Ущелье алмасов (Худ. М. Рудаков) - Розенфельд Михаил Константинович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая

С полного хода автомобиль остановился у ворот аэродрома.

— Помните! — повторил человек у руля.

А Ли Чан и Ван Дзе-лян приставили к бокам Крюгера дула револьверов.

В темноте подошел часовой.

— Это я, пилот Крюгер, — сказал немец и назвал пароль.

Ворота раскрылись. Автомобиль помчался в конец аэродрома.

— Где ваш самолет?

— К полету все готово?

— Да, — прохрипел Крюгер, — все готово. Нет бортмеханика.

— Справимся.

И человек, управлявший автомобилем, выскочил из машины.

В темноте чернел самолет.

Под двумя револьверами Крюгер занял свое место в пилотской кабине. Ли Чан передал Гране револьвер, и она села на место бортмеханика. Неизвестный завел пропеллер. В грохоте мотора Граня услышала:

— Да здравствует Москва!

Самолет понесся по полю. Автомобиль выехал за ворота и скрылся в облаках пыли.

Всходило солнце, когда Крюгер под угрозой трех револьверов поднялся за облака.

— Уберите, — попросил он Граню. — Пусть они уберут оружие. Если захотят, они меня будет убить — Спросите, куда лететь.

— В пустыню, к Алмасским горам, — приказал Ли Чан.

— Помните, — прокричала воодушевившаяся Граня, — помните, что вам сказали. Если вы предадите нас — мы погибнем; но прежде вы будете убиты. Вперед!

— Алмасские горы, я понималь, — закивал Крюгер. — Я дорожу своя жизнь.

В лучах солнца нового дня самолет летел над пустыней. К удивлению Грани, Крюгер стал совершенно спокоен. «Уж не задумал ли он предательство?» — подумала она. Но Крюгер летел к Алмасским горам. Иная причина давала ему возможность быть спокойным за свою судьбу.

Итак, самолет — над пустыней, а в другом конце, посреди песчаных барханов, двигался автомобиль с тремя советскими путешественниками.

Пустыня. Тишина. Нежная рябь на песчаных холмах и сияющее до боли в глазах яркое синее небо. Медленно двигался автомобиль, словно не решаясь расставаться с горами, и путники, скованные щемящим я томительным чувством, хранили молчание.

Тяжело вздыхая, ученый наконец перестал смотреть на скалы и обратился к геологу:

— Наступило время, друг мой, раскрыть вам тайну алмасов, поведать о том, что я видел в Долине Смерти и в Пещере Снов. Но прежде я приведу небольшую историческую справку. В одном из маньчжурских городов… Но вы не слушаете меня?..

— Остановитесь! — встревоженно приказал Висковский. — Мне кажется… летят самолеты!..

И действительно, три самолета, по виду бомбардировщики, появились с востока и через несколько минут закружили над автомобилем.

— Несомненно, за нами, — убежденно сказал В сковский. — Едем обратно! Посмотрим.

С самолетов заметили маневр «доджа», и тотчас все три бомбардировщика тоже повернули к горам.

— Ясно… Все понятно, — решил Висковский. — Продолжайте ехать. Старайтесь как можно дальше отъехать от гор. Я остаюсь.

— Один? Я не позволю, — запротестовал профессор, — покинуть одного! Никогда…

— Нет времени для споров, — повелительно прервал его геолог, — гоните сейчас, же изо всех сил. Я должен остаться!

Джамбон, как огорченный ребенок, обиженно моргая глазами, по-детски раскрыл рот и уже не мог говорить. Он лишь умоляюще протягивал руки, надеясь задержать геолога.

— Бесценный, друг, — бормотал он дрожащими губами, — сделайте милость, объясните, что вы задумали? Вы погубите себя!

— Я остаюсь, — легко отстраняя руки ученого, категорически повторил Висковский. — Успокойтесь и поезжайте, иначе вы погубите всех нас… Так нужно.

— Я догадываюсь, — вмешался в разговор нахмурившийся Телятников. — Если необходимо, оставайтесь. — Кинооператор вынул револьвер и добавил: — Будьте спокойны, в случае чего я от вашего имени…

— Спрячьтесь, немедленно спрячьтесь в машину! Постарайтесь лишь оттянуть время часа на два-три, больше ничего от вас не требуется. Никакой стрельбы.

— Но если «геноссен»…

— Тем более… Ни в коем случае. Пусть делают с вами что хотят. Главное — оттяните время.

— Есть! Заговорим! Можете не сомневаться — вы же знаете мой замкнутый характер.

И автомобиль с недоумевающим, растерянным Джамбоном помчался вперед. Самолеты бреющим полетом понеслись вслед за «доджем». Висковский лег на горячий песок и лежал недвижимо до тех пор, пока окончательно не затих рев моторов. Внимательно прислушавшись, не возвращаются ли самолеты, Висковский убедился, что пилоты его не заметили, и только тогда он побежал к горам. Не более чем через час он был у пропасти.

Изнывая от усталости и жажды, геолог опустился на землю.

— Лю Ин-син! — сложив рупором ладони, закричал он, свесившись над пропастью. — Лю Ин-син! — Крик прозвучал слабо в пустынном пространстве, и Висковский потерял надежду, что его услышат.

Дым, еще недавно тянувшийся из ущелий, исчез. Геолог понял: партизаны заметили аэропланы и погасили огни. Тогда он принялся бросать в пропасть камни. Тяжелые камни, падая, точно таяли в воздухе, беззвучно пропадая в бездне.

«Очутившись в одиночестве, — рассказывает Висковский, вспоминая настоящий эпизод, — и не слыша ответа на свои крики, я чуть было не раскаялся в том, что покинул автомобиль. Один в песках! Один в таинственных, безлюдных песках пустыни, за пределами Монголии, в краю, который никому не принадлежит! Я был песчинкой на колоссальном географическом „белом пятне“. „Что, если, — подумал я, — никто не откликнется? Сумею ли я добраться до нашей машины и спастись?“ И я безостановочно бросал камни в пропасть…»

Рука наткнулась на теплые упругие мешки. Вскочив на ноги, Висковский сосредоточенно, уставился на запакованные парашюты, и, не зная еще, что предпринять, обдумывая возникшую мысль, он почти бессознательно поднял второй мешок и отстегнул пряжки — на песок выпал спутанный ремнями твердый зеленый брезентовый ранец. Держа в руках предмет, похожий на автомобильную подушку, Висковский напряженно вспоминал. Он никогда не прыгал с парашютом. Он не успел. В прошлом году весной он посетил только один раз аэроклуб. В Ленинград приехал работавший два года на Колыме товарищ; три дня веселился с ним Висковский, разъезжая по дачам знакомых, пропустил два урока, и его перевели во вторую очередь. Затем экстренная экспедиция в Казахстан. С какой ненавистью сейчас он вспоминал граммофон в лесу, где они, хохоча, танцевали, спотыкаясь о пни!

Что же объяснял инструктор? К чему этот ранец и пряжки? Закрыв глаза, Висковский представил лужайку, на которой собрались будущие парашютисты, и даже вспомнил лицо инструктора. Застыв в напряжении, боясь шелохнуться, геолог механически вскинул ранец за спину и щелкнул карабинами, которые туго вошли в алюминиевые пряжки. Опоясанный диковинной упряжью Висковский шагнул к обрыву. Он нерешительно посмотрел на большую квадратную рукоятку. Вытяжное кольцо? На секунду ему показалось невероятным, почему этот квадрат называют «кольцом». Но это несомненно вытяжное кольцо. Отойдя назад, Висковский, вцепившись в рукоятку, разбежался и прыгнул в пропасть.

«Я думал, — рассказывал нам геолог, — что разорвется сердце, так вдруг стеснило грудь; я задохнулся, в глазах перевернулись небо и скалы. Я падал, как подстреленная птица, и, сильно дернув рукоятку, не верил, что парашют раскроется. Может показаться бессмысленным, но в ушах у меня ясно прошипел граммофон, тот граммофон, что играл в лесу… Длинное полотнище выскользнуло из-за спины, и над головой распахнулся огромный купол. Рывок меня отбрасывает в сторону. Никогда в жизни я так не торжествовал, как в ту секунду. Когда натянулись стропы, мне показалось, что по ним в руки мои переливается необычайная, могучая сила…»

Плавно раскачивались черные скалы. Висковский быстро опустился в мрачную теснину. Отстегнув парашют, геолог оглянулся по сторонам. Под отвесной скалой, в диком, первобытном мире, закрывая небо, в темноте сбились острые валуны высотой в три человеческих роста.

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая