком впилась в руку Дмитрика. Черные косички подпрыгнули с таким возмущением, что казалось, и они хотят вонзиться в клеветника своими острыми концами.

— Куцый, ябеда! — крикнула девочка, еле сдерживая слезы, и стрелой выбежала на улицу. «Врун поганый. Я бы никогда так не сделала», — не могла успокоиться она.

Нотариус ни гроша не уплатил ее матери за работу.

Дмитрик в этот вечер ужинал вместе со взрослыми.

— Вот видите, какой у меня сын, — сладким голосом говорила хозяйке его мать. — Такой всегда правду скажет, не то что другие…

Маричка надолго затаила обиду и презрение к Дмитрику. «А я ему еще сказки про счастливую страну рассказывала», — корила она себя.

Несколько раз Дмитрик пытался помириться. Однажды он предложил ей белочку, которую отец поймал ему в лесу. Но Маричка наотрез отказалась от подарка. Убежала, выкрикивая: «Куцый нос! Ябеда! Доносчик!»

Вскоре все дети стали дразнить его так. Тогда он начал злиться. Во всем виновата эта языкатая Маричка, чтоб ее ведьмы сглазили. Ему очень хотелось сделать девочке что-нибудь неприятное.

Оторвать бы ей косички да бросить в Латорицу — пусть плывут! Ох и ревела б она тогда!

Однажды он увидел: Маричка пасет свою корову на лугу пана Ягнуса. Вечером он рассказал об этом хозяину. Обратно возвращался с пенге в кармане. Мать похвалила его: правильно сделал. Пусть эта девчонка не лезет на чужое. Деньги мама спрятала в сундук: пенге в хате никогда не лишние!

— Так, так. Надо учиться жить смалу. Вон нянько твой… Умел бы жить — не было б такой нужды в хате! А вот Магдын газда… Тот добре устроился. В Мукачев. И работа у него легкая. Только и всего, что по улицам ходит да высматривает что-то. Зато пенгов приносит куда больше. Магда, всегда такая нарядная, впереди всех в церкви становится — настоящая газдыня!

Пола?ня тяжело вздохнула, отложила в сторону шитье, задумалась.

— А твой нянё!.. — сетовала она. — То на лесосеку его тянет, то на лесосплав. Мало ему простуды, он еще добавить хочет.

Отец Дмитрика, высокий, худой, с черными усами на бледном лице, раскашлялся, прижимая руки к груди.

— Помовчи, жоно! — строго обратился он к Полане. — Что там в городе Магдын газда делает, бог его знает. Только все говорят: нечестную он себе дорогу выбрал. С жандарами знается… А я на такое не пойду, хоть с голоду буду помирать! Совесть моя такое не позволит!

— Ишь ты! А дети? О них ты подумал? Най всегда в нужде живут, так? Совесть ему, люди добрые, нужна! А зачем совесть, когда в животе пусто? Зачем?

— Не мути ты душу хлопчика! — рассердился и отец. — Не тот жебрак, у кого порванный сардак, а тот, кто совесть свою потерял. И помни, сынок! Кто с жандарами знается, того честные люди чураются!

Не раз ссорились отец с матерью. А Дмитрик слушал и задумывался. Нет, он не хочет жить, как его нянько. Работа у него тяжелая, а денег нет, чтоб хоть платок маме купить. Да и у Дмитрика никогда еще не было новой рубахи. Ходи, Дмитро, в заплатах! Эх, был бы он на месте нянька, попросился бы на службу туда, где Магдын газда. Хоть он и с жандармами знается, зато пенге приносит большие. Все-таки мама, наверно, правду говорит: зачем совесть, когда в животе пусто! Хоть раз Дмитрик вволю наелся хлеба?

Даже на праздники и то мама не всегда может испечь калач. Вот и живи так!

Иногда пан превелебный, у которого Дмитрик пас коров, спрашивал его, будто невзначай: «А что там мужики возле церкви говорили, не слыхал?» Дмитрик подробно пересказывал услышанное и взамен новостей получал то старые штаны Иштвана, сына попа, то кусок калача.

Мать была довольна. Отец, всегда занятый работой, и не подозревал, что сын растет доносчиком.

Пастушки избегали Дмитрика, не любили его.

Вот и сегодня он с завистью наблюдал издали за их игрой. Они тянули «шнурочек». Дмитрик тоже любил эту игру. Возьмешься крепко за руки и кружишься так, что в ушах свистит. Кто споткнется или выпустит руку товарища, значит, тот «растянул шнурочек» — порвал. И тогда вылетай из игры!

— Петрик, проиграл! Петрик! — доносилось с берега.

Если б кто знал, как и Дмитрику хотелось вот так покружиться вместе со всеми. Несколько раз он порывался подойти к пастушкам, но Юрко, заметив его, грозил кулаком.

Вечером Дмитрик пожаловался матери:

— Никто со мной играть не хочет… Скучно мне, надоело так… Все меня не любят. А чего, мам?

— Ишь что ему в голову лезет — играшки! — вспыхнула мать. — На? вот, возьми Юлы?ну, скучно не будет! — Она рывком положила на руки сыну семимесячную дочку, завернутую в платок, а сама принялась мыть посуду, убирать в хате.

Дмитрик разозлился. Нужна ему Юлына! Он и так устал за целый день.

— Закрой рот, ты-ы! — крикнул он на плачущую сестричку.

— Говоришь, не любят тебя пастухи! А ты что? Без них не можешь прожить? — подметая, раздраженно говорила мать. — Завидуют они тебе, вот. Видят, что пан превелебный жалуют тебя, вот и злятся. Да и умнее ты их. Недаром пан подарки тебе дают. А им, дуракам, хоть что кто дал?

Дмитрик тяжело вздохнул.

— И не хныкай ты зря, а то я сейчас тебя веником. Укачай Юлыну, пусть замолчит!

Мальчик завязал в тряпочку комок разжеванного хлеба, как это часто делала мама, и всунул узелок в рот девочке. Она наконец замолчала и с жадностью стала сосать хлебную жижицу. А Дмитрик опять задумался: говорят, Ягнус сильно избил Мишку. Так ему и надо, зазнайке. Гм… Отдал корову. Дурак!.. А вот он, Дмитрик, ни за что не стал бы заступаться за Маричку. Очень нужно, чтоб потом так били.

«Почему сегодня Юрко с такой злостью погрозил мне кулаком?» — продолжал думать Дмитрик. Неужели пастушки считают, что он все-таки донес пану на Мишку? Того и гляди, еще со скалы спустят! От этой мысли Дмитрик подскочил на месте. Может быть, пойти к Мишке и сказать, что он тут ни при чем. Ведь не полезет Мишка в драку: сам битый…

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая