Зеленая миля - Кинг Стивен - Страница 79

• Предыдущая
• 79/83
• Следующая

И электрический стул, естественно, тоже.

Примерно в четверть третьего моя закадычная подруга Элейн Коннолли вошла на веранду-солярий, где я сидел за столом, аккуратно сложив перед собой последние листы. Лицо ее побледнело, а глаза подозрительно блестели. Я подумал, что она скорее всего плакала.

Я же смотрел в окно. Просто смотрел. На холмы на востоке. Правая рука чуть дрожала, но приятной дрожью умиротворения. Я исписался, вытащил из памяти все, что мог. И меня это радовало.

С трудом я заставил себя встретиться взглядом с Элейн: опасался, что увижу в ее глазах ненависть и презрение, но увидел то, что и хотел, — грусть и изумление. Ни ненависти, ни презрения, ни недоверия.

— Хочешь прочитать конец? — спросил я и похлопал по тоненькой стопке. — Я все написал, но я тебя пойму, если ты…

— Вопрос не в том, чего я хочу, а чего нет, — ответила она. — Я просто должна узнать, чем все закончилось, хотя я не сомневаюсь, что ты усадил его на электрический стул. Вмешательства Провидения, с заглавной буквы, пока еще не замечено, если речь идет о простых людях. Но прежде чем я возьму эти страницы… Пол…

Элейн замолчала, словно не знала, как продолжить. Я ждал. Иной раз помочь людям невозможно. Лучше и не стараться.

— Пол, ты здесь пишешь, что в 1932 году у тебя было двое взрослых детей, не один — двое. Если вы с Джейнис не поженились в двенадцать или тринадцать лет, получается…

Я улыбнулся.

— Мы поженились рано, в наших местах это обычное дело, но не такими молодыми.

— Тогда сколько же тебе лет? Я всегда полагала, что тебе чуть больше восьмидесяти, то есть ты моего возраста, может, даже моложе, но если исходить…

— Мне было сорок, когда Джон Коффи прошел Зеленую милю, — ответил я. — Я родился в тысяча восемьсот девяносто втором. То есть сейчас мне сто четыре года, если я не разучился считать.

Она лишь смотрела на меня, не в силах произнести ни слова.

Я протянул ей последние страницы, вспоминая вновь, как Джон прикасался ко мне в своей камере. «Вы не взорветесь», — сказал он тогда, улыбаясь при этой мысли, и я не взорвался… но все равно что-то случилось со мной. Не просто случилось, но и наложило отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь.

— Прочти остальное, — добавил я. — Там все ответы, которые я мог дать.

— Хорошо, — прошептала Элейн. — Я немного побаиваюсь, не буду лгать, но… хорошо. Где я тебя найду?

Я встал, потянулся, прислушался к скрипу своего позвоночника. Одно я знал наверняка — от веранды-солярия меня уже тошнит.

— На крикетной площадке. Я хочу тебе кое-что показать, а идти нам как раз в том направлении.

— Что-то… страшное?

В ее испуганном взгляде я увидел маленькую девочку, какой она была, когда мужчины носили летом соломенные шляпы, а зимой — пальто с енотовыми воротниками.

— Нет. — Я улыбнулся. — Не страшное.

— Хорошо. — Она взяла листы. — Я прочитаю их в своей комнате. Встретимся на крикетной площадке… — Она оценивающе взглянула на стопку. — В четыре? Подойдет?

— Абсолютно. — Я подумал о Брэде Доулене. К тому времени он уже уедет.

Элейн взяла мою руку, нежно пожала и ушла. Я постоял, глядя на стол, на котором остался лишь принесенный ею утром поднос. И ни одного листа. Я еще не мог поверить, что справился с этим титаническим трудом… и, как вы увидите сами, все-таки не справился, ибо все, что вы прочтете ниже, написано после того, как я отдал последние страницы Элейн Коннолли. Даже тогда я знал, в чем причина.

Алабама.

Я взял с подноса оставшийся кусок гренка и спустился на крикетную площадку. Сел на солнышке, наблюдая за дюжиной пар, размахивающих деревянными молотками на длинной ручке, поглощенный своими стариковскими мыслями, наслаждаясь теплом, согревающим мои косточки.

Примерно в два сорок пять на стоянку начали подъезжать автомобили тех, кто работал с трех до одиннадцати, а в три на стоянку потянулись сотрудники, смена которых закончилась. Многие уезжали компанией, но Доулен, я заметил, появился на стоянке в гордом одиночестве. Меня это только порадовало: может, мир еще не превратился в ад, раз такие, как Доулен, не могут найти себе друзей. Из заднего кармана торчала книжечка анекдотов. Дорожка к автостоянке проходила мимо крикетной площадки, так что он меня увидел, но не помахал рукой и даже не бросил на меня сердитого взгляда. Я не возражал. Доулен сел в свой старенький «шевроле» с наклейкой «Я ВИДЕЛ БОГА» и уехал, оставив за собой слабый запах машинного масла.

Около четырех Элейн, как и обещала, присоединилась ко мне. Взглянув на ее лицо, я понял, что она снова плакала. Элейн обняла меня, крепко прижав к себе.

— Бедный Джон Коффи. И бедный Пол Эджкомб.

«Бедняжка Пол», — услышал я голос Джейнис.

Элейн вновь заплакала. Теперь уже я обнял ее, прямо на крикетной площадке, под начавшим свой путь к горизонту солнцем. Наши тени словно танцевали. Возможно, в «Сказочном бальном зале», передаче, которую мы слушали по радио в тридцатые годы.

Наконец Элейн совладала с нервами и оторвалась от меня. Нашла бумажную салфетку в кармане блузы, вытерла мокрые от слез глаза и щеки.

— А что сталось с женой начальника тюрьмы, Пол? Что сталось с Мелли?

— Ее выздоровление врачи больницы в Индианоле расценили как чудо. — Я взял Элейн под руку, и мы зашагали к тропе, что уходила в лес от автостоянки нашего богоугодного заведения. И вела к сараю, который стоял у стены, разделяющей Джорджия Пайне и мир более молодых людей. — Умерла она от сердечного приступа, а не от опухоли мозга, десять или одиннадцать лет спустя. Кажется, в сорок третьем году. Хол же умер от инсульта сразу после нападения японцев на Перл-Харбор, может, даже в тот самый день. Так что Мелли пережила мужа на два года. Ирония судьбы.

— А Джейнис?

— Я не готов ответить на этот вопрос сегодня. Скажу в другое время.

— Обещаешь?

— Обещаю. — Но это обещание я так и не сдержал. Через три месяца после этой нашей прогулки по лесу, когда я галантно поддерживал ее под руку, Элейн Коннолли мирно умерла в собственной постели. Как и в случае с Мелиндой Мурс, смерть наступила от сердечного приступа. Горничная, которая нашла ее, сказала, что лицо у Элейн было умиротворенное, то есть смерть пришла внезапно и не вызвала боли. Надеюсь, в этом она не ошиблась. Я любил Элейн. И мне ее недостает. Ее, Джейнис, Зверюги, их всех.

Не торопясь мы добрались до второго сарая, у самой стены. Он стоял в поросли молодых сосен, с продавленной крышей, покосившимися ставнями. Я направился к двери, но Элейн замешкалась.

— Не бойся, — успокоил я ее. — Заходи.

Задвижка на двери отсутствовала. То есть когда-то она была, но ее давно сорвали. Поэтому, чтобы дверь не открывалась, я засовывал сложенный вдвое кусок картона между ней и косяком. Теперь же я распахнул дверь и вошел в сарай. Дверь я оставил широко раскрытой, потому что в сарае царила темнота.

— Пол, что там… О… О!

Второе «о» больше походило на крик.

Стол я сдвинул к стене. На нем лежали фонарик и пакет из плотной коричневой бумаги. На грязном полу стояла коробка из-под сигар «Hav-A-Tampa», которую мне принес парень, обслуживающий автоматы с прохладительными напитками и сладостями, что стоят в Джорджия Пайне. Я просил что-то особенное, и он без труда смог мне помочь, так как его компания торговала и табачными изделиями. Я предложил заплатить за коробку (в те времена, когда я работал в «Холодной горе», они стоили немало, я уже упоминал об этом), но парень лишь рассмеялся.

Из коробки выглядывала пара ярких глаз-бусинок.

— Мистер Джинглес, — позвал я тихим голосом. — Подойди сюда. Подойди сюда и познакомься с дамой.

Я присел на корточки (суставы болели, но я даже не поморщился) и протянул руку. Поначалу я подумал, что на этот раз он не сможет перевалиться через край. Но он смог, из последних сил. Приземлился на бок, встал на лапки и поспешил ко мне. Бежал, хромая на одну из задних лапок: в старости дала о себе знать травма, нанесенная Перси. Мистер Джинглес давно уже перекочевал в разряд старичков. Шерстка у него совсем поседела, за исключением головки и кончика хвоста.

• Предыдущая
• 79/83
• Следующая