Кладбище домашних животных (другой перевод) - Кинг Стивен - Страница 56
- Предыдущая
- 56/77
- Следующая
— Он выглядит вполне нормально, — сказала она.
Луис кивнул.
— Да, конечно. Но я не могу игнорировать это, милая.
— Нет, ты не должен, — сказала она. — Мы не должны.
Тардифф измерил череп Гэджа и нахмурился. Он показал Гэджу «козу». Гэдж отдернулся. Тардифф улыбнулся. От сердца у Луиса немного отлегло. Тардифф дал Гэджу подержать мячик. Гэдж подержал его и уронил. Тардифф поднял мяч и подбросил его, глядя на Гэджа. Тот следил за мячом глазами.
— Пятьдесят на пятьдесят, что он гидроцефал, — сказал после Тардифф Луису в своем офисе. — Он кажется очень беспокойным. Я мог бы порекомендовать новую операцию.
— Но это же хирургия мозга, — сказал Луис.
— Ну, совсем небольшая.
Луис изучал эту тему после того, как забеспокоился размером черепа Гэджа, и такая операция вовсе не казалась ему небольшой. Но он помалкивал, говоря себе, что надо радоваться, что дело вообще можно поправить.
— Конечно, — продолжал Тардифф, — вполне возможно, что у вашего ребенка просто слишком большая голова. Я думаю, надо его исследовать. Вы согласны?
Луис согласился.
Гэдж провел ночь в госпитале Сестер милосердия и подвергся общей анестезии. Когда он спал, его голову поместили в сверхновый прибор, напоминающий громадную сушилку. Рэчел и Луис ждали внизу, а Элли провела день у деда с бабкой, смотря «Улицу Сезам» по новому видео Ирвина Голдмэна. Луис же долгие унылые часы перебирая в уме варианты возможных уродств и увечий. Смерть из-за общей анестезии, смерть во время операции, задержки в развитии из-за гидроцефалии, эпилепсия, слепота... возможностей было чрезвычайно много. «Полная карга болезней, — подумал Луис, — как в медицинском справочнике».
Тардифф вошел в комнату около пяти. Он нес три сигареты. Одну он сунул в рот Луису, другую Рэчел (она была слишком измучена, чтобы протестовать), а третью закурил сам.
— Все в порядке. Никакой гидроцефалии.
— Уберите эту штуку, — сказала Рэчел, плача и смеясь одновременно. — Меня сейчас стошнит.
Ухмыляясь, Тардифф потушил ее сигарету.
«Бог сберег его для дороги номер 15, доктор Тардифф», — подумал теперь Луис.
— Рэчел, если бы он был гидроцефалом, если бы операция не удалась... ты все равно любила бы его?
— Что за странный вопрос, Луис!
— Можешь ответить?
— Да, конечно. Я любила бы Гэджа каким угодно.
— Даже, если бы он был дебилом?
— Да.
— А ты хотела, чтобы он поступил в институт?
— Да нет, не думаю, — сказала она медленно. — Хоти с теми деньгами, что ты сейчас получаешь, мы, может, и могли бы себе это позволить... но я не думаю, что так уж хотела бы... А почему ты спрашиваешь?
— Я все еще думаю про твою сестру Зельду, — Луиса удивила ее странная разговорчивость. — Интересно, смогла бы ты еще раз пройти через такое.
— Это не то же самое, — сказала она. — Гэдж был... ну, Гэдж был Гэдж. Это был наш сын. Вот и вся разница. Я думаю... а ты хотел бы, чтобы он поступил в институт? Вроде Пайнлэнда?
— Нет.
— Давай спать.
— Да, пора.
— Я чувствую, что смогу уснуть, — сказала она. — Так хочется, чтобы этот день кончился.
— Дай Боже, — сказал Луис.
Чуть позже она сонно сказала:
— Ты прав... только сны и фантазии...
— Да, конечно, — сказал он, целуя ее в лоб. — Спи.
«Это было похоже на пророчество».
Он не спал еще долго, и, пока он думал, в окно на него смотрел мерцающий серп луны.
43
Следующий день был облачным, но очень теплым, и Луис вспотел, пека перетаскивал багаж Рэчел и Элли и закладывал их билеты в компьютер. Он старался скрыть за озабоченностью боль и чувство вины, и лишь иногда сравнивал нынешнюю ситуацию с той, когда он в последний раз провожал семью в Чикаго накануне Дня благодарения.
Элли казалась задумчивой и странной. Несколько раз за это утро Луис замечал у нее на лице выражение крайней сосредоточенности.
«Ты перестарался со своей конспирацией, парень» — сказал он себе.
Она ничего не сказала, когда ей сообщили, что они едут в Чикаго, сначала они с мамой, потом и папа, быть может, на целое лето, сразу же после завтрака (какао). Закончив завтракать, она так же молча поднялась наверх и надела платье и туфельки, которые Рэчел ей приготовила. Она взяла с собой фото Гэджа в аэропорт, и тихо сидела там в пластмассовом кресле, пока Луис бегал оформлять билеты, а громкоговоритель объявлял вылет и прибытие.
Мистер и миссис Голдмэн появились за сорок минут до отлета. Ирвин Голдмэн был аккуратен (и, конечно, не вспотел) в своем кашемировом пальто, несмотря на довольно теплую погоду; он пошел к кассе «Ависа» сдать машину, пока Дори сидела с Рэчел и Элли.
Луис и Голдмэн присоединились к ним одновременно. Луиса несколько пугала возможность сцены «О сын мой!», но он ошибся. Голдмэн держался холодно-вежливо и всего навсего пробормотал приветствие. Быстрый, смущенный взгляд, которым он окинул зятя, подтвердил очевидное: вечером старик был пьян.
Они поднялись по эскалатору и сели в кресла, не разговаривая. Дори нервно вертела роман Эрики Йонг, но так и не открыла его. Она с интересом смотрела на фото, которое держала Элли.
Луис предложил дочери сходить с ним в книжный киоск и выбрать что-нибудь почитать на дорогу.
Элли смотрела на него все с тем же задумчивым видом. Луису это не нравилось. Он нервничал.
— Будешь слушаться дедушку с бабушкой? — спросил се Луис.
— Да, — ответила она. — Папа, а меня возьмут в школу?
— Не беспокойся, — сказал Луис. — Я позабочусь об этом.
— Я ведь никогда еще не была в школе. Только в садике. Даже не знаю, что дети там делают. Пишут диктанты?
— Все будет хорошо.
— Папа, ты все еще писаешь на дедушку?
Он уставился на нее.
— Почему это ты решила, что я... что я не люблю твоего дедушку, Элли?
Она пожала плечами, словно эта тема не вызывала у нее особого интереса.
— Когда ты говоришь о нем, у тебя всегда такой вид, будто ты описался.
— Элли, нехорошо так говорить.
— Извини.
Она посмотрела на него странным, обреченным взглядом и повернулась к полкам с книгами — Мерсер Мейер, и Морис Сендак, и Ричард Скэрри, и Беатрис Поттер, и старый знакомый доктор Зейс. «Откуда они узнают про все? Или они просто знают? Что еще известно Элли? И как это влияет на нее? Что за твоим бледным, маленьким личиком, Элли? Будто описался — о Господи!»
— Можно мне взять эти, папа? — она держала доктора Зейса и книгу, которую Луис не помнил из своего детства — историю про маленького Самбо и про то, как тигры однажды получили свою шкуру.
— Да, — сказал он, и они встали в короткую очередь у кассы. — Мы с твоим дедушкой очень любим друг друга.
Он снова подумал об истории его матери про то, как женщина, которая хотела ребенка, «нашла» его. И вспомнил свое дурацкое обещание никогда не лгать свои детям. За последние несколько дней он лгал больше, чем за несколько лет, но старался не думать об этом.
— Да? — и она опять замолчала.
Это молчание тяготило его. Чтобы его нарушить, он спросил:
— Как ты думаешь, тебе в Чикаго будет хорошо?
— Нет.
— Почему нет?
Она посмотрела на него с той же обреченностью.
— Я боюсь.
Он погладил ее по голове.
— Боишься? Дорогая моя, но чего? Ты же не боишься летать в самолете?
— Нет, — сказала она. — Я не знаю, чего, но я боюсь. Папа, мне снилось, что мы пришли на похороны Гэджа, и тот человек открыл гроб — а он пустой. Потом мне снилось, что я дома и гляжу на кроватку Гэджа, а она тоже пустая. Но там была грязь.
«Лазарь, иди вон».
В первый раз за многие месяцы ему вспомнился сон, который он видел после смерти Паскоу — сон, и потом пробуждение на грязной постели, усыпанной хвоей.
Волосы у него на затылке зашевелились.
— Это только сон, — сказал он Элли, и голос его, против ожидания, звучал нормально. — Это пройдет.
— Приезжай к нам скорее, папа, — сказала она, — или давай мы останемся. Хочешь, чтоб мы остались? Я не хочу ехать к дедушке с бабушкой... Я хочу в школу.
- Предыдущая
- 56/77
- Следующая