Зеленая миля - Кинг Стивен - Страница 81

• Предыдущая
• 81/83
• Следующая

— И отправишься в кандалах в Южную Каролину, — прошептал я так тихо, что ни Элейн, ни Доулен меня не услышали. Взгляд мой не отрывался от Мистера Джинглеса, лежащего на ладошке Элейн.

Брэд собрался уже осадить ее, вновь заявить, что здесь она не вправе орать на него (в принципе сарай находился вне территории, на которой полагалось гулять проживающим в доме престарелых, я об этом знал), но не решился. Потому что, как и Перси, в душе он был трусом. Скорее всего он проверил, действительно ли ее внук — большая шишка, и убедился, что Элейн не погрешила против истины. Опять же любопытство свое он удовлетворил, вызнал стариковский секрет: в сарае жила ручная мышь. А теперь она сдохла, не выдержало сердце или что-то еще, когда она катила катушку.

— Не понимаю, чего вы так раскипятились. — Он пожал плечами. — Если бы речь шла о собаке…

— Убирайся, — рявкнула Элейн. — Убирайся отсюда, невежа. Вместе со своими жалкими мыслишками.

Доулен побагровел.

— Я уйду, но… если ты придешь сюда завтра, Поли… то найдешь на двери новый замок. Вашему брату появляться здесь не положено, что бы ни говорила эта грозная дама. Посмотрите на пол! Доски-то прогнили! Если кто-то из вас провалится, без перелома ноги не обойтись. Косточки-то у вас хрупкие. Так что забирайте мертвую мышь, если хотите, и уходите. Любовное гнездышко закрывается.

Он повернулся и зашагал прочь, в полной уверенности, что свел поединок вничью. Я подождал, пока его шаги стихнут, потом осторожно взял у Элейн трупик Мистера Джинглеса. Взгляд мой упал на бумажный пакет с мятными леденцами… и из моих глаз потекли слезы.

— Ты поможешь мне похоронить давнего друга? — спросил я Элейн.

— Да, Пол. — Она обняла меня за талию, положила головку мне на плечо. Одним старым, узловатым пальцем погладила неподвижный бок Мистера Джинглеса. — Я с радостью помогу тебе.

Мы позаимствовали лопату в пристройке, где хранился садовый инвентарь, похоронили Мистера Джинглеса у высокого дерева и не спеша пошли навстречу нашему ужину и остатку жизни. Думал я о Деле. О Деле, стоящем на коленях на зеленом ковре моего кабинета со сложенными перед грудью руками и блестящей под лампой лысиной. Деле, который просил нас позаботиться о Мистере Джинглесе, чтобы с ним не случилось ничего плохого. Только в конце концов плохое случается с каждым из нас, не так ли?

— Пол? — нарушила затянувшееся молчание Элейн. В голосе ее слышались нежность и усталость. Похороны Мистера Джинглеса отняли у нас немало сил. Мы же глубокие старики. — С тобой все в порядке?

Моя рука обнимала Элейн за талию. Я притянул ее к себе.

— Несомненно.

— Послушай, сегодня, похоже, будет чудесный закат. Давай останемся на улице и полюбуемся им?

— С удовольствием. — И мы остались на лужайке, обнимая друг друга за талию, наблюдая, как яркие краски заката постепенно сменяются серыми сумерками.

Sainte Marie, Mere de Dieu, priez pour nous, pauvres pecheurs, maintenant et a l’heure de notre mort.[47]

Амен.

1956 год.

Алабаму поливал дождь.

Наша третья внучка, очаровательная Тесса, заканчивала университет Флориды. Мы поехали на выпускной вечер на «грейхаунде».[48] Мне было шестьдесят четыре, совсем юноша, Джейнис — пятьдесят девять, в моих глазах она оставалась такой же красавицей, как и в день нашего знакомства. Мы сидели в самом конце салона, и она пилила меня за то, что я не купил ей новую фотокамеру, чтобы заснять на пленку грядущее незабываемое событие. Я уже открыл рот, чтобы ответить, что до выпускного вечера у нас будет целый день, поэтому мы сможем купить новую камеру, если Джейнис того хочет, наши финансы это позволяют, но потом подумал, что пилит она меня исключительно от скуки: ей не нравилась книга, которую она взяла в дорогу. Помнится, очередной роман про Перри Мейсона. А потом наступил провал в памяти, словно пленку, на которой фиксируется происходящее, засветили, выставив на солнце.

Вы помните этот инцидент. Полагаю, те, кто читал о нем, помнят, большинство же — нет. Однако эта катастрофа попала на первые полосы газет всей страны, от Западного до Восточного побережья. Мы миновали Бирмингем, дождь лил как из ведра, Джейнис жаловалась, что ее старая фотокамера барахлит, и тут взорвалось переднее колесо. Автобус развернуло на мокром асфальте, и ему в бок врезался грузовик, перевозивший удобрения. Мчащийся со скоростью шестьдесят миль в час грузовик впечатал автобус в бетонное ограждение моста. Страшный удар буквально разорвал автобус пополам. Половинки разнесло в разные стороны, та, в которой находился бак с дизельным топливом, взорвалась, превратившись в огненный шар. Только что Джейнис жаловалась на свой старый «кодак», а в следующую секунду я понял, что лежу под дождем на откосе, уставившись на синие нейлоновые трусики, вывалившиеся из чьего-то раскрывшегося чемодана. Трусики с вышитой черным надписью «СРЕДА». Вокруг валялись другие чемоданы. И тела. И части тел. В автобусе находились семьдесят три человека, уцелели только четверо. Среди них и я, причем единственный, кто отделался несколькими ушибами и царапинами.

Я поднялся и потащился среди тел и чемоданов, выкрикивая имя жены. Я отбросил в сторону будильник, я это помню, прошел мимо мальчика лет тринадцати с размозженной головой. Я чувствовал, как струи дождя бьют меня по лицу, потом я оказался под мостом, и дождь прекратился. Когда я вышел с другой стороны автострады, он вновь забарабанил по моему лбу и щекам. Джейнис лежала рядом с исковерканной кабиной перевернувшегося грузовика. Я узнал ее по красному платью, одному из ее лучших. Самое лучшее она, разумеется, приберегала для выпускного вечера.

Джейнис еще не умерла. Потом я часто думал, что было бы лучше, не для нее — для меня, если б она погибла мгновенно. Тогда я смог бы быстрее отпустить ее и она бы умерла более естественной смертью. Только все это, наверное, мои выдумки. Потому что, будь моя воля, я бы ее никогда не отпустил.

Она вся дрожала. Одна из туфелек свалилась с ее ноги, и я видел, как вибрирует ступня. Лежала она с открытыми глазами, один заливала кровь. Я упал на колени под пропахшим дымом дождем, думая о том, что дрожь — результат воздействия электрического тока, который пропускают через ее тело. Через нее пропускают электроток, и моя задача — не допустить разрыва цепи, иначе все будет кончено.

— Помогите мне! — закричал я. — Помогите! Помогите мне кто может!

Никто не помог, никто не пришел. Дождь лил и лил, сильный, нескончаемый дождь, прибивший мои еще черные волосы к черепу. Я держал Джейнис на руках, и никто не приходил. Ее пустые глаза смотрели на меня, из разбитой головы лилась кровь. Рядом с ее дрожащей, со спазматически сжимающимися пальцами рукой лежал кусок хромированного металла с надписью «ГРЕЙ». Чуть дальше — примерно четверть некоего бизнесмена в коричневом костюме.

— Помогите мне! — вновь крикнул я и повернулся к мосту, под которым в тени увидел призрак Джона Коффи, гиганта с длинными, висящими как плети руками и лысой головой. — Джон! — заорал я во весь голос. — Джон, пожалуйста, помоги мне! Пожалуйста, помоги Джейнис!

Дождь залил мне глаза. Я стряхнул воду, но Джон пропал. Я видел тени, которые я принял за Джона… но не только тени. Он там был. Может, только призрак, но был. И дождь на его лице смешивался с вечно струящимися из глаз слезами.

Она умерла у меня на руках, под дождем, рядом с грузовиком, перевозящим удобрения, в воздухе, пропитанном запахом горящего дизельного топлива. Момента просветления не было, ее глаза не очистились, перед смертью Джейнис не признала меня, губы ее не прошептали последнее «люблю». Последний раз дрожь пробежала по ее телу, и она ушла. Я подумал о Мелинде Мурс. Первый раз за много лет. О Мелинде, сидящей на кровати, в которой она, по прогнозу врачей из больницы Индианолы, и должна была умереть. О Мелинде, посвежевшей, помолодевшей, не отрывающей восхищенных глаз от Джона Коффи. О Мелинде, говорящей: «Я видела тебя во сне. Я видела, ты блуждал во тьме, как и я. Мы нашли друг друга».

• Предыдущая
• 81/83
• Следующая