Выбери любимый жанр

Люди пути. О суфиях, суфизме и суфийских историях - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 7


Изменить размер шрифта:

7

Должно быть, вы слышали о прекрасной суфийской легенде о Лейли и Меджнуне. Это не обычная история любви. Имя «Меджнун» означает сумасшедший, помешанный на Боге. А «Лейли» — это символ Бога. Суфии думают о боге как о возлюбленной, «Лейли» значит возлюбленная. Каждый — Меджнун, а Бог — возлюбленная. Человек должен открыть свое сердце, глаза сердца...

Поэтому Увайс говорит: «Да, но сколькие из них чувствуют это?» Люди стали совершенно бесчувственными, они совсем не чувствуют. Они пренебрегают своим сердцем. Они не действуют через сердце, только через голову. Они избегают и продолжают избегать сердца. Поэтому кажется, что в жизни нет благословения. Только через сердце распускаются цветы, только через сердце начинают петь птицы, только через сердце вы приходите к осознанию жизни не как сухой осознанности, но как празднования.

Суфизм — это великое празднование. Я приглашаю вас праздновать со мной.

Достаточно на сегодня.

Глава 2

Невидимые

Первый вопрос:

Ошо, суфизм появился как проявление бунта против официального ислама? Или он возник раньше ислама?

Он и то, и другое. Все, что живо, является и тем, и другим. Он очень древний и очень молодой — все вместе, одновременно.

Суфизм предшествует исламу, и в то же время он — уникальное, новое явление. Он — самая суть ислама, и в то же время он — восстание против официального ислама. Так происходит всегда. Дзен — это также и то, и другое — и самая суть буддизма, и восстание против организации.

Это необходимо понять. Всякий раз, когда появляется человек, подобный Будде или Мухаммеду, расцветает самое существенное. Но рано или поздно человеческий ум превращает это в организацию. Это естественно, потому что человеку нужно за что-то цепляться. Человеку нужна удобная псевдореальность, потому что подлинная реальность непредсказуемо меняет его. Реальное опасно. Человеку нужно что-то, что только выглядит реальным, но не является реальным. Ему нужна игрушка для забавы. Поэтому существует церковь, существует организация, она создает видимость, что происходит что-то настоящее. Она может доставлять вам удовольствие, вы можете наслаждаться игрой эго, оставаясь при этом прежними. Она не проникает в вас, совсем вас не меняет. Вы ничем не рискуете.

Если человек по-настоящему погрузится в молитву, он умрет. Он больше никогда не вернется прежним. Он вернется, но абсолютно другим человеком. Тот, кто ушел в молитву, никогда не вернется. Возникнет что-то новое, что-то, что никогда не существовало ранее, что-то, что разрывает связь с прошлым. Вы потеряете себя и только так обретете подлинного себя. Подлинная молитва опасна, она — смерть и воскрешение.

Поэтому человек очень хитер — он творит ложную молитву. Он превращает молитву в ритуал, он притворяется, что молится. Он только совершает жест, пустой жест — в нем нет его сердца. Он идет в мечеть, в храм, в церковь, он вроде бы молится. Но он знает, что обманывает, он знает, что его в этом нет. И тем не менее, это наделяет его некой респектабельностью. Люди думают, что он религиозный человек. Это наделяет его неким кредитом доверия. Это формальный жест, он делает гладкой его социальную жизнь, он создает некую смазку — но не меняет его.

Поэтому всякий раз, когда появляется Мухаммед или Будда, в мир приходит реальное. Но реальное сводит вас с ума, реальное убивает вас. Только очень редкие люди, храбрые люди могут встретиться лицом к лицу с реальным.

А как же трусы? Им тоже хотелось бы наслаждаться... по крайней мере, идеей того, что они видели Бога, по крайней мере, идеей того, что они тоже пребывали в молитве, по крайней мере, идеей того, что они тоже религиозны. Как же на счет этих трусов? Ведь они очень многочисленны, большая часть человечества состоит из трусов. Эти трусы рано или поздно создают фальшивую религию. Христос — реальная религия, христианство — фальшивая религия. Мухаммед — реален, мусульманство фальшиво. Когда этой фальшивой, организованной религии становится слишком много, снова и снова появляются люди — храбрые люди — которые отстаивают свою правоту, которые говорят, что все это неправильно. Поэтому такие люди выглядят как бунтари. В действительности, они отстаивают сам дух. Мансур отстаивал дух Мухаммеда, Омар Хайям отстаивал дух Мухаммеда, тысяча и один суфийский мистик снова и снова отстаивали дух Мухаммеда.

Но теперь вы видите, в чем заключается проблема. Каждый раз, когда кто-то отстаивает изначальный дух, он возрождает истинную религию — и ему приходится идти против организации, против фальшивой религии. Но фальшивая религия обладает большей властью — ведь за ней стоит массовое помешательство. Ее поддерживает массовый невроз. Она может убить, она может уничтожить. Она не может создавать, но может уничтожить Иисуса, Сократа, Мансура. Это для нее очень легко.

Эти люди — как цветы: очень хрупкие, а массовый невроз — как камень. Если бросить камень в цветок, то с камнем ничего не случится, но цветок будет уничтожен. Более высокое всегда уничтожается всякий раз при столкновении с более низким, запомните это. Если столкнутся поэзия и проза, поэзия будет уничтожена, не проза. Если столкнутся Бог и мир, Бог исчезнет, не мир. Если столкнутся похоть и любовь, любовь будет отравлена, не похоть.

Когда появляется неизвестное, когда высшее приходит в этот мир, оно приходит как цветок.

Да, в этом много бунтарства. Много бунтарства потому, что это — самая суть. Суть всегда бунтует. Мухаммед был бунтарем — всю жизнь его преследовали враги. Много раз его пытались убить. Всю свою жизнь ему приходилось бороться — мистик был вынужден стать воином, мистику пришлось растрачивать свою жизнь на то, чтобы быть воином. Ему приходилось носить с собой меч. И вот противоречие, парадокс — на своем мече он написал слова: мир, любовь. Из-за безумных людей любовь была вынуждена носить меч. Из-за невроза мир был вынужден ходить с мечом.

Мухаммеду приходилось вести непрерывную войну, он боролся и боролся. Вся его жизнь была растрачена в борьбе. Он мог принести больше цветов из неизвестного, он мог принести в этот мир больше божественного, но у него не было такой возможности.

И однажды Мухаммеда превратили в организацию — рано или поздно враг одерживает победу... тот враг, который боролся против Мухаммеда, становится священником. Подумайте об этом! Священники боролись против Мухаммеда — священники старой организации. Мухаммед возвращает назад суть религии, вечное. Тогда священник, который принадлежал к старой организации, воюет с ним. Если Мухаммед побеждает, то священник тут же переходит на другую сторону. Священник всегда находится на стороне победителя, трус всегда на стороне победителя. Священник переходит на другую сторону. Он говорит: «Ты обратил меня к себе». Он переходит в лагерь Мухаммеда.

Но у него те же старые уловки, тот же старый ум. Он начинает играть в ту же игру. Может быть, пока Мухаммед жив, ему не удастся этого сделать, но как только Мухаммеда не станет, ему будет очень легко воссоздать свою старую организацию под новым именем Мухаммеда. Потом снова, когда другой суфийский мистик возвратит Бога, он станет другом Мухаммеда и врагом мусульман. Этот парадокс вечен.

Это и то, и другое, религия — всегда и то, и другое. Посмотрите на меня. Все, что я говорю, — есть суть религии. Это религия Будды, Христа, Моисея, Мухаммеда, но при этом все священники настроены против меня — все священники. Они могут не соглашаться в чем-то другом, но они соглашаются в одном — все они солидарны в своей враждебности по отношению ко мне. Мусульманский священник соглашается с индуистским. Они больше ни в чем друг с другом не согласятся, но с тем, что я не прав, соглашаются оба. Христианин соглашается с джайном. У них нет ничего общего, их вероучения ни капли не похожи, но в одном они солидарны: если им нужно будет осуждать меня, они все будут заодно.

7
Перейти на страницу:
Мир литературы